Сон: krylov — LiveJournal

Снилось, будто я в Германии. Германия во сне была очень похожа на Подмосковье зимой - сумрачно, сугробы, и чёрные кривые заборы. Я иду по заснеженной улице ищу дом, в котором меня ждут Миша Вербицкий, Псой, и Эдик Сирота. Насколько я помню, Псой приехал в Германию концертировать, Миша - преподавать математику в каком-то инвалидном доме (почему-то в Германии математикой разрешено заниматься только инвалидам), ну а Эдик там просто живёт.
Наконец, дом находится. Калитку передо мной открывает безногий инвалид, сидящий на блестящем никелированном кресле, весь засыпанный снегом. Ему, впрочем, не холодно: вокруг валяются винные бутылки, и видно, что инвалид изрядно набрался.
Изнутри дом больше, чем снаружи. По комнате разбросаны шубы, полушубки, какие-то страшные рыжие зипуны (не знаю, что это такое, но во сне безошибочно идентифицировал их именно как зипуны), шарфы, варежки, и почему-то конькобежные ботинки. На куче зипунов сидит, скрестив ноги, Миша Вербицкий, и курит. Паша удобно устроился на своеобразном ложе из варежек, и они вместе с Эдиком тихо уговаривают бутылочку горячительного. Время от времени в комнату закатывают на колясках инвалиды в белых перчатках, подвозят креманки с маслинами и ежевикой (ежевику ест, кажется, Эдик). Я устраиваюсь между Мишей и Эдиком (кажется, на куче шарфов), и говорю, что тоже хочу вина. Миша достаёт свисток и свистит - как-то хитро, особой заливистой трелью. Тут же появляются инвалиды с вином и закусками. Вино несёт слепой во фраке, его ведёт за руку крошечный сморщенный карлик с огромной головой.
Тем временем Паша достаёт откуда-то маленькую, почти игрушечную гармошку, и начинает петь "Под небом голубым есть город золотой". Под гармошку это звучит очень смешно.
Я спрашиваю Мишу, откуда тут столько инвалидов. Миша толкает длинную речь о вырождении Европы, из которой следует, что на здоровых людей немцы вообще смотрят косо, потому что здоровый - почти наверняка турок или болгарин (коих тут очень много), к тому же инвалидность вообще вошла в моду как образ жизни. Ему самому прощают цветущий вид только потому, что он еврей, а залупаться на евреев немцам всё-таки пока ещё страшновато. Эдик это подтверждает, и рассказывает душераздирающую историю, как на него в каком-то переулке напали инвалиды и хотели избить, но он их отделал по первое число. С гордостью показывает ботинки с подковками на каблуках и металлическими носками. "С ними только так и надо" - решительно заключает он.
Замечаю, что рядом с Мишей устроилась Юля, одетая в горностаевую накидку - причём она удобро полулежит на куче таких же горностаевых накидок. В руке у неё бокал, который она задумчиво вертит между пальцев.
Паша осторожно замечает, что ничего не имеет против инвалидов, и что они, в сущности, нормальные люди, кроме гидроцефалов. Миша заводится и начинает спорить - причём всем понятно, что спор этот старый и безнадёжный. Юля лежит и ехидно улыбается, а Эдик тянется за бутылкой вина. Я лениво размышляю, стоит ли мне плеснуть и себе - однако, лень: мне удобно и комфортно.

Просыпаюсь, как всегда, от звонка.

С грустью понимаю, что сон совершенно не фрейдистский, безо всякой сложной символики: я попросту очень давно не видел вживе троих вышеупомянутых. Эдик в Германии, Паша где-то как-то, к Мише не дозвонишься. А ведь - - -

)(