Томсойеровское

Взять, например, русского крестьянина начала XX – века по работам Александра Васильевича Чаянова. Любопытно то, что русский крестьянин имел достаточно четко определенное нормативное потребление. И пытался достичь именно его, но не больше. Вот что бы было, не хуже, чем у всех, и хватит. Для того, что бы достичь этого уровня крестьянин был готов напрягаться, кровь из носу, но когда уровень достигнут, мало что могло заставить его напрягаться дальше. Зачем? Чаянов показывает, как крестьянин отказывается даже от очень высоких поденных платежей, получив «нормальный» доход. Ведь и потребление его стабильно. Там же у Чаянова есть о богатых многолошадных крестьянах, которые все равно продолжают есть плохой, смешанный с чем-то хлеб, который едят и в беднейших избах, говоря что «чай не баре, все едят, и нам не стыдно». Как следствие власти интенсифицировали труд крестьян чисто фискальными мерами (теми же выкупными платежами), удерживая их на грани нищеты.
Я сейчас не восхваляю подобный подход, я вообще ничего не восхваляю, а всего лишь демонстрирую контраст с обществом, в котором мы живем, с обществом потребления.

С нами ничего страшного не произойдёт, даже если мы будем жить весьма скромно. Давайте посмотрим на те последние анклавы жизнерадостной гармонии современной Европы, которые встречаются, например, в странах Адриатики. Дельты тамошних рек, которые немецкие или финские инженеры-мелиораторы, нахмурив брови и не моргнув глазом, давно бы уже дренировали, осушили и перекопали, кишат комарами и птицами, пребывая в первозданной нетронутости, а в девственных горных районах скалистые тропы и волки по-прежнему представляют опасность для жизни человека. Люди там бедны как церковные крысы, живут в антисанитарных условиях, поют, смеются, занимаются любовью и излучают радость и счастье. Но самое главное, что с ними ничего не происходит – никаких «хищников» не появляется. Единственной, но зато весьма серьёзной угрозой для них являются адепты германизации и американизации, которые с завидной напористостью и уверенностью в своей правоте, быть может, осчастливят, наконец, и их.