Когда-то давным-давно, когда деревья были большими, небо было выше и голубее, да и солнце светило ярче, чем оно светит сейчас, в укромном уголке сквера, что за Политехническим Музеем, собиралась толпа любителей кино. Бросая вокруг осторожные взгляды и делясь вполголоса впечатлениями, они обменивались видеокассетами с мутными вторыми и третьими копиями шедевров мирового синематографа. Я был тогда одним из немногочисленных счастливых обладателей висиара Панасоник, который я купил, отстояв в очереди, состоявшей из крепких молодых людей, ухватившихся друг за друга руками таким образом, что между ними не смогла бы проскользнуть даже и московская голодная мышь и прорвать эту живую цепь удалось только однажды невзрачному человеку в штатском, негромко произнёсшему несколько волшебных слов у самого входа в валютный магазин "Берёзка" и проведшего туда тогдашнего Секретаря Союза Писателей СССР товарища Карпова, которому, как и каждому крепышу в очереди, тоже хотелось наслаждаться в домашних условиях боевиком "Дикие Гуси". Ни товарищ Карпов, ни я, ни многочисленные любители кино не подозревали тогда, что пройдёт всего несколько лет и можно будет щекотать свои нервы не звуками стрельбы холостыми патронами в дешёвой киноподелке, а, зажимая руками уши и открывая рот, таращить глаза на танки, бьющие прямой наводкой в самом центре Москвы. Но до этого исторического момента было ещё далеко, а я, молодой тогда и сильный, летел в садик за Политехническим, где в тот летний день мне должны были дать на один вечер давно обещанную и вожделенную кассету с "Ночным Портье". Нам всем известно со слов старого романса, что только раз бывают в жизни встречи, и когда я, завернув за угол, устремился ко входу в сквер, откуда мне было знать какая встреча ожидает меня. Ах, если бы я знал заранее... Из густой тени на залитую солнцем дорожку мне навстречу вышел бывший Первый Секретарь Московского Горкома Партии, а ныне опальный министр Борис Николаевич Ельцин. Прямой, высокий, в голубом летнем костюме, со значком депутата на лацкане он шёл прямо на меня. А рядом с ним, едва доставая ему до плеча, в затёртых, грязных джинсах, с идиотским пластиковым пакетом в руке, привставал на цыпочки, совал свои губы в ельцинское ухо какой-то невозможный вертлявый и чернявый товарищ. Я от неожиданности встал, как вкопанный, вытаращился на министра, как последний деревенский дуралей, а голубая знаменитость с загорелым неподвижным лицом и свисающей из уха присоской, глядя поверх моей головы, прошла мимо. Я посмотрел вслед странной паре и в голове моей пронёсся вихрь мыслей, что-то вроде: "Во даёт, не боится, прямо так и ходит, без охраны, без охраны, Лубянка, Лубянка рядом, смелый, смелый...". Был знойный летний полдень. Шумел транспорт. Самый обычный день. Москва, лето. 1989.
Было, было.
"...Всё было, всё было
И любовь была..."
Г.А.
January 8 2017, 19:58:07 UTC 2 years ago