В ЖЖурнале fritzmorgen интересная дискуссия о природе права:
http://fritzmorgen.livejournal.com/87482.html
Автор утверждает, что право есть синоним силы, и что правым всегда является сильнейший, что разумеется, неверно. Но это хотя бы какая-то позиция. Что пытаются сказать его оппоненты, мне неведомо. Единственный разумный тезис - релятивизация понятия силы в трактовке fritzmorgen`а.
Изложу своё понимание вопроса. Начнём с того, что словами "право" и "закон" принято называть две различные, а по сути, противоположные "вещи". Во-первых, некие рассуждения, теоретические или нормативные, которыми якобы описывается (или предписывается) сфера социального регулирования. Это явление удобно именовать "мифом", имея в виду апеллирующий к низшим отделам мозга иррациональный сплав реальности и фантазий. Во-вторых, саму реальность социального регулирования и принуждения.
Путаница здесь такая же, как при смешении в слове "история" понятий "давнее прошлое" и "институциональная система описаний, позиционированных, как описание давнего прошлого". В меньшей степени - при аналогичном смешении понятий в слове "экономика". В действительности, для реконструкции прошлого может применяться (но почти не применяется) лишь математическое моделирование с опорой на источники (при второстепенной роли самих источников), а не анализ и обобщение "исторических источников". А историческая наука, по большей части, вообще не наука, а отдел политической пропаганды.
Точно так же и правоведение является более пропагандой, чем наукой, тогда как подлинно научное изучение социального регулирования принадлежит сфере социологии. Конечно, в рамках правоведения содержатся систематизированные сведения о техниках социального регулирования, однако анализ и подлинный смысл их чаще остаются за кадром. Т. о. сплав реальности и фантазий включает в себя чистую прагматику в качестве реальности и красивую упаковку (в духе сектантского "Бог любит вас!") в качестве фантазий.
Как мыслит лох? Он непрерывно подменяет действительное должным, пытаясь представить дело таким образом, как будто мотивы человеческого поведения (в т. ч. законодателя, правоохранения и правоприменения) принадлежат сфере теоретически должного, а не сфере действительного. В действительности, модель рассуждения "я милиционер, значит я хочу поймать преступника, значит, сейчас пойду и поймаю" в действительности не работает. Люди принимают и/ или выполняют решения совершенно иначе.
Пронизанное потаканием лоховскому мышлению, правоведение превращается даже не в учение о должном, а в учение об идеализированных представлениях о должном, в систематизацию социальных иллюзий населения (и техник их эксплуатации). Тогда как изучать бы следовало реальность человеческих отношений, в т. ч. опосредованных "обществом" (в роли которого чаще всего выступает элита). Тогда равными предметами для исследователя становятся мафиозные понятия и государственное законодательство. Это части единой системы с идентичными социальными механизмами срабатывания.
Как только мы переходим к реальности социального регулирования, действительно, может возникнуть искушение признать, будто всё определяет некая "сила", и что всегда прав сильнейший. Однако первое верно лишь при условии, что сам правовой миф мы признали действующей силой (определяющей, допустим, в некоторых случаях, действия судьи или мента). А второе - лишь при условии существенного различия силовых потенциалов. Кроме того, грозит выпасть из рассмотрения тот факт, что субъектом правовой агрессии, легитимного насилия в ряде случаев является сам законодатель, а не исполняющий его волю судья, мент или истец.
Теперь мы можем определить действительное право, как обеспечивающий интересы элиты механизм силового преобразования (силы в слабость, а слабости в силу). Наиболее близким аналогом являются для меня шахматы, где априорная сила фигур может в разы меняться, в зависимости от позиции и расположения конкретной фигуры (конь на сильном поле часто сильней ладьи, а запертый слон слабее пешки). С той разницей, что в социальных отношениях этот эффект оказывается многократно сильнее. "Сила" социального субъекта почти не зависит от его свойств "в себе", определяясь почти исключительно позиционными преимуществами (деньги, связи, инсайдерская информация). Хотя возможность занять выгодную позицию зависит, в т. ч., от личных свойств (не являясь "силой", они могут работать, как модификаторы скорости накопления или утраты "силы").
Итак, действительное право есть самоорганизованная в устойчивый "ландшафт" сила, сопряжённая с централизованным мифотворчеством относительно природы и структуры данного "ландшафта". "Правовое государство" - система с относительно более прозрачной (по отношению к контуру "ландшафта") мифологией, а ткж с повышенной устойчивостью самого "ландшафта". В своей мифологии такая системы описывает идеализацию самой себя (мифология тоталитарной системы описывает идеализированное отрицание "правового государства", а потому не работает).
Рискну предположить, что "правовой" будет система, самостоятельно задающая собственный "ландшафт", а "неправовым государством" будет контролируемая извне система. Рискну ткж предположить, что "правовой" будет только система с высокой склонностью составляющего её населения к кооперации (консолидации), а такой будет система, основанная на ненулевой игре, т. е. система с внешней подкачкой. В такой системе соблюдать контракты выгодней, чем кидать. Пойду ещё дальше и предположу, что внешняя подкачка может осуществляться только за счёт иной ("тоталитарной") системы, в которую сбрасывается энтропия.