Не раз писал, что Эрефию ждут международные иски за "преступления сталинского режима". А если по сути, то за преступления большевизма. Но вместо того, чтобы возглавить международный антикоммунистический фронт, Эрефия пытается "усидеть между двух стульев", не порывая окончательно с коммунистической идеологией, но и держась немного и за антикоммунизм. Хотя тихий ропот о возможных неприятных последствиях такого положения идет давно. И вот заговорили публично.
Пять дней тому назад председатель комитета по международным делам Госдумы Константин Косачев (Единая Россия) в своем блоге на "Эхе Москвы" написал довольно разумный (учитывая, что положение Косачева обязывает) текст, в котором призвал государство озаботиться данной проблемой. Привожу ключевые фрагменты косачевского текста (красным выделено мной, Asterrot):
Так или иначе, совпадая во многих оценках по сути, в битве за Историю официальная Россия часто оказывается со своими оппонентами по разные стороны баррикад.
При этом мои иностранные собеседники неизменно удивляются – «а что это вы, русские, сопротивляетесь, мы же про СССР, а не про Россию, в наших действиях и в помине нет ничего антироссийского!».
Мой ответ – мотиваций для столь последовательного сопротивления, помимо статуса продолжателя, у российских властей более чем достаточно.
Здесь и осознанный отказ от примитивизации истории ради отмщения и окончательной победы над политическими противниками (коммунистами). И учет настроений значительной части общества (не-коммунистов), по-прежнему воспринимающей СССР как достойную часть своей единственной судьбы. И предвидение неизбежных исков с требованиями компенсаций за преступления, к которым современная Россия имеет, с моральной точки зрения, отношения не больше, чем любое другое постсоветское государство.
Но Москва оказалась в своего рода ловушке – радение за чистоту истории, даже в самых благих помыслах, выставляет нас, во всяком случае, в глазах непросвещенного обывателя за рубежом, в качестве чуть ли ни адвоката советского строя, превращая Россию в восприятии общественного мнения в продолжателя не только статуса, но и политики СССР, и позволяя ставить под сомнение ее надежность как партнера в недопущении возрождения авторитаризма.
<...>
Реальный ущерб репутации России, на мой взгляд, начинает превосходить реальные (либо воображаемые) преимущества. И дело здесь не в том, что мы в своей официальной реакции можем ошибаться по сути. Большей частью не ошибаемся. Проблема – в отсутствии системности в наших подходах, в нашем постоянном запоздалом реагировании на конкретные решения и ситуации, число и масштабы которых уже не поддаются эффективному реагированию, чисто сиюминутно и ситуационно.
Представляется актуальным выработать набор постулатов, своего рода «историческую доктрину» России – в части, касающейся прежде всего советского периода, которая была бы понятна партнерам и избавляла бы нас от необходимости рутинной реакции на каждую провокационную затею, расчет в которой в основном – именно на нашу агрессивную реакцию.
В несколько упрощенном варианте ее основные компоненты могли бы выглядеть следующим образом:
– Россия выполняет обязательства СССР как государства (международные соглашения, долги и т.п.), но не отвечает – ни морально, ни юридически - за действия советских властей;
– Россия не принимает претензий политического, юридического и финансового характера в свой адрес за нарушения советскими властями положений внутреннего либо международного права, действовавших в тот период (и тем более возникших впоследствии);
– Оценка действий советских властей внутри страны – неотъемлемое право и внутренняя компетенция в первую очередь каждого постсоветского государства и его политических сил. Россия также дает свою оценку этим действиям, стремясь к достижению общественного согласия на основе установления исторической правды;
– Оценка внешней политики СССР – предмет исторического анализа, но не политических инициатив; решения советского периода в этой сфере могут подлежать пересмотру только в случае согласия всех заинтересованных сторон;
– Как государство-продолжатель СССР Россия ожидает от своих партнеров проявления доброй воли в решении вопросов, связанных с положением лиц, судьбы которых были определены решениями советских властей, и с недвижимым историческим наследием советского периода (памятники и мемориалы), по возможности – на основе договорной практики;
– На основе указанных принципов и действующего законодательства Россия будет и далее делать все необходимое для установления всех обстоятельств правонарушений, инкриминируемых властям СССР.
http://echo.msk.ru/blog/kosachev/691501-echo/
Сразу оговорюсь, что никакой более разумный подход, при нынешнем режиме, не выглядит возможным. Косачев сказал максимум того, что мог, в его положении, сказать. Все нижеследующие рассуждения следует понимать, как указание на частную проблему в рамках системного кризиса государства Эрефия.
1. Косачев ни слова не сказал по ключевому, в рамках данной проблемы, вопросу о юридических механизмах разграничения между "продолжательством" (представляющим особую форму правопреемничества) РФ к СССР и отказом платить по искам за действия властей СССР. Что помешает той же Литве или отдельным ее гражданам, объединенным с этой целью в ассоциацию, таки подать иск на РФ? И не будет ли, в этом случае, позиция властей Эрефии столь же половинчатой и противоречивой, как и до принятия предлагаемой Косачевым "доктрины"? Любые обязательства предполагают возможность санкций, связанных с их нарушением или с выполнением ненадлежащим образом, в т. ч. преступным способом. Как можно разделить международные обязательства СССР и юридическую ответственность за действия государства, совершенно непонятно.
2. Косачев де-факто предлагает поставить отказ от коммунизма в зависимость от отказа других держав предъявлять Эрефии (или собственным гражданам) претензии за "сталинские преступления". Ну и кто поверит в серьезность антисталинской риторики кремлевских в условиях, когда малейшее внешнее возмущение (может быть, даже не бриз, а легкий ветерок) может стать поводом для перемены позиции? До тех пор, пока антикоммунизм не заявлен недвусмысленно и твердо, в форме официальных и юридически обязывающих документов, позиция Эрефии обречена оставаться двусмысленной и противоречивой.
3. "Доктрина" Косачева предлагает эрефийскому МИДу по-прежнему бороться с любыми попытками Германии, Евросоюза, стран бывшего Варшавского блока и бывшего СССР преследовать за военные преступления и преступления против человечности, совершенные коммунистами. Она предлагает отстаивать неприкосновенность коммунистических мемориалов, сооруженных в годы оккупации Восточной Европы. Тем самым она дополнительно устанавливает факт преемственности между нынешним режимом и сталинским. Если кремлевские хотят убедить лохов в том, что не сносят памятники Ленину и его Мавзолей только из уважения к своей истории и ради достижения общественного согласия в эрефийском обществе, то с какой стати навязывать подобную политику соседям и увязывать ее со стратегическим курсом эрефийской дипломатии? При том, что это уже откровенное вмешательство во внутренние дела суверенных держав, а следовательно, продолжение "сталинского империализма".
4. Хуже всего, однако, тот факт, что за истекшие с момента распада Триэсерии 19 лет, Эрефия сделала немало для того, чтобы выглядеть прямым продолжателем именно наиболее преступной части сталинской политики. Это и немудрено. Общество и госаппарат ориентированы той самой противоречивой и половинчатой идеологией, о которой как раз и идет речь выше. Изменить что-л. в этом можно было в первые месяцы после распада Триэсерии, но не сейчас. Это не просто идеологический тупик, но и стратегическая ловушка. Единственный способ вырваться из нее - смоделировать "продолжение Августовской (1991) революции", рассматривая ельцинско-путинский режим, как, своего рода, переходный этап от большевизма к подлинной демократии, нечто наподобие Временного Правительства весны-осени 1917го года (но с противоположным, по смыслу, вектором).
Найдутся ли в элитке силы, способные поддержать столь радикальный перелом в политической жизни страны?
В надежде на это, продолжим набрасывать штрихи к контурам возможной идеологии "Октябрьской контрреволюции".
