Выведение из потаенности, которым захвачена современная техника, носит характер предоставления в смысле добывающего производства. Оно происходит таким образом, что таящаяся в природе энергия извлекается, извлеченное перерабатывается, переработанное накапливается, накопленное опять распределяется, а распределенное снова преобразуется. Извлечение, переработка, накопление, распределение, преобразование – виды выведения из потаенности. Это выведение, однако, не просто идет своим ходом. Оно и не растекается в неопределенности. Техническое раскрытие потаенного раскрывает перед самим собой свои собственные сложно переплетенные процессы тем, что управляет ими. Управление со своей стороны стремится всесторонне обеспечить само себя. Управление и обеспечение делаются даже главными чертами про-из-водящего раскрытия.
Какого рода открытость присуща тому, что вышло на свет в процессе производящего предоставления? Его во всех случаях заставляют установленным образом быть в распоряжении, а именно с установкой на дальнейшее поставляющее производство. Все, что таким образом поставлено, стоит на особом положении. Назовем его состоянием-в-наличии. Этот оборот речи будет означать у нас нечто более весомое и существенное, чем просто «припасенность». Словосочетание «состояние-в-наличии» поднимается здесь до статуса принципиального понятия. Им характеризуется весь тот способ, каким наличествуют вещи, затронутые производяще-добывающим раскрытием. Состоящее-в-наличии уже не противостоит нам как предмет в его объективной реальности.
Но ведь авиалайнер, стоящий на взлетной площадке, – он все же предмет? Конечно. Мы можем представлять себе машину таким образом. Однако тогда от нас будет скрыто ее существо и ее способ существования. Выведенная из своей потаенности, она стоит на взлетной полосе только в качестве состоящего-в-наличии и лишь постольку, поскольку поставлена на обеспечение возможности транспортировок. Для этого она во всем своем устройстве, в каждой своей составной части должна предоставлять возможность такого использования, т.е. должна быть готова к полету. (Здесь было бы уместно разобрать гегелевское определение машины как самодеятельного орудия. Если идти от ручного орудия ремесленника, эта характеристика верна. Но в таком случае мы осмысливаем машину как раз не из сущности техники, к которой она принадлежит. С точки зрения состояния-в-наличии она как раз совершенно несамостоятельна; ибо она держится только тем, что поставлена на предоставление поставляемого ею.)
http://philosophy.mitht.ru/heidegger.htm
Существо материализма заключается не в утверждении, что все есть материя, но в метафизическом определении, в согласии с которым все сущее предстает как материал труда. Новоевропейско-метафизическое существо труда вчерне продумано в гегелевской “Феноменологии духа” как самоорганизующий процесс всеохватывающего изготовления, т. е. опредмечивания действительности человеком, который почувствовал в себе субъекта. Существо материализма кроется в существе техники, о которой хотя и много пишут, но мало думают. Техника есть в своем существе бытийно-историческая судьба покоящейся в забвении истины бытия. Она не только по своему названию восходит к “техне” греков, но и в истории своего развертывания происходит из “техне” как определенного способа “истинствования”, aletheuein, т. е. раскрытия сущего.
http://www.gumer.info/bogoslov_Buks/Philos/Heidegg/_Gumanizm.php
Хайдеггер увидел в истории философии забвение вопроса о бытии, а в истории техники - забвение изначальной интенции, подвигшей человека на науку и изобретательство, как на род деятельности. Постепенно человек оказался вовлечён в некую стихию космогонической игры, которую Хайдеггер именует Gestell (в переводах на русский - "постав").
Понятие "постав" у Хайдеггера имеет нечто общее с понятием "капитализм" у Маркса и "волей к власти" у Ницше. Это представление о самоценной системности, превращающей всё вокруг себя в свой собственный ресурс и средство и заставляющей человека служить такому тотальному превращению. Хайдеггер видит опасность в наблюдаемом им постепенном сползании мысли к представлению о человеке, как о части подвергаемой поставу потаённости, превращаемой т. о. в "материю".
Потаённость - это специфически рассмотренная "потенция", реальность, включающая в себя, помимо своих актуальных проявлений, неизмеримое множество возможных, таинственных и загадочных проявлений. Постав отказывается от загадок и тайн не только при обращении к неживому, но даже при рассмотрении сфер жизни и разума. Даже по отношению к человеку, к человеческому сообществу, любые тайна и загадка поставлены вне закона, как "конспирология", поскольку не служат поставу/ капиталу.
Вовлечённый в постав, предмет утрачивает свою предметность, т. к. становится "винтиком" некоего всеобъемлющего целого. Вместе с этим, он утрачивает и свою очевидность. Истина отныне не является наглядной и зримой: истина в мире постава становится исключительно функциональной. Истинное является истинным постольку, поскольку служит поставу (и его непосредственному воплощению в мире людей - капиталу). При этом опасность постава и сама его суть в принципе не могут принадлежать сфере истинного, поскольку вопрос об опасности постава не является вопросом, заданным им самим, во имя усиления его мощи.
Декарт, открывая мировоззренческую революцию, приведшую к установлению Модерна, впервые уподобил природу механизму. В дальнейшем, Лейбнитц сделал метафору часов центральной гносеологической парадигмой. Декарт, правда, говорил о существовании у человека души, отличающей его, якобы, от животных, являющихся простыми "автоматами". Однако он выводил "душу" за пределы предмета науки и есть все основания предполагать, что само постулирование её было данью тогдашнему христианскому мейнстриму и способом избежать внимания инквизиции.
Так или иначе, но от понятия "души" наука полностью отказалась в 20м веке. В настоящее время не существует ни одного направления в гуманитарных науках, не то что исходящего из представления о трансцендентноей сущности, отличающей человека от машины, но хотя бы оставляющего место для неразрушительного внедрения подобной "лишней сущности".
Собственно, именно такому представлению о человеке мы и обязаны появлением кибернетики. Создатель этой дисциплины Норберт Винер видел в ней разрешение старинной каббалистической проблемы Голема: может ли творение убить своего творца. Если голем (робот) может убить (победить) своего создателя, то тогда и Бог может быть убит (или навечно усыплён, заточён в темнице и те пе). Например, дьяволом, который и воссядется (восселся) на Трон Небесный, подвергнув Бога вечному проклятию.
И уже в 1970е появляются первые образцы АСУ - автоматизированных систем управления, позднее сменившихся ГПС - гибкими производственными системами. В просторечии, просто "роботами" ("промышленными роботами"). ГПС - это участок, цех или завод, полностью управляемый ЭВМ и способный к быстрой переналадке на выпуск совершенно новой продукции. Чуть позднее, прогресс докатился и до военной сферы, породив беспилотные самолёты, танки и корабли. На подходе новые образцы боевых машин - миниатюрных и с разработанными специально для них системами уничтожения (например, токсического).
Представление о человеке, как машине, заложено в основу кодифицированного права. Dura lex, sed lex est. Живой человек не может безропотно следовать требованиям законов, даже принятых, исходя из представлений законодателя о Высшей Справедливости. Всегда возникнут ситуации, непредусмотренные законодателем, в которых закон окажется воистину бесчеловечен. Будут осуждены невиновные, оправданы виновные, проходимец, под защитой закона, оставит вдов без средств к существованию. Dura lex, sed lex est. Римляне поняли, что выбор между законом и человечностью должен быть совершён в пользу закона, иначе будет подорвана самая основа закона.
Превращение человека в машину виделось единственным способом побеждения в человеке Зверя. Естество рассматривалось, как греховная и деструктивная стихия, созданная Богом для её порабощения. Собственно, именно "естественностью" якобы негров оправдывалось их превращение в рабов. Таков был путь к спасению их проклятых душ (потомков Хама). Высвобождение естества виделось аналогом бунта сатаны против Господа.
Барокко воплотило новые представления о единстве, безграничности и многообразии мира, о его драматической сложности и вечной изменчивости; его эстетика строилась на коллизии человека и мира, идеальных и чувственных начал, разума и иррационализма. Барочный человек отвергает естественность, которая отождествляется с дикостью, бесцеремонностью, самодурством, зверством и невежеством — всем тем, что в эпоху романтизма станет добродетелью.
Барочный человек отвергает естественность, которая отождествляется с дикостью, бесцеремонностью, самодурством, зверством и невежеством — всем тем, что в эпоху романтизма станет добродетелью. Женщина барокко дорожит бледностью кожи, на ней неестественная, вычурная причёска, корсет и искусственно расширенная юбка на каркасе из китового уса. Она на каблуках.
А идеалом мужчины в эпоху барокко становится джентльмен — от англ. gentle: «мягкий», «нежный», «спокойный». Изначально он предпочитал брить усы и бороду, душиться духами и носить напудренные парики. К чему сила, если теперь убивают, нажимая на спусковой крючок мушкета. В эпоху барокко естественность — это синоним зверства, дикости, вульгарности и сумасбродства. Для философа Гоббса естественное состояние (англ. state of nature) — это состояние, которое характеризуется анархией и войной всех против всех.
Барокко характеризует идея облагораживания естества на началах разума. Нужду не терпеть, но «благообразно в приятных и учтивых словах предлагать» (Юности честное зерцало, 1717). Согласно философу Спинозе, влечения уже составляют не содержание греха, но «саму сущность человека». Поэтому аппетит оформляется в изысканном столовом этикете (именно в эпоху барокко появляются вилки и салфетки); интерес к противоположному полу — в учтивом флирте, ссоры — в утончённой дуэли.
Для барокко характерна идея спящего Бога — деизм. Бог мыслится не как Спаситель, но как Великий Архитектор, который создал мир подобно тому, как часовщик создаёт механизм. Отсюда такая характеристика барочного мировоззрения как механицизм. Закон сохранения энергии, абсолютность пространства и времени гарантированы словом Бога. Однако, сотворив мир, Бог почил от своих трудов и никак не вмешивается в дела Вселенной. Такому Богу бесполезно молиться — у Него можно только учиться. Поэтому подлинными хранителями Просвещения являются не пророки и священники, а учёные-естествоиспытатели. Исаак Ньютон открывает закон всемирного тяготения и пишет фундаментальный труд «Математические начала натуральной философии» (1689), а Карл Линней систематизирует биологию в «Системе природы» (1735). Повсюду в европейских столицах учреждаются Академии Наук и научные общества.
http://arthistory.bench.nsu.ru/?int=STUDENT&el=255&templ=SHOWБарочный человек отвергает естественность, которая отождествляется с дикостью, бесцеремонностью, самодурством, зверством и невежеством — всем тем, что в эпоху романтизма станет добродетелью. Женщина барокко дорожит бледностью кожи, на ней неестественная, вычурная причёска, корсет и искусственно расширенная юбка на каркасе из китового уса. Она на каблуках.
А идеалом мужчины в эпоху барокко становится джентльмен — от англ. gentle: «мягкий», «нежный», «спокойный». Изначально он предпочитал брить усы и бороду, душиться духами и носить напудренные парики. К чему сила, если теперь убивают, нажимая на спусковой крючок мушкета. В эпоху барокко естественность — это синоним зверства, дикости, вульгарности и сумасбродства. Для философа Гоббса естественное состояние (англ. state of nature) — это состояние, которое характеризуется анархией и войной всех против всех.
Барокко характеризует идея облагораживания естества на началах разума. Нужду не терпеть, но «благообразно в приятных и учтивых словах предлагать» (Юности честное зерцало, 1717). Согласно философу Спинозе, влечения уже составляют не содержание греха, но «саму сущность человека». Поэтому аппетит оформляется в изысканном столовом этикете (именно в эпоху барокко появляются вилки и салфетки); интерес к противоположному полу — в учтивом флирте, ссоры — в утончённой дуэли.
Для барокко характерна идея спящего Бога — деизм. Бог мыслится не как Спаситель, но как Великий Архитектор, который создал мир подобно тому, как часовщик создаёт механизм. Отсюда такая характеристика барочного мировоззрения как механицизм. Закон сохранения энергии, абсолютность пространства и времени гарантированы словом Бога. Однако, сотворив мир, Бог почил от своих трудов и никак не вмешивается в дела Вселенной. Такому Богу бесполезно молиться — у Него можно только учиться. Поэтому подлинными хранителями Просвещения являются не пророки и священники, а учёные-естествоиспытатели. Исаак Ньютон открывает закон всемирного тяготения и пишет фундаментальный труд «Математические начала натуральной философии» (1689), а Карл Линней систематизирует биологию в «Системе природы» (1735). Повсюду в европейских столицах учреждаются Академии Наук и научные общества.
Всё то, что столь ненавистно сегодняшним противникам западных либерализма и капитализма в западной цивилизации, является логически необходимым разворачиванием самой её сути. Что стоИт за концепциями типа "мы любим Европу 19го (18го, 17го, 16го... 12го) века, но не любим Европу нынешнюю, отпавшую от ценностей эпохи своего истинного величия"? Да отрицание европейской цивилизации в её эволюции, развитии. Все действительные или мнимые эксцессы дня сегодняшнего коренятся в далёком европейском прошлом. И если что может очаровать противника сегодняшней Европы в европейском прошлом, так это принципиальная неотличимость (или слабая отличимость) Европы, в начале европейского пути, от Азии.
Основа европейской цивилизации - рационализм, т. е. отношение к реальности (включая собственную реальность человека), как к машине. Поступки европейца во всё возрастающей степени диктовались и диктуются рациональным расчётом. Высшей формой такого расчёта явилась математика, а применительно к обществу - рынок. Нормы жизни в европейской парадигме диктуются целями тотальной оптимизации, т. е. тотальным превращением реальности в отлаженный "механизм".
При этом происходит радикальный разрыв с традиционным обществом, с его более-менее тождеством закона и морали и подчинённости поступка мнению окружающих ("что люди скажут?"). Европеец совершает поступок, мотивированный исключительно целесообразностью, выгодой. В отличие от азиата, с его полным доминированием в психике желания понравиться окружающим (всем вместе или каким-то избранным).
Вершиной стремления нравиться является герой. А его сниженной версией - мачо. Герой и мачо живут непрерывным доказыванием окружающим своей исключительности и своего превосходства. Стандартным способом такого доказывания является следование легендарным примерам прошлого. Более обыденный тип "азиатского" поведения - подражание родителям ("дед мой был кузнецом, отец кузнец, и мне судьба учиться кузнечному делу").
Европеец последовательно изживал в себе героя. Принципиальный отказ от героизма окончательно состоялся в эпоху ВФР и Наполеона, хотя подготовлен был всем предшествующим ходом европейской истории, а доктринально оформлен был, напротив, значительно позднее.
Наполеон, вспоминая Египетский поход и опыт столкновений с азиатской армией, говорил нечто такое (цитирую по памяти): "В бою один на один мамлюк легко справлялся с тремя драгунами; десять драгун стоили десяти мамлюков; сто драгун били тысячу мамлюков, а тысяча драгун могли разгромить сколько угодно мамлюков". Это было превосходство военной машины над героизмом.
Европейская военная машина представляла собой организационное и техническое воплощение идей стратегии и тактики, в свою очередь, представлявших прогрессирующее развитие идеи "двоек": один отвлекает, другой бьёт в спину. Главное, что требуется от солдата - дисциплина, понимаемая, как беспрекословное исполнение приказа и муштра, сводящаяся к научению навыку держать строй. Дисциплина и муштра позволяли полководцам маневрировать. Серия манёвров, создавая последовательные соблазны для противника, должна была заставить его совершить ошибку, подставив пехоту под удар артиллерии, артиллерию под удар кавалерии или всех вместе - под мощный фланговый удар.
Дисциплина и муштра насаждались при помощи розог и шпицрутенов. Солдаты европейских армий были рабами, лишёнными намёка на героизм, понимаемый, как личное превосходство над противником. Впследствии, в европейскую армию были привнесены элементы равенства, более символические, чем реальные, с целью затушевать её рабский характер. Реальное равенство в военной организации неотделимо от изжитого европейцами принципа "вассал моего вассала - не мой вассал".
Впрочем, сентиментальное понимание идеи равенства находится в скрытом противоречии с тенденциями её практического воплощения. Равенство всегда побеждало там, где требовалась стандартизация человеческого материала, понимаемого, как взаимозаменяемые винтики механизма. И всегда проигрывало тогда, когда неравенство не претендовало на онтологическую и антропологическую основу, а являлось функциональным и ситуативным.
Практика ввоза иммигрантов - массовое воплощение идеи равенства, как стандартизации, идеи последовательного отказа от претензий на личное превосходство. Превосходство в европейской цивилизации существует, но не превосходство породы или таланта над посредственностью, а превосходство социальной функции, исполняемой вышколенной и наделённой необходимыми полномочиями и ресурсами посредственностью. Так машиной становится общество. Но машиной становится и индивид.
Человек, вызывающий восхищение какими-л. способностями или умениями, сравнивается с машиной. Шахматист, атлет, солдат, учёный видятся автоматами, с точными, выверенными реакциями и движениями. Такое представление о человеке породило тейлоризм, который породил конвейер.
Отношение к себе, как к машине в западном мире стало всеобщим. Решение любых проблем видится через поиск нужной "кнопки" для её "нажатия", например, в виде принятия чудодейственной таблетки или замены плоти протезом. Без малого 100% западных девушек старше 20-25 лет ходит со вставными челюстями - так красивее, потому что искусственные зубы белее.
Тем же отношением к себе, как к материалу и нуждающейся в тюнинге машине можно объяснить вновь вошедший в моду средневековый обычай сверлить в черепе отверстия с целью насыщения мозга кислородом. Прошедшие эту операцию учёные и кинозвёзды уверяют, что испытывают непроходящее просветление.
А допинговые скандалы - разве не "об этом"? Человек ищет в себе нужную "кнопку". Естественным образом не накачать себе мышцы, как у Арнольда Шварценеггера. Популярность барбитуратов, антидепрессантов, ноотропов и просто психоделиков или экстэзи - не "об этом"?
А уж недавний призыв массово последовать примеру Анджелины Джоли, ампутировавшей себе груди с целью профилактики рака, непременно найдёт подражателей. Если можно превращать себя в куклу с силиконовой грудью, то почему нельзя "отстегнуть" мешающую плоть или силикон?
Так будут ли желающие превращать себя в "осьминогов" с инфракрасным и рентгеновским зрением, как несколько иронично описал я постом ранее? Или правы критики, заявляющие, как
paidiev , что людям это чуждо:
На такое не соглашаются добровольно, иначе как при наличии очень серьёзной мотивации.
А человек живёт подсознанием, а оно против преащения даже в Шиву шестирукого, не говоря, положим о мухе или слоне. Афродита и Геракл - вот чего чел хочет.
http://paidiev.livejournal.com/490746.html?thread=15901434#t15901434
А человек живёт подсознанием, а оно против преащения даже в Шиву шестирукого, не говоря, положим о мухе или слоне. Афродита и Геракл - вот чего чел хочет.
http://paidiev.livejournal.com/490746.html?thread=15901434#t15901434
Найдётся ли слой желающих стать "постчеловеками"?
Да, человек лишь мост к Сверхчеловеку
29(51.8%)
Да, похоже, деваться будет некуда
22(39.3%)
Нет, человеческие страхи сильнее
3(5.4%)
Нет, фундаменталисты не позволят
2(3.6%)
