- Тебе нужно отказаться от привычки убивать человека за анекдот, - говорит он.
- Меня затрахал этот сраный гой, - говорит Иеремия мрачно.
- Антисемит гребанный, - говорит он.
- Согласен, - говорит Натан.
- Но ведь за анекдот не убивают, - говорит он.
- Натан, началось все с анекдотов, а чем кончилось? - спрашивает Иеремия.
- Закончилось все концлагерями! - говорит он.
- Закончилось все тем, что... - начинает он.
- Я тоже смотрел список «Шиндлера», - морщится Натан.
- Так или иначе, а у нас будут проблемы, если ты не остановишься, - говорит он.
- Натан, в Завете сказано «мечом моим изберу тебя, народ Израиля», - говорит Иеремия.
- «Покарать идолопоклонников», - цитирует он Ветхий Завет.
- Вот-вот, - говорит Натан.
- Мечом, а не монтировкой, - говорит он и мы видим монтировку в крови, которой Иеремия и забил таксиста
насмерть (мы видим черно-белую ретроспективу того, как это происходило - прим. сценариста).
- И идолопоклонников, а не сраных таксистов, - говорит он.
-//-
Мы видим, что мужчина — обыкновенный «свидетель Иеговы», проповедник в костюме, но в сапогах — потому что
в селах в ботинках утонешь в грязи, - и чтобы подчеркнуть это, сапоги мужчины показаны крупно. Они почти
полностью вымазаны в грязи. На контрасте — костюм приличный, хоть и дешевый. К проповеднику подошла маленькая
— лет десяти — цыганка с баяном. Проповедник, равнодушно поглядев на нее, снова смотрит в камеру, его чуть
пошатывает (вагон раскачивается). Он говорит (одновременно с резким звуком растягиваемого баяна).
- Увидев народ, Он взошел на гору; и, когда сел, приступили к Нему, - говорит мужчина.
- Палочки, кукурузные палочки! - кричит торговка, которая идет между рядами.
- ... ученики Его, и Он, отверзши уста Свои — говорит мужчина.
- … Пиво, вода, сок! - кричит торговка.
- Учил их, говоря, - говорит мужчина.
- Кынд ау фост шы еу фетица, - поет девочка (когда и я была молоденькой девушкой — прим. В. Л., дальше все фразы
цыганки даются на русском, хотя поет она, конечно, на румынском).
- Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное, - говорит мужчина.
- Сигареты, жвачка, гамбургеры, кукуруза вареная, - кричит торговка
- А фост шы еу юбита, - поет девочка-цыганка («была и я любима» по-румынски — прим. В. Л.)
Торговок много, они снуют туда, сюда. Проповедник говорят, не замечая ничего, цыганка поет громко, визгливо и плохо,
отвратительно подыгрывает себе на баяне, шум поезда, крестьяне одобрительно посмеиваются, слушая песенку цыганки...
Все это выглядело бы как обычная московская электричка, если бы не два «но». 1) здесь не убивают б) проповедник
говорит на арамейском языке и перевод его слов дан в титрах.
-//-
Ветеран войны трахает сумасшедшую, его зад скачет между ногами девушки, штаны спущены к щиколоткам (в общем, даже
трахались они по-советски, не эстетично — В. Л.), он наяривает, девушка подмахивает, отец Натальи читает на кухне
книжку.
Крупно титул. «Валька и его пионерская дружина».
Отец Натальи выражением лица — трогательно-добродушным — в этот момент очень похож на литературного критика В. Нестерова,
который обожает артефакты затонувшей советской Атлантиды вроде книг про «Вальку», сожалея при этом о том, Какие Люди
Жили и Творили (впрочем, если Нестеров вернется из идиотского издательского проекта про андроида Марусю в отдел критики
Газеты.ру, я прошу вычеркнуть эту ремарку — В. Л.)
Комната девушки. Кровать трясется. Задрожав, ветеран прижимается к несчастной (ну или счастливой, как посмотреть — В. Л.)
и замирает. Встает, отдуваясь, говорит — причем видно, что он начинал это говорить до того, как начать акт, ну, чтобы
преодолеть смущение:
- … ну, значит, вот так, дочка, - говорит он.
- Теперь блядь что ни начальник райкома, то блядь голова, - говорит он.
- А ты его спроси, цемент почем с песком мешать-то? - говорит он.
- Или вот... опалубка. - говорит он.
- Если на полметра, то откуда-то гравий? - говорит он.
- Да ты спроси, спроси, - говорит он.
- Ни один мудак не ответит! - говорит он.
- Одно же блядь дело бумажки сраные раздавать, - говорит он.
- Другой дело делом заниматься ебыть, - говорит он.
- Я тебе доча вот что скажу, - говорит он.
- Самое последнее дело нынче бездельничать, - говорит он.
- Молодежь вся на стройках, деньги зарабатывает, - говорит он.
- У меня одна малярша за сезон полторы тысячи подъемными... - говорит он.
- За сезон!!!! - говорит он.
- Полторы тыщи!!! - говорит он.
- Так что может и ты это... - говорит он.
- Того... - говорит он.
- А что, коллектив у нас молодой, дружный, - говорит он.
- Один я из стариков, - говорит он.
- Но старый-то конь борозды не портит, ха-ха, - говорит он.
- Опять же, поварись в коллективе... приглядись, - говорит он.
- Присмотрись, - говорит он.
- То, се, путевку в жизнь дадим, направление в институт выпишем, - говорит.
- Пойдешь, как рабочая молодежь, на инженера, - говорит он.
- То се, пятое десятое, - говорит он.
Все это время — по ходу монолога, - Кацман одевается, застегивает на груди рубашку, надевает штаны, застегивает было штаны,
потом махнув досадливо рукой... («Иван Иваныч» - воскликнут при этом совки, помешавшиеся на цитировании своих сраных не
смешных фильмов, и это действительно отсыл к их сраной «Брильянтовой руке» — В. Л.) … расстегивает ширинку, возится там
руками, и выбрасывает в угол презерватив, который забыл снять, а сейчас снял... снова застегивается... наклоняется, обувается.
Крупным планом девушка на постели... глядит в стену... само собой, она не подавлена и не расстроена, это дурочка... крупно
показаны ее красивые ноги, роскошная грудь... пустые, бессмысленные глаза... если бы Кацман хотя бы чуть-чуть имел дело с
сумасшедшими, он бы понимал, что присутствует при легком штиле перед бурей...
----------------------------------------
Кровь, секс, безумие и древние архетипы нашей общей истории. Три тысячи лет вместе.
30 апреля. От лучшего русского писателя начала 21 века.
Сценарий фильма "Копи Царя Соломона". Здесь.
