Владимир Лорченков (blackabbat) wrote,
Владимир Лорченков
blackabbat
Categories:

новый роман в "Волге"

… я не знаю где я и ад ли это. Иногда звучат выстрелы. Иногда на меня проводят облавы и гонят к тупику. Там я гибну. Меня раздирают собаки, и я вижу стрелы охотницы, в лице которой узнаю тебя. Но я умираю молча – бычья морда не дает мне сказать, да я и не хочу – я знаю, что ты сердишься на меня и понимаю, почему. Иногда здесь появляются напуганные робкие юноши и девы – я бегу к ним объясниться, но они пытаются отбиться от меня или убегают, и тогда во мне просыпается такая ярость, что я пронзаю их рогами и топчу, пока хруст костей не сменяет чавканье копыт в раскисшем мясе. Как бы я хотел, чтобы на их месте была ты: с твоей кожей анемичного принца, волосами цыганки, грудью молочной коровы и бесстыжими глазами быка. Критского быка, обкормленного солью и опоенного водой ради того, чтобы обмануть покупателя ради живого веса. Быка, рожденного умереть рассеченным надвое двусторонним топором микенского жреца. Как я люблю, как я ненавижу тебя. Ты погубила меня. Я люблю тебя, люблю тебя, Я ЛЮБЛЮ тебя. Думая об этом, я иногда успокаиваюсь и начинаю искать выход, но это всего лишь ложь. Лабиринт не выпускает меня и не выпустит никогда – его черные стены сказали мне об этом, и я не нашел ни одной причины не верить им, я просто пошел дальше, обтирая плечами каждый выступ, так знакомый мне, словно твое тело, твои сладкие ноги, твое зеленые глаза, твои волосы, волосы, волосы... Иногда Лабиринт наполняется водой, – водами всех морей мира, – и в этом загадочном и таинственном океане затонувшего навсегда античного города я все равно дышу. Не испытывая потребности в кислороде, сворачиваюсь ужасающим спрутом-осьминогом под каким-нибудь камнем. Чтобы броситься на зазевавшуюся ныряльщицу и утянуть ее на глубину, где, отвернувшись, обнять всеми щупальцами, и – лишь когда тело перестанет содрогаться, – повернуться и впиться в ее рот своим клювом. Я разжимаю ее мертвые губы своими, я сую в ее рот свой холодный язык в призрачной надежде достать оттуда спелые груди, а потом, потом… я все-таки набираюсь храбрости раскрыть глаза, и понять, что нет, нет, нет, снова НЕТ, и это не ты спустилась ко мне. Как мне горько тогда. Я понимаю, что это не ты. Ты и не придешь. Ты мертва, а я остался бродить по коридорам Лабиринта, для чего, зачем. Свет для меня померк, когда померк в твоих глазах. Твои остекленели. И мои остекленели. Иногда кто-то из жертв, защищаясь, бьет меня кулаком в нос, бьет меня кулаком в глаз, и тогда он осыпается разбитым бокалом, но уже через мгновение я вижу, и рву на части сопротивляющееся, горячее в свой жажде жить тело… А иногда вода спадает, и тогда я брожу здесь, как доисторический индеец, вышедший застудить ноги в водах Тихого океана, чтобы набрать себе раковин для еды, и, знаешь, иногда нахожу то раковину, то кусок водоросли, то вижу рыбную чешую, перламутрово мерцающую мне звездой Альдебаран. Я бережно соскребаю ее рогом и держу при себе, в кулаке, пока она не высохнет и начнет царапать мне кожу, тогда руку приходится разжать, и летит вниз, летит, летит, как ты тогда с каната… Но я постепенно забываю это. Стараюсь удержать в памяти каждый момент, как падающий канатоходец – себя, – но все равно, качнувшись, оступаюсь и падаю в очередной изгиб Лабиринта. Я забываю, как ты умерла и как ты жила, я забываю, как выглядит твое лицо, забываю, что мы говорили друг другу. Я выдумываю тебя каждый раз новой, и эти образы наслаиваются один на другой, как слои жемчужины. И ты, как песчинка, стала огромным драгоценным камнем моих ложных воспоминаний. Я забыл тебя, совсем забыл. Это неизбежно, я знал. Поэтому я заранее постарался навсегда вырезать на своем теле, на своих воспоминаниях, на чувствах, коже и нервах, хотя бы самое важное, самое главное. Суть. Я любил когда-то
Tags: Волга, Лорченков, романы, русская литература

Suspended comment