Предлагаю вниманию читателей статью С.В.Волкова (salery), написанную им в начале 1993 г. и так и не опубликованную в печатных изданиях. Некоторое время назад я обратился к С.В.Волкову с просьбой предоставить мне текст этой работы, о существовании которой сам её автор сообщил в своём блоге. Сейчас, в связи с развернувшейся в нескольких авторитетных блогах дискуссией о генезисе и структуре советского общества вообще и советской интеллигенции в частности, публикация этого текста – с ведома его автора - представляется вполне уместной.
ТРИ ИСТОЧНИКА И ТРИ СОСТАВНЫЕ ЧАСТИ СОВЕТСКОЙ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ ИЛИ О ДВУХ КУЛЬТУРАХ В СОВЕТСКОЙ КУЛЬТУРЕ
В любых проявлениях советской культуры - будь то на уровне личного общения или в печати, искусстве и т.д., всегда хорошо было заметно наличие определенных комплексов эстетических и идейных (самого общего рода) предпочтений, безошибочно позволяющих идентифицировать своих обладателей по принадлежности к трем большим общностям. (Понятно, что в условиях коммунистического режима говорили все, по большому счету, одно и то же, и различия проявлялись в том, КАК говорили, на что делали акцент, чего старались НЕ говорить и т.п.) Обращать на это внимание считалось, разумеется, не то чтобы неприличным, но совершенно невозможным, поскольку всем людям полагалось быть равными, а советским - так и подавно, тогда как при самом поверхностном взгляде на это различие было очевидно, что речь идет о разнице социально-интеллектуальной, обусловленной происхождением, связанным с ним воспитанием и частично образованием - т.е. наиболее “крамольных” с точки зрения коммунистической идеологии вещах.
Однако же, сколько бы о них ни молчали, а не существовать они не могли. Откуда, собственно, взялись в Совдепии пишущие или иным публичным образом себя проявляющие люди? Только из трех источников. Во-первых, недорезанные остатки старого образованного слоя России (лица, получившие образование в объеме гимназий, реальных училищ и равных им заведений, окончание которых позволяло непосредственно войти в состав той категории, которая остальными 97% населения квалифицировалась как “господа”, независимо от степени благосостояния и причастности к власти) и их дети. Во-вторых, поток выходцев из еврейских местечек, обладавших элементарным, часто специфическим образованием и стоявший по грамотности в среднем выше массы крестьянского населения страны, а также маргинальный слой “субинтеллигентов” в лице сельских писарей, неклассных фельдшеров и т.п. Вся эта масса радостно заполнила освободившееся в результате истребления и изгнания место старого образованного слоя и составила основу советской (особенно городской) интеллигенции, частично ассимилировав часть остатков старой. В-третьих, люди “от сохи” и “от станка”, в массовом порядке “мобилизованные и призванные” советской властью в ряды ее функционеров и формально наделенные (а частью и обошедшиеся) принятым в Совдепии “образованием”, отчего и известные иногда под термином “образованцы”.
Эти три общности, конечно, не были кастами. Они варились в общем котле и сообщались между собой по множеству каналов, в т.ч. и брачному. Однако же образ мыслей (равно как и бытового поведения) в соответствующем кругу всегда существенно различались. Весьма характерно, кстати, что в результате “межкастовых” браков никогда не слагался устойчивый новый “смешанный” тип советского интеллигента - либо один из супругов полностью ассимилировался другой общностью, органично сливаясь с ней, принимая и усваивая предпочтения и представления соответствующей среды, либо такие браки распадались.
В силу неумолимой логики объективной реальности на базе этих трех источников в среде советской интеллигенции помимо, условно говоря, "аристократической" (а культуру образованного слоя старой России можно характеризовать таким термином как по малочисленности ее носителей и до революции, так и тем более потому, что по сравнению с интеллигентами советской формации они отличаются разительно) сложились и существуют по большому счету только две позиции или точки зрения: "местечковая" (я не вкладываю в этот термин исключительно национального содержания, так уж исторически сложилось, что соответствующие взгляды почему-то принято связывать, главным образом, с определенным этносом), для которой равно чужды две другие, и "деревенская", характеризующаяся неприязнью как к "местечковой", так и к "аристократической".
Напряженность отношений между ними легко представить, если учесть, что аристократизм есть основа всякой высокой культуры. Нет его - нет и подлинной культуры. (Потому, кстати, народы, по какой-либо причине оказавшиеся лишенными или никогда не имевшие собственного дворянства, не создали, по существу, ничего достойного мирового уровня, во всяком случае, их вклад в этом отношении несопоставим с вкладом народов, таковое имевшими.) Недовольство и раздражение никогда, пожалуй, не проявляется так зримо, как в том случае, когда за ним стоит социальная самоидентификация. "Аристократическая" точка зрения несет на себе к тому же отпечаток самоощущения “хозяев” (хотя и бывших). Поэтому чем больше аргументов имеет она за собой, тем труднее бывает их высказывать, ибо положение "хозяев" является предметом вожделений приверженцев любой другой. Народ-то всегда народом и остается, потому что ничем другим быть не может, а вот "хозяева" его меняются, хотя говорить об этом считается неудобным.
Одним из первых, нарушивших эту традицию, был Д.Галковский (хотя ему, как представителю исторических хозяев полагалось в соответствии с созданными "местечково-деревенской" властью морально-этическими представлениями молчать упорнее всех). И в этом смысле восприятие напечатанной "Независимой газетой" в конце 1992 г. его статьи "Андерграунд"*) - как читателями, так и публикаторами - весьма показательно. Одно только заявление о самоидентификации в качестве представителя “класса хозяев” должно была вызвать адекватную реакцию хозяев новых. (Культуру, вообще говоря, невозможно выучить по учебникам и "знать". К ней можно принадлежать, или не принадлежать. И Галковский по своей психологии принадлежит-таки к классу старых хозяев страны, потому, что человек, характеризирующий сущность "советчины" как "местечково-деревенский симбиоз" ни к какому другому классу принадлежать не может.) Почему различного рода народнические теории были сделаны краеугольным камнем идеологических доктрин, миф о возможности народного "самоуправления" без всяких "хозяев" вообще, стал изображаться в виде политической реальности, а целование рук долженствующей управлять кухарке превратилось в норму идейно-литературного этикета - понятно (иначе трудно обосновать отстранение естественных "хозяев" и объяснять господство самозваных). Непонятно только, почему надо было рассчитывать на молчание таких, как Галковский.
Так что, если не считать не совсем обычной формы (да кого сейчас этим удивишь?), ровным счетом ничего удивительного в "Андерграунде" не было. Удивительно как раз то, что все это было представлено как "сенсационная статья Дмитрия Галковского - подпольного человека". Ни больше, ни меньше. Не пропагандируя сексуальных извращений, не проявляя инициатив по начинению пирогов нечистотами, пожиранию сосисок метрами и т.п., он, тем не менее, публику эпатировал. Если симпатии к традиционным ценностям и дореволюционному образованному сословию способны эпатировать, то хороша же публика... Но она-таки действительно хороша! В восприятии статьи Галковского отразилась вся гамма чувств советского человека. Едва ли, разумеется, автор мог рассчитывать на признательную популярность; такие вещи пишутся для себе подобных, но их совсем немного, как говорится, понимающий - поймет. Точка же зрения прочих представляет, по меньшей мере, академический интерес.
В эмигрантской печати существует термин - "подсоветские", выражающий ее неоправданные иллюзии относительно "совдеповского" населения. Однако публика наша - именно "советская", все советское для нее - свое, родное, а чувство принадлежности к "новой политической общности" вызывает потребность не в отречении от нее, а в самооправдании. Все мы, мол, такие, одним миром мазаны. На страницах той же "НГ" (16.12.1992) девушка с графской фамилией, высказавшаяся в таком духе, поставила, между прочим, на вид автору "Андерграунда" отсутствие сведений о его предках, что, учитывая ее претензии на "понимание", показалось как-то странным. Да хоть бы они были "другие" - результат-то все равно таков, каков он есть - Д.Галковский вовсе не связывает свою точку зрения с собственным происхождением и относит себя к классу "хозяев" по своей жизненной позиции. Замечено уже: к чему "совок" ни прикоснется, все в дерьмо превращается. Удивительно ли, что в России неофиты культуроносного слоя довольно быстро адаптировались и зачастую уже в первом поколении мало отличались от его потомственных членов, а в Совдепии даже иные из последних обнаруживали поразительную способность к деградации?
Обиделись на "Андерграунд" многие и основательно. Хотя, даже по нынешним публицистическим меркам, ну что уж такого было сказано? Ну не мерзость ли, в самом деле, все эти советские маршалы с кругозором и интеллектом ниже уровня дореволюционного унтера, "народные академики", обкомовские "чины", возомнившие себя на полном серьезе "умом, честью и совестью" - это воплощение "грядущего хама", тупая, угрюмая сволочь... Плюнуть в хамское мурло, столько лет глумившееся над остатками русской культуры - и то не моги! "Неуважение", понимаете ли.
В чем, однако, причина столь трогательной заботы советского интеллигента о вроде бы не очень любимых им "начальниках"? - Да свои же они, пусть "неодобряемые", но - свои, из того же теста сделанные. А автор таких статей - чужой и, главное, сразу чувствуется - не остановится он на "начальстве" и чекистах (Галковский и не остановился). Следующие же - уже они, "старые клоуны" (если уж на эту святыню покушается, то что о почитателях ее думать должен!). Инстинкт подсказывает верно. Советский интеллигент "возвысил голос протеста", и представители и поклонники пресловутого "шестидесятничества", естественно, в первых рядах протестующих, ибо подобно тому, как советский интеллигент есть наиболее полное воплощение советского человека вообще, "шестидесятничество" представляет собой наиболее законченный образ советского интеллигента.
Советский же интеллигент, взятый в его типическом проявлении, есть существо, заслуживающее самого глубокого презрения. Прежде всего, это полуграмотный образованец (питавшийся советской политграмотой с некоторой добавкой раздобытого по случаю "крамольного" западного чтива), убеждения которого всецело зависели от направленности телевизионных передач и тех мнений, которые принято считать "правильными" в среде ему подобных. Не поднимаясь до осознания своей ублюдочной сути, но прослышав, что интеллигенту свойственно "критически мыслить", он имел обычно вкус и охоту к критике "отдельных недостатков", а иногда и более "отважному" фрондерству, но не забывал при этом, что "все мы родом из Октября". Солженицын, конечно большой писатель, но "так все-таки нельзя". Этакий интеллектуал, на что-то претендующий и даже не без некоторого успеха работающий под "бывшего", уже при Брежневе (не Бог весть как рискуя) "находил-таки что-то" у Ленина и вообще склонен был "все-таки" видеть некий высший смысл в "Великом Октябре" (теперь он, конечно, вполне демократ - с той же убежденностью и панической боязнью всего того, что не укладывается в рамки модного теперь "учения" и что грозит ему отчуждением в своей среде).
"Шестидесятничество" стало высшим проявлением сущности советского интеллигента вполне закономерно: поколение, родившееся в 20-30-х годах - единственное полностью советское поколение. Предшествующее еще успело подышать другим воздухом, последующее - уже смогло развиваться в более щадящих условиях, а вот "шестидесятники" начали и завершили свое идейно-нравственное формирование при советском режиме наиболее чистой пробы. И вот из этой-то среды и вышли новые "хозяева". Столь остро реагирующие ныне на появление невесть откуда взявшегося идеолога хозяев старых. Чтобы понять, что именно не позволяет им выступать в этой роли, следует остановиться на особенностях "фона".
Интеллектуальный слой, выращенный советским строем, представляет собой в некотором роде уникальное явление. В отличие от практики дореволюционной России и других стран, где этот слой складывался естественно-историческим путем, в Совдепии он был создан искусственно, причем в огромной степени из не годного к тому материала, да еще и как нечто временное, подлежащее "отмиранию" в недалеком будущем. В социо-психологическом и культурно-историческом плане в его составе различаются три группы, соотношение между которыми во многом определяло его общий облик на разных этапах истории советского общества: 1) остатки старого интеллектуального слоя и их потомки; 2) советская потомственная интеллигенция (потомки "вышедших в люди" после революции); 3) советская интеллигенция в первом поколении.
Потери, понесенные старым культурным слоем в годы террора 1917-1922 гг. не смогли быть восполнены из своей среды в годы советской власти даже по численности. Но к 1929 г. около 60% от всех лиц умственного труда еще составляли те, кто занимался им до революции и их дети; к концу 30-х годов доля этой категории снизилась до 20-25%, а после войны не превышала 10%. К этому времени немногие носители старой культуры совершенно растворились в массе полуграмотных образованцев советской формации. Сформированная в 20-30-х годах интеллигентская среда в качественном отношении продолжала воспроизводить себя в дальнейшем: качеством подготовленных тогда (в эпоху рабфаков, "бригадных методов обучения" и т.п. прелестей) специалистов был задан эталон для будущего. В 50-60-е годы эти люди, заняв все руководящие посты и полностью сменив на преподавательской работе остатки дореволюционных специалистов, готовили себе подобных и никаких других воспитать не могли. Вместо небольшого по численности, но компетентного дореволюционного интеллектуального слоя страна получила массовую, низкоквалифицированную, но политически надежную прослойку "служащих". Форсированная "интеллигентизация" общества привела к исчезновению настоящего интеллектуального слоя как особого социального фактора, эффект "всеобщей полуграмотности" губительно сказался на перспективах выделения элитарной элиты.
Система образования, сложившаяся и функционировавшая под преобладающим влиянием идеологических установок режима, давала своим воспитанникам в лучшем случае более или менее узкоспециальные навыки, необходимые для исполнения профессиональных функций, да и то лишь в лучших учебных заведениях (масса провинциальных вузов, профанируя и фальсифицируя понятие высшего образования была неспособна и на это). Общекультурный уровень, обеспечиваемый советским образованием, был не только ниже всякой критики, но являлся, скорее, величиной отрицательной, ибо подлинная гуманитарная наука не только не преподавалась, но заменялась "партийными дисциплинами". Воспитанная таким образом интеллигентская масса была лишена понятий о личном и корпоративном достоинстве по причине как своего происхождения, так и отсутствия связи с прежним истеблишментом (где такие понятия естественным образом проистекали от былой принадлежности к высшим сословиям). Новых же понятий такого рода она приобрести не могла, поскольку в советском обществе интеллектуальный слой не только не имел привилегированного статуса, но, напротив, трактовался как неполноценная в социальном плане, временная и ненадежная "прослойка" - объект идейного воспитания со стороны рабочих и крестьян.
Наиболее характерной чертой советского строя является то, что он основан на принципе антиселекции, в соответствии с которым не только уничтожает лучших, но, (что более существенно) последовательно выдвигает худших. В результате семидесятилетней подобной практики не только верхушка политического руководства в составе нескольких сот человек представляла собой коллекцию дегенеративных типов, но и на всех последующих, низших слоях пирамиды находились люди тех же достоинств (почему, кстати, советский строй не мог принципиально измениться при устранении его высшего руководящего слоя).
60-е годы стали временем апогея профанации образования и деградации интеллектуальной сферы. Именно тогда произошел наиболее резкий скачок численности слоя лиц интеллигентских профессий в сочетании с резким ухудшением его качества и в результате - решающее, "переломное" падение престижа умственного труда и относительного благосостояния занимающихся им людей. К этому же времени был полностью исчерпан "запас" интеллектуалов дореволюционной формации, получивших полноценное образование, и с их исчезновением было окончательно утрачено понятие о критериях образованности и общей культуры. Наличие хотя бы мизерного числа старых интеллектуалов позволяло, по крайней мере, зримо представлять разницу между ними и интеллигентами советской формации. Их отсутствие сделало тип советского интеллигента абсолютной нормой.
В свете сказанного декларации идеологов коммунистического режима об успешном "стирании граней между физическим и умственном трудом" и грядущей победе советского общества в деле формирования его "социальной однородности" оказались не столь далеки от действительности. Им удалось-таки не только полностью ликвидировать элитный характер интеллектуального слоя, но и устранить существенное различие между ним и всей массой населения по уровню информированности и общей культуры. Слой людей, к которым, независимо от "должности" могло бы быть применено общее понятие, эквивалентное понятию "барин", просто перестал существовать как явление.
Вот на таком фоне и происходило становление тех, кто представляет нынешних "хозяев": и "властителей дум", и просто властителей. При этом характерной особенностью функционирования их власти является назойливое подчеркивание первыми своей отстраненности от вторых, чуждости и оппозиционности им (в виде пресловутого "противостояния" "чиновника" и "интеллигента"). Поддержание этого мнения - вопрос вопросов для людей, чей имидж основывается на подаче себя как чего-то для советской власти постороннего, тогда как суть дела в том, что и советские "чиновники", и советские "интеллигенты" - люди абсолютно одной пробы и одинакового покроя: "Вышли мы все из народа - и хрен нас загонишь назад!".
Когда одни из них предпочитали сидеть, надувая щеки, в каком-нибудь обкоме, а другим больше приходилось по душе "порассуждать" и, подраспустившись, даже маленько лягнуть своего единокровного брата, то некоторое "противостояние" между собой они, конечно, производили. Эта "семейная" неприязнь никогда не переходила определенной границы (ярчайший пример - шестидесятническое шебуршение времен хрущевской оттепели с обращением к идеалам "истинного ленинизма"), потому, что переход этой границы означал бы отцезабвение, потребовал бы отречения от отцов-комиссаров. Советская закваска - вещь суровая, стойкость этого типа личности такова, что даже большинство "диссидентов" всех мастей, от "антирусского" Синявского до "прорусского" Осипова, отсидев положенные сроки, ухитрились остаться совершенно советскими людьми. Чего уж там ожидать от "просидевших всю жизнь под бильярдом в партийных домах отдыха". Сколько ни сочиняй песенок о "господах юнкерах", а "комиссары в пыльных шлемах" где-нибудь, да повылазят...
Собственно говоря, все это не может быть поставлено в вину этим людям, для кого-то это, может быть, и беда. В конце концов, лучшие из них вносили разнообразие в беспросветность советского быта, с запозданием в двадцать лет люди могут сказать им спасибо за это. Но, увы, на роль антагонистов советского режима эти люди, плоть от плоти его же, никак не годятся. Для всех, кто действительно "несоветский", они с "партократами" при всех их междоусобных дрязгах - одного поля ягоды. Ну, а когда уж "неотрекшееся" комиссарское отродье берется обучать правилам приличия - это уж... извините!
Если "дети Октября" до того впали в забытье, что не опознают друг друга, то нам-то что за дело? Вспоминается забавный случай. Известный "красный генерал" А.Макашов начал свою политическую карьеру, как известно, с речи на последнем съезде КПСС, в которой, между прочим, обрушился на “некоего Б.Васильева”: тот где-то несколько доброжелательно обмолвился о русских офицерах-дворянах, тогда, как "отцы наши этих дворян в гражданскую...", полагая при этом, что заклеймил белоофицерского отпрыска. Но, как говорится, "свой своя не познаша": офицерский-то офицерский, да только не белый, а... красный (Б.Васильеву, сыну офицера, воевавшего против своих сослуживцев за интересы III Интернационала, в самый раз вспоминать было о дворянской чести). Положим, Васильев имел право не одобрять своего отца, но самое-то забавное - одобрял же вполне! Да еще и сам книгу о гражданской войне писать собирался, а, приступая к сей многотрудной задаче, на вопрос журналистов ответствовал тако: "Почему меня так увлекла эта тема? Да потому, что мне порой кажется, что некоторая часть молодежи стала забывать, откуда все мы, о наших корнях, о святых людях, которые отдавали жизни во имя будущего, защищали его. Белые сражались за вчерашний день, красные - за завтрашний! Мне хочется "влюбить" читателей в моих героев, чтобы сильнее забилось сердце..."
Пусть даже люди, один из которых был озабочен воспитанием молодежи на большевистских идеалах, а другой вколачивал эти идеалы в головы подчиненным, теперь друг друга не любят. Но когда кто-нибудь из них - хоть васильевы, хоть макашовы, - протянут свои грязные лапы к наследию старой России, загубленной их отцами в гражданскую войну и столь нелюбимой ими самими всю сознательную жизнь, - скажем им: "Nescio vos!"
____________________________________________
*)Послужившая поводом для написания этой статьи публикация Д.Е.Галковского "Андерграунд": http://www.samisdat.com/2/214-and.htm - прим. enzel.
September 15 2010, 18:38:58 UTC 8 years ago
Отдельное спасибо автору.
September 15 2010, 20:29:02 UTC 8 years ago
От меня тоже.
September 15 2010, 21:12:23 UTC 8 years ago
в общем всё яснее становится в какой мы яме
September 16 2010, 06:02:13 UTC 8 years ago
September 16 2010, 07:38:10 UTC 8 years ago
А последний абзац, как будто написан вчера! И ведь действительно тянут они сегодня свои лапы к наследию старой России, и молодежь убеждают, что они-де наследники старых, но глупых, не понявших идеалов ленина-сталина - этих эффективных эффективников. Да здравствует модернизация, ускорение, догоним и перегоним, уничтожим как класс! Ой, что-то не то, кажется, ну да ладно всё равно никто ничего не поймет! Ура! Даёшь!
Deleted comment
September 20 2010, 10:22:59 UTC 8 years ago
Кстати, сегодня по радио комментарий: чем различаются два члена тандема? Один, говорят, верит, что из г.... можно сделать конфетку, другой уже не верит ни во что. Мне сей комментарий не понравился: сперва постулируется, что в России всё - г... , а затем идея развивается как нечто само собой разумеющееся. Вероятно, в таких случаях, в таких суждениях и вылезает наружу поименованный Волковым типаж...