4.1.
Такой тонкий грузинский день, «ни о чем». И тут же возникла тема. Тепло, очень тепло, и особой синевы голубизна. И на ее фоне поразительно зеленые круто остриженные тополя в одном из дворов этого города. Вот, собственно, и все. И нет нужды добавлять о маленьком человеке, слегка кривом и длинноносом, идущем вдоль теплого щербатого парапета в одном из отдаленных, но столь милых северному сердцу городов. И нет нужды замечать, что главное состоит в передаче, какими угодно средствами и без оглядки на стиль, тонкой, всегда ускользающей, но безусловно данной сущности – мгновения, часа, дня, – большей, чем просто настроение, и не улавливаемой сетями никакой из серьезных эстетик: все как бы проще и одновременно неимоверно сложнее, но может быть решено одним лишь счастливым попаданием в тему. Впрочем, все эти рассуждения ничего не проясняют, ибо все и так ясно. Либо да, либо нет.
29 сентября 1988 г.
4.2.
Есть особая тема – утренней прозрачности в городе, глубокой стеклянной тени у высокой, уходящей в небо, кирпичной стены ясным октябрьским, почти как у Дилана Томаса, утром. Когда тротуар кажется синим от чистоты и холода воздуха, а небо впереди – сине-перламутровое и невозможно далекое, как некий знак того, что кое-что все же имеется в этом мире чудесного. Есть тут и прозаизмы: мужчина в берете у открытой дверцы автомобиля, пожилая женщина в кроссовках, толстый монтер с мотком проволоки на плече, – но все эти персонажи как бы размываются в упругой хрустальности еще полновесного утра.
3 октября 1988 г.
