Сергей Сергеевич Каринский (enzel) wrote,
Сергей Сергеевич Каринский
enzel

Category:
Н.С.КАРИНСКИЙ. СОСТЯЗАНИЕ

Давно я не републиковал напечатанных текстов моего двоюродного прадеда. Минувшей осенью забрезжила будто возможность издать книгу его статей, но так пока ничего и не обозначилось. Поэтому продолжу кустарным способом у себя.

Предлагаемый вниманию читателей очерк Состязание редок в наследии Н.С.Каринского - в нем описывается эмигрантская жизнь, самое ее трудное начало. Подавляющая же часть им оставленного относится к доэмигрантскому времени, преимущественно и к дореволюционному. Видимо, вспоминать катастрофу на старости лет ему было тяжело. Действие очерка происходит в 1924 г., на следующий год после того, как Н.С.Каринский пятидесятилетним человеком ступил на американскую землю. Написан же он 24 года спустя, а опубликован ровно за две недели до смерти автора, в газете Русская жизнь от 24 июля 1948 г.

***

На Посейдонов пир веселый
Зреть бег коней и бой певцов
Шел Ивик - скромный друг богов...


Жуковский


Это было в 1924 году. В большой столовой для служащих первоклассного Нью-Йоркского отеля Пенсильвания за отдельным столом поместилась для полдника вся упряжка электрической машины для мытья посуды, на которой я был машинистом, - 7 человек, 7 национальностей, настоящий интернационал.

Здесь были: следующий за мной по рангу в упряжке и мой заместитель - еврей, родившийся в США от отца - дезертира из русской армии, бежавшего, по словам сына, от жестокостей военной службы и от царского правительства, которое, как всем известно, истязало евреев и то и дело устраивало еврейские погромы.

Поэтому сын ненавидел всех русских, кроме большевиков, а в особенности меня, прежде всего как классового врага, угнетателя в России своих крепостных крестьян и рабочих, а затем как машиниста, должность, на которую он сам метил.

Рядом с ним сидел испаньол, потомок евреев, изгнанных века назад из Испании святой инквизицией при короле Филиппе 2-м и живших с тех пор в Турции в Салониках, - недалекий и добродушный парень.

Затем испанец, бывший студент Нью-Йоркского Университета, страдавший запоем и потому изгнанный из Университета - знаток испанской литературы, поэт.

Высокий, мрачноватый португалец, молчаливый и ленивый.

Итальянец Франк, жизнерадостный, с размашистыми жестами, - хороший товарищ в работе и, вероятно, во всем, и наконец, неудачник, американец Жак, - мрачный после похмелья, общительный в немногие дни трезвости, вечно напевающий себе под нос длинную пиратскую песню, каждый куплет которой кончался неожиданным выкриком "гей, гей и бутылку рому" с последующим энергичным ударом кулака по машине.

Мы кончили сытный полдник (в сущности обед из 4 хорошо приготовленных блюд, полагавшийся всем служащим в отеле за исключением, разумеется, начальства) и за кружкой кофея мирно беседовали на ломанном английском языке, который каждый коверкал по-своему.

К нам подсели еще двое: один из поваров, толстяк, француз из Савойи, удивительно похожий на Тараса Бульбу, как я видел его в детстве на экране в туманных картинах, составленных по этой повести.

Французский Тарас Бульба почему-то возлюбил меня и, когда вырывалась свободная от работы минута, проводил ее около меня, рассказывая на французском языке разные истории, которых знал множество.

Один раз даже, найдя, что я черезчур мрачен, предложил для моего развлечения сплясать свой национальный танец, который исполнил с удивительной для его толщины легкостью, и искренно радовался, когда я не мог сдержать улыбки, видя, как он вертелся волчком, подпрыгивал, притоптывал или плавно шел в танце, помахивая шейным платочком.

Другой подсевший к нам был родом из России, из немецких колонистов, живших на юге России в Жмеринке, работавший в отеле, как и на родине, пекарем.

Он свободно говорил по-русски с южным и отчасти немецким акцентом и часто вспоминал о России, которую любил и о которой тосковал.

Испанец рассказал, что накануне был на испанском митинге (кажется, анархистов), где читал свое стихотворение и удостоился бурных одобрений.

По нашей просьбе он с большим подъемом, сверкая глазами, прочел, конечно, по-испански, это стихотворение, пояснив предварительно, что дело идет о завоевании свободы. Стихи были очень звучны, и испанец сорвал и наши аплодисменты.

"Тарас Бульба" предложил нам своеобразное состязание: пусть каждый прочтет стихотворение на своем языке. Все остальные будут ставить у себя отметки, и для победителя, получившего высший балл, он приготовит вкусное блюдо.

Мне вспомнилось состязание пастухов на рожках, на котором мне пришлось присутствовать, когда я был на статистическом обследовании Меленковского уезда Владимирской губернии - гнезда пастухов для всех окрестных уездов прилегающих губерний.

Состязание было ежегодно, когда пастухи осенью возвращались домой. Среди них были настоящие виртуозы, игра которых вызывала бурю восторгов слушателей - специалистов дела.

Искусство игры на рожках нашло отражение и в народной песне:

"Не будите меня рано,
Рано, рано по утру.
Вы тогда меня будите,
Когда солнышко взойдет...
Пастух выйдет на лужок,
Заиграет во рожок.
Хорошо пастух играет, приговаривает..."

Победителя на состязании напоили до пьяна, да и сами судьи и участники боя на рожках, как, впрочем, и слушатели, перепились во славу пастушечьего искусства.

Предложение нашего француза-повара понравилось, и каждый читал стихи на своем языке по очереди, как мы сидели за столом.

Когда очередь доходила до меня, я задумался - какой русский поэт нашел бы ответное созвучие в этой пестрой группе народностей? Пушкин, Лермонтов, Некрасов, А.К.Толстой?

Я остановился на стихотворении Бальмонта - колокольчики или колокола, перевод из Эдгара По.

Это стихотворение много лет назад читал в одном из культурных центров тогдашней Москвы - у А.В.Соловцова на очередном соловцовском "четверге" начинающий поэт - Бальмонт. И я, в то время студент Московского Университета, впервые в этот четверг познакомился с Бальмонтом, его поэзией и его манерой читать стихи нараспев.

Остановился я на "колокольчиках", так как они, на мой взгляд, были идеально звукоподражательны: в передаче Бальмонта слышалось пение колокольчиков.

Подражая менере Бальмонта, я начал: *)

"Слышишь, кони мчатся в ряд;
Мчатся в ряд.
Колокольчики звенят.
Этим пеньем и гуденьем
О забвеньи говорят.
О как звонко, звонко, звонко,
Словно звучный смех ребенка
В тихом воздухе ночном,
Говорят они о том,
Что за днями пробужденья
Наступает наслажденье,
Наслажденье вечным сном."

Слушатели прерывали меня несколько раз рукоплесканиями; вокруг нас собралась толпа с соседних столов; и по окончании чтения русский язык или, вернее, стихотворение на русском языке было признано самым красивым и звучным.

Звонок - на работу - прервал наш разговор на тему о стихах, и мы быстро оставили вершины поэзии и спустились даже не на землю, а глубоко под землю, в нижний этаж подвала, где помещалась кухня и стояли машины для мытья посуды.

Когда мы спускались вниз на лифте, поэт-испанец сказал:

- Да, очень красиво. А знаете, что мне напомнили Ваши стихи? Американского поэта Эдгара По, называется беллс (колокола).

Это было уже триумфом самого Бальмонта.

Я ответил ему, что прочитанное мною стихотворение - русский перевод Эдгара По, сделанный известным русским поэтом Бальмонтом.

Испанец спросил:

- Нет ли у Бальмонта таких же звучных стихов, посвященных даме сердца?

- Есть у Блока, но зачем Вам?

- Мы позовем Дульцинею нашего испаньола. Она (барышня, приготовлявшая салат) не обращает никакого внимания на этого "дона Киссоте" из Турции. Может быть, Ваши русские стихи помогут ему.

"Дон Киссоте" густо покраснел, мы все расхохотались и весело пошли к машине.

На следующий день "Тарас Бульба" приподнес мне изготовленное им замысловатое блюдо, а русский язык получил признание благодаря Бальмонту.


Н.Каринский
Колумбия, Н.Джерзи
_____________________
*) Прим: Не уверен в точности передачи стихотворения, т.к. привожу его по памяти. Книги же Бальмонта у меня нет под рукою.

От публикатора: вероятно, Н.С.Каринский прочитал лишь часть большого стиховорения: http://poe.velchel.ru/index.php?cnt=6&rhime=bl_16. Упомянутый в тексте А.В.Соловцов - русский пианист и шахматист: https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A1%D0%BE%D0%BB%D0%BE%D0%B2%D1%86%D0%BE%D0%B2,_%D0%90%D0%BB%D0%B5%D0%BA%D1%81%D0%B0%D0%BD%D0%B4%D1%80_%D0%92%D0%BB%D0%B0%D0%B4%D0%B8%D0%BC%D0%B8%D1%80%D0%BE%D0%B2%D0%B8%D1%87


Гостиница "Пенсильвания", 1919 г.


Н.С.Каринский в 1923 г. и незадолго до смерти
Tags: культура, литература, прошлое, семейный архив, эмиграция
3

Лёгкость

по сравнению с "Жертвами Ялты" Толстого.

Стараюсь почитывать эмигрантские воспоминания первой волны.

enzel

January 26 2019, 18:10:31 UTC 6 months ago Edited:  January 27 2019, 11:21:54 UTC

Соглашусь. Насколько могу судить, он был легким человеком, не взирая на все трудности судьбы. Или Вы имели в виду легкость его доли? Если так, она была вовсе не легка, хотя и не такова, разумеется, как у "жертв Ялты".

Лёгкость письма по сравнению с "Жертвами Ялты".

Anonymous

January 26 2019, 21:48:00 UTC 6 months ago

Отлично написано, про состязания на рожках впервые слышу, напомнило скорее современный репортаж откуда-нибудь из фестивальной Испании.
Вообще письменные воспоминания проигравших ГВ отличаются большей естественностью, чем их противников, настоящую картину можно лишь представить по фрагментам и проговоркам, хотя у первых тоже чувствуется что умалчивается меньшее, а вот у вторых большая часть происходившего.
ГВ у нас со слов реально в ней участвовавших это бесконечные таборно-пешие переходы на большие и колоссальные расстояния, стычки, наскоки, казни пойманных противников большей частью благодаря слухам и потому случайным. Война угрюмых идиотов в стране дураков.
Под'успокоившийся Петров радует своими записками путешественника. Особенно доставило описание воровства пищи у духов счастливых тайцев. Вещь невообразимая для приличных провинциалов, однако некоторые креативные оторвы и оторвыши, безбашенно готовы спереть всякую мелочовую фигню, быть с позором изгнанными за это и с детской непосредственностью хвастаться добычей. Хорошо хоть не заблевывают все вокруг себя по-островитянски.
Как вообще не брезговать рисово-соусной дрянью с тропической улицы, не умирая с голоду? Потом притащат глистов и экзотический кожный триппер.
Да, кстати, не был ли автор процитированных записок лично знаком с художниками "Кукрыниксов" 1910-х или такой типаж был распространен у дореволюционной публики?

houblondobbelen

January 29 2019, 03:10:24 UTC 6 months ago Edited:  January 29 2019, 03:10:51 UTC

Как же приятно читать воспоминания, написанные таким языком (хотя и по грустному поводу)! Ведь, совершенно другой язык теперь на нынешнем "рунете," по большей части.
Спасибо.
Спасибо. Вы правы, язык совсем другой, да и психология. Да и культурный уровень. Сегодня, с точки зрения доминирующего сознания, это какое-то нелепое, смешное поведение - конкурс поэтических декламаций, "бред какой-то" :)
Да. При этом, жизнь среднего русского мужика - ярая и скоротечная - считается "нормальной." Родился, залетел по пьяни, отсидел, покрутил ручку на заводе - отравился солидолом в 55 насмерть. "Нормально."
А поэтическая декламация - "бред какой-то."
Как можно после этого отстаивать позиции советоидного мужиковства - даже если и продержавшегося 100 лет - уму непостижимо, по-моему.

enzel

January 31 2019, 04:38:42 UTC 6 months ago Edited:  January 31 2019, 04:42:48 UTC

Ну, это же разные антрпологические совокупности. И вопрос, к какой из них относится тот или иной субъект. Понятно, что советоидное мужиковство это подавляющая часть РФ-населения... Но если Вы говорите о не относящемся к ней субъекте, но который занимает их позиции, то тут уже возникает вопрос о его мотивах.
Интересно, что в этом, тоже, по-моему, кроется извращение понятий при П-режиме: "Демократией" объявляют прямую власть большинства; тогда как демократия западного образца - понимается как сохранение главных прав меньшинства (при удовлетворении основных прав большинства). Именно это, на мой взгляд, и являлось основой РИ. Что - совершенно закономерно - подвержено атаке в современной РФ.
РФ унаследовала советскую шизофреническую систему: в социально-культурном смысле она народна (мужиковна), но при этом она "многонациональна". Большевицкая идея была направлена против русского культурного слоя с двух сторон, слоя давно уже нет, а матрица неприкосновенна.
Хотел у Вас спросить - правильно ли я понимаю модель "много/интернационалии," как прямо противоположную имперским идеям отношения к этничности подданных; как то: Преференция к ассимиляции и игнорирование этнической принадлежноси в случае лояльности к Империи?
(Напр., как замечает Шиндлер - в личных делах офицеров Австро-Венгерской армии было много полей и заголовков, но не было одного: Этничности. Лояльность к Империи была наиважнейшим аспектом).
Конечно, многонационалия - антипод ассимилирующей и интегрирующей империи, в которой этничность второстепенна и безусловно уступает общеимперской лояльности, базирующейся на верноподданстве, господствующей религии и государственном языке.
Спасибо! Да, такой подход, безусловно, предпочтительней. Надеюсь, что в США он будет хоть как-то продолжаться (конечно, тут не совсем "имперская" модель - но и советская "многонационалия"), хотя этому появились угрозы.

Anonymous

January 30 2019, 15:08:26 UTC 6 months ago

Блин, ну и где продолжение?