I.M.J.L.B.
Вчера ко мне зашел Игнасио Морейра. Редкий гость. Мы просидели с ним допоздна, пили кофе и местный бренди. Игнасио курил сигару. Я открыл окно, чтобы не страдать от терпкого дыма. Вечер был тихий и теплый.
Когда он ушел, я взял из шкафа том «Освободительной войны» Хосе Спенсера и в третий раз перечитал его описание переговоров между повстанцами и представителями наместника. В два часа ночи раздался телефонный звонок. Это был Морейра.
Я с трудом разбирал слова. Понял только, что он просил у меня прощения за какое-то давнее оскорбление. Я, находясь в здравом уме и не жалуясь на память, не мог припомнить не только оскорбления, якобы нанесенного им мне, но и вообще сколько-нибудь серьезного разговора между нами за последние семь лет. Я уверил его, что не держу на него зла и пожелал на прощание спокойной ночи. Не знаю, была ли его ночь спокойной, но мне заснуть так и не удалось. Размышления о непонятном поступке Игнасио Морейры занимали мои мысли, и я тщетно пытался найти ему объяснение.
Лишь часам к семи я забылся зыбким утренним сном. В половине девятого – шел дождь и было сумеречно – я проснулся. И тут же раздался телефонный звонок. Звонила В*, младшая сестра А*. По беспокойному тону ее голоса я понял, что что-то случилось с доном Алехандро, дядей сестер, знаменитым, но уже давно неизлечимо больным математиком.
Мы встретились на улице Ораль в 9:15. Я не успел позавтракать и чувствовал себя несвежим после почти бессонной ночи. Ближайшие события я вынужден опустить – общественного интереса они не представляют.
Вечером снова позвонил Игнасио. Теперь он говорил отчетливо, но при этом ни словом не упомянул о своем ночном звонке. Осведомившись о состоянии здоровья дона Алехандро, он предложил свою помощь. Я поблагодарил его и не стал задавать никаких вопросов. На следующий день предстояло много дел. Прежде всего нужно было решить, как сообщить обо всем донне Марте – живущей в горном пансионе жене покойного дона Алехандро.
27 декабря 1984 г.
