Итак, по одной из центральных улиц шел молодой человек. В его наружности даже самый придирчивый наблюдатель не мог бы открыть ничего примечательного. Клетчатая куртка, серые брюки, черные штиблеты, в руках трость, на голове шляпа, на шее платок – все как обычно. Звали его Николаем Петровичем Осокиным. Николай Петрович происходил из знатной, но обедневшей дворянской семьи и, по-видимому, где-то служил. Я говорю «по-видимому», поскольку времени было четыре часа пополудни, обычный срок окончания работы в департаменте, когда все чиновники расходятся по домам в предвкушении вкусного обеда, трубки и газеты. А на лице молодого человека была заметна усталость, из чего я предполагаю, что он занимался весь день каким-то скучным и тяжелым трудом. А кто у нас занимается таким делом кроме чиновников? Вот как ни крути, а получается, что молодой человек по имени Николай Петрович Осокин был чиновник. Установив этот факт, проследим за его дорогой. Вот он идет, рассеянно переступая стройными ногами через маленькие лужи на панели, вот остановился у витрины, смотрит на выставленные в ней диковины, вот поправил шляпу и зашагал дальше, уже бодрее и как-то целеустремленнее…
Да, а представьте этого же человека лет этак сто пятьдесят спустя. Что нам стоит перенестись во времени на такой пустяк. Мы отнимем у него трость, шляпу и, пожалуй, платок. Накинем на плечо ремень модной сумки и получим портрет нашего современника, так сказать героя нашего времени…
Но тут же начинаются проблемы. Во-первых, время. Разве кончают наши чиновники свою работу в департаменте в четыре часа? Во-вторых, витрина – какие такие диковины можно увидеть в ней? О дворянском происхождении я и не говорю. И неужели придется называть Николая Петровича просто «Коля», или как-нибудь «Николай»? Ну уж нет, я-то знаю, что в семье его называют Nicolas, на французский манер.
Его родные хранили старые русские привычки тем ревностнее, чем бесспорнее становилась их анахроническая неуместность в современном укладе жизни. С детства Коленьку воспитывали на французском языке, все домашние изъяснялись только таким образом, его старшая сестра Маша в возрасте семнадцати лет втайне мечтала о Европе, о жизни в Париже, на Крите и еще Бог знает о каких чудесных уголках Старой Земли. Но о ней мы заговорили слишком рано.
…………………………………………………………………………………………………..
1985 г.
