Виртуальная история

Публика - все люди Земного шара, в том числе и молодые историки, - знает о прошлом человечества исключительно то, что ей сказали прежние историки, и ничего другого. Людям навязывается ложная интерпретация, и дальше речь идёт только о сказанном. А в своём кругу историки уговаривают сами себя и друг друга, что очевидцы событий имели в виду не то, что имели в виду, а то, что в виду у них, историков.

Вот Ганс Дельбрюк, не поленившийся посетить места "античных" сражений, и с удивлением обнаруживший, что там просто не поместились бы те многие тысячи бойцов, которые на этих полях якобы рубились. И что хитроумные маневры, которые хрестоматии приписывают Ганнибалу, Александру Великому, Сципиону и прочим стратегическим гениям, почти все невыполнимы практически (связь и управления войсками!).И войско кочевого, варварского народа не может быть более 15 тыс.

Может быть "древние" владели "особыми приемами", магией и герметикой, позволявшей им решать технически невыполнимые ныне задачи? А потом пришли неизвестные кочевники, мастеров порубили в капусту, а свитки с магическими заклинаниями пожгли. И концы в воду.

Во время оно не было специальных людей, собиравших и передававших информацию; она распространялась естественным образом. Потом появились барды и сказители.Когда появились первые люди, записывавшие произошедшие события, они вполне могли делать это добросовестно, в меру своих знаний и понимания. Но первоначально не могло быть никаких правил летописания. Не проставлялись и даты, - не потому, что хроникёр был необразован, а просто не было ещё такого понятия, как "дата".Сочинённая средневековыми схоластами "история", приобретшая его стараниями даты, превратилась в обожествлённую святыню. Поколения историков, её "жрецов", наработали свою терминологию, сильно украсив эту "святыню" собственными догадками и словечками.По мнению историков, им известна "реальность" прошлого. На самом-то деле известна лишь, - и об этом можно говорить уверенно, - именно СХЕМА исторического развития.

А в схеме есть древняя античность, населённая греками и варварами, и средневековый мир, населённый христианами и мусульманами. Хронисты говорят о язычестве местных жителей, а историк упорно называет их мусульманами. У читателя невольно складывается неверное представление о всей эпохе!

Нельзя не отметить, что свидетели "крестоносного времени" не всегда ограничивались обзываниями своих врагов неверными или вероломными. Они, бывало, записывали названия народов. Вот эти названия: ливийцы, ассирийцы, индийцы, финикийцы, эламиты, персы, мидяне, халдеи, парфяне!

Есть мнение у ряда критиков традиционной версии истории, что :

Анализ наличного корпуса письменных источников порождает бесчисленные вопросы. Никаких оригиналов рукописей, написанных еврейским и греческим письмом ранее XV века, не существует. Всё, что есть у историков из "древних" документов, - это средневековые копии! Точно так же отсутствуют оригиналы рукописей, написанных по-латыни раньше XIV века, в частности, нет оригиналов рукописей Данте, Боккаччо и Петрарки в Италии, Д. Уиклифа и Р. Бэкона в Англии, Ф. Бонавентуры во Франции и других авторов, традиционно относимых к XII-XIV векам.

Есть несколько очень простых признаков для отличия действительно старинного литературного произведения от недавнего. Прежде всего, мы здесь можем опереться на закон размножения рукописей в допечатное время в геометрической прогрессии с каждым новым десятилетием существования языка, на котором они написаны.

Характерно, что событийно все эти, "всплывшие" в XVI-XVII веках хроники не имели однозначной привязки к единой шкале времени. К какому времени отнести какую из них, определяла не общепринятая сквозная хронология, которой тогда ещё не было, а, скорее, историческая география. Рукопись привязывали сначала к какому-либо региону, а уж только затем, выверив по перекрёстным ссылкам в разных текстах разных стран, относили ко времени в прошлом. Понятно, что даже те из них, которые были сочинены от начала до конца, всё же сочинялись не в безвоздушном пространстве, ведь их авторы жили во вполне определённом "историческом" контексте, - так что составитель историографии вполне мог найти им место в якобы "действительном" прошлом. Это, кстати, означает, что метод перекрёстных ссылок, на который любят опираться историки, надо применять с большой осторожностью.Вот причина, позволяющая говорить об относительной достоверности истории можно только для последних веков, начиная от XVII-го. Обращаясь же ко временам более ранним, придётся пользоваться термином "варианты истории"

Монистический детерменизм

С конца XVII столетия до конца XX в "историческом знании" царил жесточайший детерминизм: если что-то произошло таким, а не другим образом, значит, за этим стоит непротиворечивая, жесткая причинно-следственная связь. В разные эпохи ее источником могли быть принципиально непознаваемые и фатальные силы (капризы богов, Промысел Божий, гегелевский Geist) или силы, в конечном счете познаваемые, но оттого не менее фатальные, типа суровой связки производительных сил с производственными отношениями, с точностью до какого-нибудь всенепременного "вызова", на который последует столь же обязательный "ответ", а за ним, в свою очередь, последует новый "вызов", и так от начала мира и до бесконечности.

Монистическому детерминизму "Virtual History: Alternatives and Counterfactuals". - Basic Books, 1997, 548 pp., сборник статей под редакцией Ниала Фергюсона бросает перчатку.

В 1990-х годах на небосклоне исторической науки появилась новая яркая звезда. Молодой (род. в 1964 году) шотландский историк Ниал Фергюсон (Niall Ferguson) всем задал по задаче. Надо думать, в издательствах Oxford University Press, Viking Publications и Basic Books были заведены специальные "фергюсоновские" отделы, в типографиях выделены отдельные машины для непрерывной публикации его трудов; читатели едва успевали переварить предыдущую порцию блистательных и спорных идей, подкрепленных монбланом доказательного аппарата, как поспевала новая. Книги Фергюсона вызывают оживленные дискуссии в академической среде, его гипотезы пробуют на зуб и коллеги-историки, и специалисты по теории политики и дипломатии.

Судя по скорости появления изданий в мягком переплете и обилию качественных дискуссионных форумов в интернете, он пользуется популярностью и среди рядовых читателей. Что неудивительно. Фергюсон принадлежит к плеяде современных историков (в нее, в частности, входят Симон Шама и Норман Дэвис), которых отличает превосходный литературный стиль, умение ясно и выразительно писать о самых головоломных и на первый взгляд безумно скучных теоретических проблемах.

За прорывом Ниала Фергюсона со товарищи через плотину профессионального табу стоит серьезный исторический аргумент. Перефразируя Фрэнсиса Фукуяму, мы присутствуем при "конце истории", - не исторического процесса в известных нам категориях, но осмысления прошлого в принятых терминах.

Новое поколение историков отказывается искать философский камень исторического знания - пресловутые "законы", - и уже одним этим очеловечивает вопрошание о том, "кто мы есть и откуда", оставляя за ненадобностью и бессмысленностью вопрос "зачем".

Мы, люди - как и деревья, травы, небо, - живем ни для кого и ни для чего; мы не винтики, не гайки, не субъекты и не объекты предначертаний сияющего или зияющего будущего, и русло нашей коллективной истории так же непредсказуемо и неуправляемо никакими инженерными замыслами, как неуправляема радуга в небе и ветер в ущельях. И слава богу.

Историческая реальность, равно как и знание, прежде всего фактичны. Кареев (последний русский историк) , к примеру, разделял факты на три группы: 1) культурные (формы деятельности и отношений); 2) прагматические (поступки – события, влекущие за собой изменение, а также исторические движения и течения); 3) факты мировоззрения, сознания (принципы поступков и форм деятельности); 4) факты, связанные с изменением исторического типа личности. Культурные факты связаны эволюционными связями, но эти связи не поддаются математическому описанию и формулировке в виде правильных последовательностей (прямая, цикл, кривая), а представляют скорее ломаную линию. Каузальные связи, относящиеся к прагматическим фактам, также не являются закономерными и не поддаются анализу, дедукции, прогнозированию, т. к. представляют связи поступка и поступка, поступка и мотива, поступка и среды, образца и подражания, приказа и реакции. Хотя и возможно сформулировать некие общие законы, объясняющие эти связи, они будут носить лишь гипотетический характер, т. к. отсутствует возможность их проверки, верификации (ибо в каждом отдельном случае комбинация элементов в конкретных условиях необъяснима и непредсказуема). Подобно тому, как явления истории фактичны, т. е не являются повторяемыми, однородными и т. д., фактичны и сами связи, являющиеся индивидуально-случайными.