Ростовщичество : Европа времен расцвета

Недопустимость взимания процента аргументировалась двояким образом – с одной стороны, с опорой на положения этической доктрины Аристотеля, утверждалось, что поскольку естественным образом деньги от течения времени не увеличиваются в числе (не приносят «естественного роста»), то взимание процента есть дело противоестественное. Подобным образом аргументирует помещение ростовщиков в Ад Данте, вкладывая Вергилию следующие слова:

Искусство смертных следует природе,

Как ученик ее, за пядью пядь;

Оно есть божий внук, в известном роде.

Им и природой, как ты должен знать

Из книги Бытия, Господне слово

Всецело людям жить и процветать.

А ростовщик, сойдя с пути благого,

И самою природой пренебрег,

И спутником ее, ища другого.

(Ад. XI, 103 – 111)

Вторая модель аргументации о недопустимости ростовщичества не являлась самостоятельной, а была своего рода усложненной версией первого подхода. Ведь постольку, поскольку сами деньги естественным образом не умножаются, то их прирост при отдаче в заем может проистекать исключительно из того времени, в течении которого ими пользуются. Но тем самым получается, что ростовщик берет деньги за время как таковое. Однако «время – это дар Божий, а следовательно, оно не подлежит продаже», торговля же временем, согласно Бонавентуре, есть «извращение порядка вещей»

По мере развития обмена и становления денежного хозяйства позиция церкви по отношению к ростовщичеству становится все более жесткой, вылившись в 1311 г. в формальное запрещение роста.Было объявлено противным христианству не только взимать процент, но равным образом провозглашалось недействительным и все противоречащее данному положению светское законодательство

Ростовщичество осуждалось как таковое, вне зависимости от того, на какую благую цель предназначались получаемые в качестве процента деньги – иными словами, ростовщичество осуждалось безусловно, не могущее быть оправдано никакой целью, средством к достижению которой оно бы являлось. В частности, папа Александр III (1159 – 1181) «в одном постановлении подверг порицанию ростовщичество, даже существующее для такой похвальной цели, как выкуп рабов» [Балдуин М.В. Александр III и двенадцатый век / М.В. Балдуин. – СПб.: Евразия, 2003. С. 190].

Единственным средством искупления греха ростовщичества считалось «возвращение всех накопленных ростовщиком денег тем, с кого он взыскивал проценты» [Гуревич А.Я. Культура и общество… С. 207, прим. 20].

Цезарий Гейстербахский в Dialogus miraculorum («Диалоге о чудесах») приводит следующую историю, показательную сразу в нескольких отношениях:

«В царствование короля Франции Филиппа [Августа], отца и предшественника нынешнего государя, жил в городе Париже богатейший ростовщик по имени Тибо. У него были многочисленные владения и несметные богатства, накопленные ростовщичеством. Охваченный раскаянием по милости Божией, предстал он перед магистром Морисом, Парижским епископом, прося наставить его добрым советом. Тот, увлеченный строительством собора, посвященного Богоматери, посоветовал ему пожертвовать все свои деньги на продолжение начатого строительства. Этот совет показался ростовщику несколько странным, и он обратился к кантору магистру Пьеру, передав ему слова епископа.

Магистр Пьер ответил ему: “На этот раз он дал тебе дурной совет. Ступай и пусть глашатай возгласит по всему городу, что ты готов возместить всем полученное за ссуду под залог”. Тот так и сделал.

Затем, вновь явившись к магистру, Тибо сказал ему: “Всем, кто пришел ко мне, я с чистым сердцем вернул все, что брал у них, но у меня много еще осталось”.

“Теперь, – ответил ему магистр, – ты можешь творить милостыню с полным спокойствием души”.

Аббат Даниель из Шёнау рассказывал также, что, по совету кантора, он появлялся на городских площадях полуобнаженным, в одних штанах, сопровождаемым слугой, который бичевал его, выкрикивая: “Вот тот, кто стяжал почтение власть имущих благодаря своим деньгам и кто удерживал заложниками сыновей благородных сеньоров”» [Цит. по: Дюби Ж. Европа в Средние века / Ж. Дюби. – Смоленск: Полиграмма, 1994. С. 71].

Однако, веры даже в отдаленную возможность ростовщика спастись, пусть даже ценой длительного пребывания в чистилище, было немного [Гуревич А.Я. Культура и общество… С. 217]. По словам Бернардино Сьенского, «на Страшном суде все святые кричат при виде ростовщика: “В ад, в ад, в ад!” – и небеса со звездами возглашают: “В огонь, в огонь, в огонь!” – и планеты: “Смерть, смерть, смерть ему!”» [Там же. С. 217]. Ощущение своей греховности ростовщиком было столь велико, что иногда он отказывался даже и от поисков спасения: ростовщику Готтшальку, забранному в ад, «была дана трехдневная отсрочка, которой он по возвращении домой не воспользовался, поскольку считал исповедь бесполезной: предназначенное ему должно свершиться, а место в аду для него уже приготовлено» [Там же. С. 209].

Аналогично, в другом примере повествование начинается с того, что епископ отказался похоронить ростовщика на кладбище и это событие рассматривается как самое заурядное, используемое в качестве зачина [Там же. С. 134 – 135].

Показательна следующая exempla: ростовщик после смерти велел похоронить себя со своим золотом, а когда один человек пытался отнять его у ростовщика, тот удавил грабителя, после чего явившийся дьявол со словами «Душами их я завладел, возьму и тела их», «забрал оба трупа вместе с душами и отправил их в ад, бросив золото» [Там же. С. 166 – 167]. Здесь очевидно, что ростовщик перестает уже быть конкретной социальной фигурой, но обращается – наравне с кладбищенским вором – в один из символов преступного стяжания богатства.

Государственное осуждение ростовщичества относится уже к эпохе Каролингов [Гуревич А.Я. Категории средневековой культуры. // Избранные труды в 4-х тт. Т. 2. Средневековый мир. М., СПб.: Университетская книга, 1999. С. 219.]. Во многом жесткая позиция как церкви, так и государства стало одной «из причин частичн6ого перепоручения этой хозяйственной функции нехристианам, прежде всего евреям [выд. авт. – А.Т.]…, на них, как на инаковерцев не распространялись те профессиональные запреты, которые теоретически были обязательны для христиан» [Словарь средневековой культуры. Под общ. ред. А.Я. Гуревича. М.: РОССПЭН, 2003. С. 413]. Евреи, рассматривавшиеся как собственность правителей [Там же. С. 164], выступали тем элементом хозяйственной структуры, что позволял ей нормально функционировать, в то же время соблюдая постулаты католицизма. С другой стороны, существование запрета на ростовщичество в числе прочего позволяло средневековым правителям время от времени «доить» своих подданных иудейского исповедания, угрожая изгнанием и тем самым использовать их, по выражению Филиппа IV Красивого «как губку», собирающую деньги с подданных, которую время от времени надлежит «выжимать» в казну. Смягчение государственного законодательства в отношении ростовщичества (во многом через обращение к традиции римского права), привело к социальной легализации этой сферы хозяйственной деятельности, открыв ее для ростовщиков-христиан [Гуревич А.Я. Указ. соч. С. 219 – 220]. Однако даже во Франции XVI века король не мог быть причастен к ростовщическим операциям. В частности, в 1561 году по этой причине ренты (форма государственного займа) были выпущены от имени парижского муниципалитета [Плешкова С.Л. Французская монархия и церковь (XV – середина XVI в.). М.: изд-во МГУ, 1992. С. 73].

Жак Ле Гофф пишет: «Ростовщичество, например, еще в середине XII века безусловно осуждаемо, в декреталиях Грациана [т. е. к концу того же столетия – А.Т.] разделилось на множество операций, к некоторым из них (а их количество будет увеличиваться) станут относится более или менее терпимо» [Ле Гофф Ж. Другое средневековье: Время, труд и культура Запада. Екатеринбург: изд-во Уральского университета, 2002. С. 67]. Некоторая тенденция в сторону смягчения наблюдается уже в решениях III Латеранского собора (1179), который, с одной стороны, отказался дать ростовщичеству точное определение, но с другой «слегка смягчил традиционное отношение…, требуя наказания только для “ростовщиков, пользующихся дурной славой”» [Балдуин М.В. Указ. соч. С. 190], что автоматически предполагало возможность и ростовщиков “добропорядочных”, к которым полагалось возможным (но отнюдь не необходимым) терпимое отношение.

Citato loco:

Андрей Тесля. "Ростовщичество и понимание богатства в средневековой культуре"

Шумпетер Й.А. История экономического анализа. В 3-х тт. Т. 1. СПб: Экономическая школа, 2004