Real-Politik

С наукой и философией Нового времени был связан колоссальный сдвиг, который поставил рефлексию о политике в совершенно иной, чем, скажем, у Аристотеля, Августина или Фомы Аквинского, духовный, мировоззренческий контекст.

Первым мыслителем, кто сделал радикальные выводы из того, что Кант назвал "коперниканским переворотом", из перехода от геоцентричной к гелиоцентричной системе, из прививки к концепции Вселенной идеи бесконечности, - этим мыслителем был Блез Паскаль. В главе "Место человека в лоне природы: две бесконечности" своих "Мыслей" Паскаль писал:

"Пусть человек отдастся созерцанию природы во всем ее высоком и неохватном величии, пусть отвратит взоры от ничтожных предметов, его окружающих. Пусть взглянет на ослепительный светоч, как неугасимый факел, озаряющий Вселенную; пусть уразумеет, что Земля – всего лишь точка в сравнении с огромной орбитой, которую описывает это светило, пусть потрясется мыслью, что и сама эта огромная орбита – не более чем еле приметная точка по отношению к орбитам других светил, текущих по небесному своду <…> Весь зримый мир – лишь едва приметный штрих в необъятном лоне природы. Человеческой мысли не под силу охватить ее. Сколько бы мы ни раздвигали пределы наших пространственных представлений, все равно в сравнении с сущим мы порождаем только атомы. Вселенная – это не имеющая границ сфера, центр ее всюду, окружность – нигде".

Иными словами, наука и философия Нового времени сместили Землю с ее центрального места во Вселенной, сделали ее рядовым астрономическим телом, не имеющим божественной маркировки.

Следующим гигантским шагом науки, означавшим ее вторжение в области философии и политической рефлексии, явилась теория эволюции Чарльза Дарвина. Дарвин сместил с центрального места на Земле человека, который стал вещью среди вещей, объектом научного анализа. И ничего в человеке нет мистического.Человек, который, согласно христианской доктрине, был создан по образу и подобию Бога, стал в один эволюционный ряд со зверями.

Человек не создан по образу и подобию Божию.И наше тело, и наша психика - плоть от плоти всей биосферы.

Большинство людей не ДУМАЮТ, а имитируют, для них не существуют логические аргументы и рассуждения.Именно они образуют "демократическое" общество и определяют наше общее будущее, воспроизводя таких же как они сами.

Наша психика и наш разум зависит  от наших эмоций,от БИОЛОГИЧЕСКИ обусловленной мотивационной сферы.

Считалось, что он создан по образу и подобию Бога, а Дарвин показал, что он создан по образу и подобию обезьяны. Вот и все дела.

Однако для лишившегося своего привилегированного статуса на Земле человека еще оставалось утешение: несмотря на это, человек формирует якобы некое искусственное пространство -"вторую природу", в котором он может развернуть себя в каком-то идеальном выражении. И тем самым подняться над своим животным происхождением, культивировать другие способы общения, чем те, которые навязывает ему природа. Возникает государство, как преодоление естественного состояния войны всех против всех, и так далее.

Появилась чисто гипотетическая конструкция, предположение относительно того, как это могло бы произойти: подобные гипотезы выдвигают и Гоббс, и Руссо…Что это идеальная конструкция, не подлежит никакому сомнению. Но она основана на чем? Что эта искусственная среда, которая творится человеком…Что эта вторая природа отличается от первой природы, противостоит ей, возвышается над ней. Мерой этого возвышения являются моральные критерии, ибо в данном пространстве природы практикуются мирные отношения, преодолеваются волчьи законы. С этой иллюзией покончил Александр Зиновьев.

Он показал, что в силу законов социальности в человеческих отношениях господствуют подлость, зависть, ненависть, подсиживание.

В известном смысле Зиновьев продолжает давнюю линию (Мандевиль и другие трезво мыслившие моралисты считали, что человеческие пороки суть двигатель прогресса). Однако есть разница: одно дело – нечто заявить, и совсем другое - построить, подобно Зиновьеву, целую теорию. Она исходит из того, что поскольку речь идет о массовом поведении людей, поскольку мы берем человека в качестве единицы социального объединения, постольку он подчиняется законам социальности. Законам, которые являются столь же жесткими и неотменимыми, как любые природные законы. Законы социальности не только не противостоят тому, что мы называем эгоизмом, враждой, только благодаря им все это только и существует.

То есть социальность есть бытийная основа эгоизма, вражды, обособления.Она и есть, собственно говоря, узаконенная вражда. Зиновьев разрушил иллюзии насчет социальности. С учетом того, что социальность связана с массовым поведением.

Стало быть, коммюнотарность Бердяева, первобытный коммунизм Моргана, на которого молились Маркс и Энгельс, русская общинность, немецкая Gemeinwesen, общность, по Тённису, все это может иметь какую-то значимость только за пределами социальности. В другом пространстве.

Один человек – это не социальность, это личность. Откуда человек появляется? Он появляется в социальности, но как отрицание её. Как противостояние ей.Личность появляется лишь в той степени, в какой человек умеет выпасть из социальности. Умеет противостоять ей, обособиться от нее. В той степени, если уж говорить словами Маркса, в какой он выходит из сферы необходимости. Из сферы экономической необходимости, когда нужно заботиться о своем выживании, о своем существовании. Из сферы социальной необходимости, когда человек должен подчиняться законам социальной организации.

Экономическое принуждение в каком-то отдаленном смысле является продолжением природного принуждения. Что касается социального принуждения  - то оно тоже является продолжением природного в тех рамках, в которых в природе имеют место социальные отношения. Не случайно были проведены исследования первобытных общин, в которых они рассматривались по аналогии с животными сообществами. Это отнюдь не надуманный подход, он имеет свои основания. В животных сообществах тоже имеются организация, доминирование и так далее.

Политика, как я ее понимаю, возникает за пределами и экономической необходимости, и социальности.

Политика – всего лишь утопия, которую создают люди, чтобы культивировать представления о себе как о сверхприродных существах.

Политика – это  сначала полис, город-государство, где, условно говоря, живет три тысячи свободных мужчин в зрелом возрасте, которые являются гражданами. Они время от времени собираются на агоре, на городской площади, и обсуждают все дела полиса.Свободные люди свободно собираются и говорят о свободных делах и вещах. Над ними не тяготеет никакая необходимость, они ни к чему не принуждаются…

Политика имеет место лишь постольку, поскольку человек стремится быть утопичным, живет утопией, желает подняться куда-то и развиться. В противном случае она вообще не нужна. В противном случае надо поставить точки над i: вот есть экономика – обогащайтесь, есть социальность – сделайте так, чтобы вас не убивали. Но причем здесь политика?

Политика в развитии – не просто полис; политика – это публичное пространство, которое образуют люди в качестве свободных существ.

Ведь что произошло? В Новое время экономика и социальность заполнили политическое пространство.Заполнили, подчинили себе, деформировали политическую сферу. Полностью ее уничтожить нельзя.В Новое время политика была подчинена экономической и социальной нужде.Свершился фазовый переход от человеческой эмансипации, от публичного пространства, где люди могли реализовать свою мечту о совершенной жизни к "сатанизму", в различных формах.

Что такое политика? Для уразумения политики изначальным является тезис, что человек стремится к идеалу. Стремится к высшему благу, как бы его ни называть.

Если отрицается: уподобление Христу, бессмертие души или, как у Гомера, стремление героев взамен бренного обрести бессмертное, как у богов, тело, – если  это выбросите из культуры, то  обрушится все, поэзия, нравственность, христианское бессмертие души, и прежде всего – смысл жизни: для чего человеку жить? Этим путем и возникло стремление к бессмертию. А так как в физическом, эмпирическом мире бессмертие невозможно, возникла мысль: коль скоро нельзя быть, подобно богам, бессмертными в физическом смысле, стало быть, надо быть бессмертными, похожими на богов в делах. В делах.

Стремление к бессмертным делам – это уже этика. Это уже мораль.

Поступки, которые роднят тебя с богами, которые делают тебя бессмертным. А как возможны такие поступки?

Политика и есть пространство, в котором такие поступки возможны.

Мораль растворена. В каждом человеке, в разнесчастном бомже сидит это стремление к бессмертию.

Где манифестировала себя свобода как свободная деятельность свободных индивидов? Это и есть публичное пространство. Пространство публичной жизни.

Почему сейчас главной злобой дня стали свободные выборы? В России нет свободных выборов, это фальшь. Но тем самым дискутирующие о них люди хотят очертить публичное пространство, которое создается свободными людьми в акте их свободного волеизъявления. Ложь в том, что люди, которые обозначают это свободное пространство, на самом деле не являются свободными. Не свободен и акт их волеизъявления. Но все это является превращенной, искаженной формой политической идеи.

Политика – это публичное пространство. За этими пределами нет политики.

Государство может принимать самые разные формы, это зависит от очень многих обстоятельств. Но во всех этих формах присутствует политическое.Политика существовала во всех известных истории государственных формах. Она обнаруживалась с разной степенью адекватности, но во всех формах она имела место.

До того, как пространство политики заняли экономика и социальность, оно было занято сословностью.

Политика – пространство, в котором заинтересованы все, вовлеченные в это пространство. Это – общее благо. И политика имеет место только там и по отношению только к тем феноменам, которые составляют общее благо.

Давайте теперь поразмыслим, какие феномены имеются в виду. Где была политика и почему все-таки была политика в условиях советской диктатуры? Там, где вводилось всеобщее образование. Там, где выстраивалась система общедоступной медицины. Там, где поощрялась культура.

Среднее образование, общедоступная медицина, культура – вещи, которые можно объединить понятием общего блага. Это вещи, ценные для всех, даже в том случае, когда к ним принуждают, – к учебе, к гигиене, к элементарной культуре.

Принудительность принудительности рознь. Когда вы действуете в соответствии со своим долгом, вы действуете по принуждению, согласно его императивам. И это принуждение оказывается более сильным, нежели то принуждение, которое оказывает на вас голод, заставляя искать пищу. Нельзя путать одно с другим.

Возьмем защиту Отечества: никто не станет спорить, что это – одна из функций политики. Люди, которые составляют Отечество, хотят оградить себя, свое существование, свое публичное пространство. И они организуют свою деятельность, чтобы осуществлять эту функцию.

Конечно, когда они организуют защиту своего Отечества, обихаживают свое публичное пространство, формируя правительство и все прочее, тут начинают действовать законы массового поведения, законы социальности, которые деформируют публичное пространство и политические цели.

Надо вероятно быть неисправимым идеалистом .В противном случае невозможно ничего понять.

Индивидуальное стремление человека к высшему благу, к счастью, к идеалу, как вы это ни назовите, желание человека жить достойно переходят в общее благо политики и реализуются как таковое.

Если считать, что политика – это область легитимного инструментального насилия( как в советской армии: не можешь – научим, не хочешь – заставим).Тогда общество есть продолжение природного процесса и ничего другого. И тогда надо заниматься не политологией, а зоологией.

В наших людях бытует убеждение: Президент, Правительство должны что-то делать для народа. Откуда в людях такое убеждение? Почему Президент и Правительство должны что-то делать для народа, хотя фактически для народа может сделать нечто только сам народ?

И дело не в том, что Россия такая страна. В этом убеждении и выражается то, что я называю "политикой". И люди государства не идут против данного убеждения; они обеими руками голосуют за него: мы, дескать, работаем только для людей; мы, мол, взяток не берем, и так далее. С чего это вдруг? К примеру, рабочий идет на свой завод, ученый – в свою лабораторию: они делают свое дело, получают какие-то деньги. Но при этом не заявляют, что работают для людей; а если и работают, то в каком-то десятом косвенном смысле. Это их работа. А почему мы предъявляем некие особые требования, например, к думским депутатам? Почему мы возмущаемся, что они ездят на иномарках? Сколько "новых русских" раскатывают на "Мерседесах", а мы при этом не возмущаемся. В таком разном отношении к однотипным явлениям манифестируется то, что либерасты называют иллюзиями, а я – стремлением людей иметь публичное пространство.

Если мы присмотримся  под углом самообнаружения политики в нашей сегодняшней жизни, то мы найдем в ней  локусы, где обнаруживает себя политика. Возьмем хотя бы споры о военном строительстве: должна ли быть российская армия наемной или должна строиться на основе всеобщей воинской обязанности, и так далее. Для для государств Нового времени, где еще имела место политика, вопросы о том, будет ли их армия наемной или не наемной, где будут стоять войска: в городах или в окрестностях и прочее, – эти вопросы вообще были центральными в политике.

Правда, сейчас у нас не слишком велика мера самостоятельности государства. Верно и то, что политические вопросы нередко решаются в России неполитическими средствами.

После того как мы – мы, а не Америка – собственными руками ревизовали геополитические итоги второй мировой войны, вместе с космическими программами, с "Энергией" и "Бураном" отказались от военно-политического паритета, отказались от военного присутствия в стратегически важных точках планеты, впустили США в зону приоритетных государственных интересов России в ближнем зарубежье, в одностороннем порядке разоружились и поставили на прикол нашу стратегическую авиацию и подводный флот, довели армию до нищенского существования, до голодных смертей военнослужащих, – после всего этого о какой самостоятельности можно говорить? Сегодня мы – сателлиты, идущие в фарватере американской, западной политики. В экономическом плане мы сырьевой придаток развитых стран. Нобелевский лауреат академик Жорес Алферов ведь не с бухты-барахты публично объявил российский Минфин главным врагом отечественной науки и хай-тека. А ведущие западные эксперты поставили под сомнение качество экономического роста в России в сравнении с Китаем или Индией, которые сделали ставку на опережающее развитие высокотехнологичных отраслей своей экономики. Такова цена путинской стабильности.

Ныне мы – сателлиты, причем не только в общем смысле, но и в каком-то более конкретном смысле. Например, ликвидация двух наших военных баз, на Кубе и во Вьетнаме: как это произошло? Кто и как принимал политическое решение об их ликвидации? Смешно говорить об экономии в 100 миллионов долларов, которые были нужны для сохранения этих баз, когда наши олигархи лишь во время своего зимнего и летнего отдыха на самых дорогих курортах выбрасывают на ветер сопоставимые суммы.

Самое главное, что операция с российскими военными базами была проведена быстро и келейно. А взять такую вещь: в том же "Политическом журнале" обсуждаются мельчайшие подробности политического поведения Владимира Путина, каждый его шаг и чих. А такой важнейший для существования российского государства факт, как появление американских военных в сопредельных с Россией странах, на территории бывшего Советского Союза как бы остается вне поля зрения. Его никто не обсуждает; никто не доискивается, а кем было принято столь далеко идущее решение. А между тем для квалификации политики Путина данный факт является самым существенным.

Всю свою историю Россия боролась за то, чтобы на ее границах не присутствовали вооруженные силы никаких враждебных или недружественных ей государств, преследующих цели, несовместимые с ее государственными интересами.

А сейчас они присутствуют не только на границах, а фактически внутри большой России: в Грузии, Узбекистане, Киргизии. Причем остаются они там обманным путем, ведь они вводились, как было официально заявлено, на два-три месяца или в виде группы инструкторов, как в Грузии. Отсюда я и делаю выводы, что важные политические вопросы решаются неполитическими методами, а публичное пространство приватизируется. Оно может быть приватизировано известными силами внутри страны; оно может быть привязано к какому-то другому государству, подчинено его интересам. Наша особенность и беда состоят в том, что публичное пространство у нас слабо артикулировано, а поэтому политики в серьезном смысле этого слова в России нет.

Скажем, инструментом политики считаются выборы. Но разве возможны подлинные, свободные выборы в стране, где царит массовая коррупция? Я недавно прочитал одну работу, где американские социологи и политологи устанавливают корреляцию между нормальным функционированием демократии и определенным уровнем среднедушевого дохода. Он составляет примерно 16 тысяч долларов в год. Это может показаться наивным, но, тем не менее, в данной констатации есть рациональный смысл. Послушайте, о каких свободных выборах (я уже не говорю об эффективной демократии) может идти речь, если избиратели живут впроголодь, если голос можно купить за денежную подачку или бутылку водки?

Свободный гражданин. Только свободный. Политика есть сфера активности свободных людей. И той мере, в какой они свободны. За этими границами политики нет, а то, что есть, надо называть по-другому.

Политика существует там и тогда, где и когда существует пространство свободного волеизъявления и свободной деятельности свободных людей. Конечно, только там. Это пространство публичной жизни людей.

Политика и насилие несовместимы друг с другом. Я сознаю, что этот тезис полностью противоречит привычным, расхожим представлениям о политике. Политика может использовать и использует насилие. Но отсюда не следует, что это одно и то же. Насилие разрушительно для политики. Насилие необходимо в социальной сфере, в экономике: рабы и рабовладельцы, слуги и хозяева, начальники и подчиненные, наемные работники и работодатели – в их отношениях всегда присутствует элемент насилия. В политике насилие не нужно.

Политика – это не та область, где систематически применяют насилие; это область, где систематически избегают насилия, выходят из него. Даже если насилие здесь применяется. В реальной жизни, разумеется, нельзя разъять политику, социальность, экономику, власть. Но нельзя путать эмпирический модус бытия политики с ее сущностью. Но именно это сплошь и рядом происходит.

Социальная жизнь людей вообще является массовой, но политика к этому не имеет никакого отношения. Она может осуществляться и в других формах.

Первое - само стремление власти к легитимности, к тому, чтобы ее признавали в качестве законной, чтобы она пользовалась доверием. Второе – это ожидания людей, адресованные власти, их требования к ней, связанные с тем, насколько она таким ожиданиям отвечает, как она служит народу, общему благу. Третий пункт – маниакальное стремление политических деятелей пройти через так называемые свободные выборы. Все перечисленное и есть те формы, в которых можно эмпирически увидеть политику .

Политику, в которую встроено идеальное -публичное пространство, учреждаемое людьми для их совместного существования. И для того, чтобы имели значимость те общие ценности, которые не могут бытовать ни на индивидуальной, ни на частно-групповой основе.

Политика есть продолжение морали.Политика реализует такие вещи, которые нельзя осуществить с помощью моральных средств и на моральных основаниях. Мораль, если угодно, это форма идеального существования отдельных личностей. Когда эти отдельные личности в своих устремлениях к идеальному существованию объединяются, они получают политику. И поскольку есть цели, которых можно достичь только объединенными усилиями, постольку политика есть нечто иное, чем мораль, хотя остается продолжением морали.

Мораль – это форма вашего личного бытия в качестве существа, стремящегося к чему-то высокому. Но вам надо сделать так, чтобы другие не мешали воплощению в жизнь этого стремления, по крайней мере, чтобы они вас не оскорбляли. Вы этого сами сделать не можете. Для этого необходимо очерченное публичное пространство, где люди не ругаются между собой.

Политика начинается там, где кончается мораль. Политика обеспечивает область общего блага, мораль – область личного блага. Не в плане личного интереса, а в плане личностного развития.