Собаки, вы что. хотите жить вечно ? - 2

"...Наступал 4-й год войны, самый тяжелый для короля. К прежним врагам Фридриха присоединился новый: это был папа Климент. На защиту Марии Терезии, католической королевы, он хотел поднять крестовый поход.

В первый день Рождества Христова папа освятил с большою церемониею шпагу с драгоценною рукояткой, красную бархатную шапку, опушенную горностаем, и белого жемчужного голубя. Все это он послал австрийскому главнокомандующему Дауну. Полководцы получали по-добные подарки в очень редких случаях, особенно голубя, служившего изображением Св. Духа. С началом весны одна армия австрийцев подвигалась через Саксонию к Берлину; русский главнокомандующий Салтыков шел на соединение с другою австрийскою армией под начальством Лаудона. Против трех армий союзников король имел только 50 тысяч. Он решился броситься против неприятеля, который до сих пор не уклонялся от боя. Недалеко от Франкфурта, возле д. Куннерсдорфа, русские и австрийцы заняли сильную позицию, прикрытую рекою Одером, болотом и лесами. Фридрих и здесь напал первый: он переправился через реку, верст за 15 от Куннерсдорфа, и бросился на союзников с тыла. Пруссаки шли стремительно; левое крыло русских было опрокинуто, артиллерия перешла в их руки. Король хотел уже отправить гонца в Берлин с известием о победе, как русские отступили и заняли на еврейском кладбище другую позицию. Генералы советовали прекратить сражение, король их не послушал и сам водил несколько раз пехоту, но одолеть русских не мог. Целые полки гибли от картечного огня. Под королем пало две лошади; пуля ударила ему в бок и засела в его золотой табакерке; несмотря ни на что, он рвался вперед. Зейдлиц кинулся было на правый фланг: его осыпали картечью, отбросили к озерам. Самые отважные всадники оробели, смешались с пехотой, все сбилось в кучу. В эту минуту вынесся австрийский генерал Лаудон с тремя полками. Напрасно король увещевал, напрасно кидался вперед: солдаты его не слушали, бежали в рассыпную. Пруссаки, близкие к победе, потерпели самое жестокое поражение: у них убыло до 20 тыс., в том числе 13 генералов и 500 офицеров. Сам король едва избег плена: за ним уже гнались казаки, пригнув свои страшные пики, но адъютант Фридриха, при помощи гусар, успел вовремя их задержать. И союзники купили победу дорогой ценой. «Еще такая победа, — сказал Салтыков, — и я, верно, сам повезу донесение в Петербург».  Императрица наградила его чином фельдмаршала, а каждый русский солдат получил медаль и шестимесячное жалованье.

Ночью Фридрих прискакал в деревню, выжженную казаками, заперся в разграбленной ферме и бросился в отчаянии на солому. В Берлин он послал такую депешу: «Пусть королевский двор оставит столицу. Отправьте архивы в Потсдам. Город может сдаться». На следующее утро под знамена короля собралось только 5 тыс., а накануне их было 50! К счастью для короля, его противники действовали и крайне медленно и несогласно, а несколько дней для такого человека, как Фридрих, стоили годов. В короткое время он собрал 18 тыс., нашел в арсеналах пушки и стал опять грозен для своих врагов. «Буду воевать до тех пор, — сказал он, — пока не потеряю последнего рекрута, пока не сдохнет последняя лошадь, которая может волочить пушку!» В следующем году Фридрих очистил от русских Берлин, а потом пошел в Сакcoнию, где укрепился Даун, тот самый, которому папа прислал подарки. Фридрих отважился на битву. В победе заключалось его спасение: он мог тогда броситься на русских, снова угрожавших Берлину. Одну часть своего войска Фридрих решился вести сам на высоты, покрытые густым виноградником, а другую часть поручил Цитену, чтобы он сделал обход и напал с тыла. Это было недалеко от саксонской крепости Торгау, в начале ноября 1760 г. В 2 ч. дня король вывел своих гренадер из лесу и стал против окопов; артиллерия и конница остались позади. Фридриху послышалась пальба. Он подумал, что Цитен начал дело, и повел гренадеров в атаку. После оказалось, что это была ошибка. Загремели 400 орудий — такого страшного огня еще не слыхали пруссаки. Солдаты падают шеренгами; лошади без седоков скачут между рядов; пальба орудий, крики, стоны... Король остановился: у него сжалось сердце. Он не знает, что ему делать. Ядро пробило возле него барабан; лошадь, испугавшись, помчала седока вперед. «Передай австрийцам, — сказал задыхаясь король, что если они не перестанут палить, я  отниму у них пушки!» Подъехала прусская артиллерия, но в миг половина лошадей перебита, колеса разлетались в щепы. Она осталась без дела. Ноябрьские дни коротки. Наступила ночь, темная, холодная. Раненые оставались на поле битвы, издавая жалобные стоны; здоровые спешили погреться у костров. Король сел на ступеньках деревенской церкви и опустил голову. Лучшие его солдаты лежат перед батареями, храбрые офицеры перебиты, сам он ранен, а об Цитене ни слуху ни духу! Король желал бы в эту минуту умереть, но что станется с его армией? При свете лампады Фридрих написал приказ: «Наутро начинать бой».

Король не прилег. Он всю ночь томился, ждал утра, прислушивался к каждому шороху, нет ли от Цитена известий. А Цитен в точности исполнил приказ короля: без отдыха, в темноте, добрел до высот, взял их приступом и прорвал боевой порядок австрийцев. Они стали тихо отступать. Король ничего этого не знал. Занялась заря. Фридрих садится на лошадь и выезжает к деревне. Тут только он заметил в тумане белые плащи, подвигавшиеся ему навстречу. Это был Цитен с гусарами. Он подскочил к королю: «Ваше величество, неприятель разбит и отступает!» В ту же минуту оба сошли с лошадей, и король упал на грудь своего лучшего друга. Седой полководец заплакал, как ребенок, и долго не мог сказать ни слова. Потом он сел на лошадь: «Солдаты! Король одержал победу, неприятель разбит! Да здравствует наш великий король!» Вся маленькая армия покрыла его одушевленный голос радостным криком: «Да здравствует наш великий король! Да здравствует отец наш Цитен, король гусаров!»

В следующем году отступились от Фридриха его единственные друзья, англичане, помогавшие ему и войском, и деньгами. Но в то же время на русский престол вступил император Петр Федорович. Он обожал Фридриха Великого, ставил его себе в пример, старался подражать ему не только в делах,  но и в забавах. Новый государь приказал одеть на свой счет пленных пруссаков и отправить их на родину, нашим войскам велено очистить занятые страны, а жителей этих стран освободить от присяги на верность покойной императрице. Русский государь не только заключил с Фридрихом мир, но еще послал ему в помощь 15 тыс. отличного войска. С этими войсками король скоро вознаградил свои потери: он отнял Силезию, разбил еще раз Дауна и к концу года располагал такими же силами, как и в начале Семилетней воины. Союзники мало-помалу отстали, осталась одна Австрия. Но что она могла сделать одна, если не успела осилить Пруссию раньше, имея таких союзников, как Россия, Франция и Швеция. Гордый и властолюбивый дух Марии Терезии смирился: в феврале 1763 года  она подписала мир, окончивший разорительную войну. Фридрих остался при своей Силезии.

Эта война прославила короля как полководца. Его пример показал, что может сделать ум великий, характер твердый, уповающий в несчастии и не заносчивый в счастье. Через 6 лет отсутствия король торжественно въезжал в свою столицу. Улицы были ярко освещены, народ толпился, теснился к коляске, восторженно кричал, кидая вверх шляпы и платки. Глубоко тронутый такою встречей, король несколько раз приподнимался и кричал: «Да здравствует мой любезный народ! Да здравствуют мои дети!» Но кругом была нищета, разорение. Неприятель везде побывал, везде оставил страшные следы. За 7 лет войны население уменьшилось на десятую часть; в некоторых областях работали на полях женщины да дети — все убыли. И армия была расстроена: ее старые солдаты погибли в боях, прежних храбрых генералов и офицеров некем было заменить... Потребовалось 30 лет мира, чтобы поправить зло, причиненное войной. Этому-то святому делу король отдался всеми силами своей души. До самой смерти он, управляя государством один, как управлял им и раньше, не забывал, какую службу сослужило войско. Он его любил, по-прежнему обучал, делал смотры и парады. Тут ничто не могло служить ему помехой: ни преклонные годы, ни голод, ни ненастье. Когда пришла смерть, Фридрих встретил ее спокойно, как старую знакомую: сколько раз он глядел ей в лицо под Прагой, Колином, Лейтеном, Цорндорфом, Куннерсдорфом и Торгау! Она не казалась ему страшной..."

Абаза К.К. Героические рассказы. Народы Востока и Запада. С рисунками, картами планами. — СПб., 1891 Орфография и пунктация изменена по современным канонам.

Примечания (hvac):

1. Фридрих Великий в свою дворянскую академию приглашал французских профессоров, сам писал по-французски свои военные труды, популяризировал труды Фекьера и Фолара среди прусских офицеров, заимствовал у Пюи-Сегюра идею косого боевого порядка. В парижских салонах XVIII века споры о глубокой и линейной тактике велись чрезвычайно оживленно; между поклонниками Фридриха и французскими националистами дело доходило до дуэлей, дамы занимали определенную позицию - за или против колонны.
2. Если Фридрих Великий для борьбы с дезертирством в армии опирался только на глубоко продуманный цикл полицейских приемов, внутреннее охранение, ночлег только биваком, высылку каждой команды за водой или дровами в сомкнутом строю, под командой офицера и т. д., то Наполеон обращался к моральным силам самой армии, к остававшимся в рядах солдатам, которые должны были повлиять на не принимающих участия в трудах, опасностях. И в тактике, на поле сражения, вся армия Фридриха представляла как бы один корпус; подчиненные Фридриху генералы только передавали войскам команды полководца, подавали пример храбрости и стремились водворить порядок в расстроенных частях.