Заграничная круговая поездка на велосипеде
Варшава - Берлин - Дрезден - Прага - Вена-Варшава.
Ад. Ф. Гриневский
По народной примете, если заяц перебежит едущему дорогу, - быть беде. На пути от Франкфурта до Берлина мы видели не раз шмыгающих через дорогу зайцев, и примета оправдалась, притом в момент, когда менее всего можно было этого ожидать,- у старта, в самом Берлине. Мы ехали по широкой "Франкфуртской Аллее" (название улицы) гуськом, держась ближе к тpoтyapy. Вдруг слышу за собой издали шум и ревучие сигналы приближающегося автомобиля... - Осторожно! пропустите мотор! - предупреждает едущий вслед за мной Николай Федорович. Держусь ближе к панели и машинально задерживаю ход. На меня вдруг налетает коллега. Трах... Готово! Мы оба лежим на мостовой, а Свифт с Энфильдом сплелись в дружеских объятиях. Капитан, следовавший позади на благородной дистанции, счел нравственным долгом поддержать своих товарищей по оружию и... тоже слетел с седла. За компанию и жид удавился... Уморительная получилась велосипедо-жанровая сценка: собралась, откуда ни возьмись, публика; впереди, конечно, мальчишки (злорадства, впрочем, не было заметно). Мы отряхиваем пыль, разбираем велосипеды. - Ну, что? - спрашиваю. - Что?! Разве не видите что? - восьмерка! - (изогнутое колесо в виде цифры 8), отвечает с досадой Николай Федорович. - Вот скандал! что теперь делать? - К нам подходит элегантно одетый симпатичный молодой человек и советует оставить велосипеды для исправления в находящейся по близости механической мастерской; затем ведет нас туда. Мастера самого не было дома, но рабочий принял наши машины (без расписки и без назначения стоимости починки). - Лишнего с вас не возьмут, - будьте покойны,- объяснил наш ментор. Впрочем, только Энфильд, превратившая при столкновении в "восьмерку", нуждался в основательной починке; мой же Свифт нисколько не пострадал; с житомирским самокатом тоже ничего не случилось. Наши велосипеды, мой и капитана, нуждались лишь в чистке. По совету предупредительного молодого человека, мы пошли на ближайшую станцию окружной дороги (поезд - каждые две минуты) - "Франкфуртская Аллея". Через десять минут мы были на станции "Шлезишеръ Бангофъ" и остановились в находящейся визави вокзала большой гостинице "Кенигсбергеръ Гоффъ". Лучшего помещения для велосипедных туристов нельзя было и желать. Двe просторных, высоких комнаты с кухней; в ней водопроводный кран. Отлично расположившись, как в частной квартире, мы отправились затем поужинать в популярный берлинский ресторан Ашингера, на Фридрихштрассе, против вокзала. Это самый бойкий, самый оживленный пункт Берлина.
Я уже раньше неоднократно бывал в германской столице, так что мог служить своим товарищам опытным чичероне. Мои спутники, к сожалению, не обладали знанием немецкого языка, и на мне лежала, лестная, но не скажу, чтобы особенно приятная, обязанность быть для них переводчиком.
- Спросите для меня бутерброд, - обращается ко мне Николай Федорович в буфете.
- А что же вы сами-то не спросите?
- А я почем знаю, как по-немецки бутерброд.
Положение почтенных товарищей, когда они оставались без меня одни, было иной раз тягостное. Николай Федорович как-то рискнул отправиться один-одинешенек по окружной дороге. Чтобы не забыть название нашего вокзала, "Шлезишеръ Бангофъ", - Николай Федорович, по методe одесского профессора мнемоники Файнштейна, запомнил фразу "Сле-зешь ли в Бане?" Но все-таки ему долго пришлось кружиться по окружной дороге, пока попал в "баню".
В Берлинe туристу, знающему хоть немножко немецкий язык, нельзя заблудиться: везде надписи, на видном месте, со стрелками, указывающими направление. На каждом шагу, на каждом перекрестке городовой, Герр Шуцман, упитанный, краснощекий, с образцовыми кошачьими усами, даст вам все необходимые сведения и указания. Вы можете спросить его: где лучше пообедать? где побриться? в какой пивной по близости получено свежее мюнхенское пиво? где купить сигары? Серьезнейшим образом, не торопясь, без улыбки, он вам даст самую обстоятельную справку. Весьма метко охарактеризовал роль полицейского в жизни немцев известный английский юморист Джером К. Джером. Вот что он пишет в своем сочинении: "Трое на двух велосипедах" (собственно о велосипеде мало говорится, но книжка интересна).
"В Англии мы признаем полицейского необходимым и не приносящим никому вреда человеком, считаем этих людей чем-то вроде столбов для объявлений; в людных частях города они бывают полезны тем, что переводят старых леди и детей через улицу; мы, правда, благодарны за подобные услуги, но в других случаях не обращаем на них никакого внимания. В Германии же перед полицейским преклоняются, точно перед каким-нибудь божеством, и считают его чем-то вроде ангела-хранителя. Каждый немецкий гражданин считает себя солдатом, а полицейского - своим офицером. Полицейский указывает ему, по какой стороне улицы идти и с какой скоростью. В Германии можно совсем не заботиться о себе: все, что вам нужно, будет сделано и сделано хорошо: за вами смотрит полицейский, это его обязанность. Если вы заблудитесь, он вас отыщет, если что-нибудь потеряете, то он найдет; если вы не знаете, что вам нужно,- он вам скажет. Потрудитесь только родиться, говорит немецкое правительство немецкому гражданину, - а все остальное сделаем за вас мы. Пожалуйста, ни о чем не беспокойтесь".
Ужин наш у Ашингера был весьма печальный, вроде поминального; все мы были в мрачном настроении. Николай Федорович ворчал без умолку, он упрекал меня, как инициатора поездки, в нарушении обещанной программы.
Если бы я знал, что мне придется ехать в Германии по железной дороге, я бы с вами ни за что не поехал; мне один знакомый англичанин в Козлове предлагал отправиться с ним в Лондон. Очень сожалею о том, что отказался. - Я тоже искренно жалел в душе, что эта поездка в Лондон не состоялась. Желчное настроение коллеги, впрочем, объяснялось крайним его огорчением: подумайте, изуродована любимая машина, которую он берег и лелеял, как зеницу ока; он возил с собою для чистки своего "Энфилда" коллекцию разных щеток и специальный громадный фартук докторского образца, который надевал при чистке, как хирург при операции.
Отличное Ашингеровское пиво немножко нас оживило. После испытанных треволнений, мы нырнули в двуспальные кровати (односпальных за границей не признают) с богатырскими до потолка перинами.
Выспавшись превосходно, в более веселом, чем накануне, расположении духа, мы отправились по Рингбану за своими машинами. Но, вместо станции Франкфуртская Аллея, где нам следовало слезть, мы очутились на центральных скотопригонных рынках и кстати внимательно их осмотрели. Александр Никслаевич, большой любитель животных, очень интересовался испанскими баранами, великобританскими свиньями и прочими "млекопитающими". После осмотра рынка, мы добрались, наконец, до Франкфуртской Аллеи и пошли разыскивать механическую мастерскую. Ни номера дома, ни фамилии мастера мы не записали, но зоркий наш капитан сейчас же нашел мастерскую. Велосипеды были в полном порядке, энфильдовская "восьмерка" пришла в первобытное состояние. За починку и чистку взяли с нас очень умеренный гонорар. Николай Федорович был вполне удовлетворен; он объяснял мастеру пантомимой, что цепь его Энфильда требует замены двух звеньев. Мастер понял, но цепи требующегося фасона у него не нашлось. Туристы повеселели и уже на своих исправных конях вернулись домой, в "Кенигсбергеръ-Гофъ". По указанию пришедшего нам на помощь накануне любезного молодого человека, мы отправились обедать в отличный ресторан "Цумъ-Прелатэнъ" на Александр-Плац.
Русские путешественники, рассказывая о заграничных впечатлениях, обыкновенно, больше всего говорят о гостиницах, отелях, где они жили, о ресторанах, где они обедали и ужинали, вообще - о предметах, касающихся желудка. Оно и понятно: легче передавать впечатления, вынесенные из ресторана, чем полученные от обзора достопримечательностей, музеев, картинных галерей и т. п. Рискуя заслужить тот же упрек, не могу не упомянуть о виденной нами достопримечательности Берлина, по кулинарной части, - о ресторане Кемпинского на Лейпцигской улице. Чтобы судить о деятельности этого учреждения, достаточно будет привести следующая статистические данные: на кухне работает 70 старших поваров, 120 - младших; кухня отпускает ежедневно до 6000 обедов и ужинов; в залах ресторана могут одновременно обедать 2500 персон; вина буфет отпускает ежедневно 3000 бутылок. Цены - несравненно дешевле, чем в столичных и провинциальных ресторанах у нас. Русский рябчик, например, у Кемпинского - вдвое дешевле, чем в Петербурге или Москве. Кроме Кемпинского, в Берлине есть еще другой, грандиозный, единственный в миpe, ресторан "Рейнгольдъ", где одновременно могут сидеть за обеденным столом 4000 персон. В Берлине много, как везде в столицах, кофейных, но, увы, - как в самых дорогих, аристократических, так и в самых демократических, - кофе отвратительное; везде оно подается в мошеннических чашках: на вид большая, а вместимость - наперсток.
Берлин - единственный в Европе город, гдe есть рестораны и пивные (знаменитый Бауэр и друг.), никогда не закрывающиеся в течение года, ни на один день, ни на одну минуту. И всегда битком набиты публикой. Берлинцы истребляют массу алкогольных напитков, не только пива, но и других ("сливовица", коньяк, ликеры и т. п.). Богобоязненные германцы сосут спиртные напитки непрерывно, понемножку, систематически. Слёдует сказать, что немцы пьют, но не напиваются. Пьяный субъект на улице - редкое явление. Культ пива в Берлине бросается в глаза на каждом шагу. Вот гигантский воз, нагруженный в три яруса пивными бочонками; навстречу ему - такая же телега, отвозящая опорожненную посуду; вот через улицу прошмыгнул мальчик с восьмью кружками в руках; извозчик с кружкой в рукe предлагает услуги; служанка тащить корзину с пивом; на улицах везде пивной, бир-экстрактный запах. Не стоило бы распространяться об этом обстоятельстве, но пиво в жизни берлинцев и вообще немцев играет немаловажную роль. Благодаря хорошему качеству и разнообразию сортов, на всякий вкус, приезжие иностранцы, даже раньше никогда не употреблявшие пива, скоро привыкают к нему и пьют с удовольствием. Так было и с нашим Николаем Федоровичем, который только заграницей привык к этому, казавшемуся ему ранее противным, горьким, солодовому напитку.
После отличного обеда в ресторане "Цумъ-Прелатэнъ", отправляемся пешком в Зоологический сад, занимающий громадное пространство. Зверям здесь живется очень привольно, хорошо; квартиры у них удобных, в изящных постройках. В саду - искусственные пруды, масса пернатых. Здесь имеется несколько ресторанов, в каждом играет летом оркестр. Вернувшись домой, мы пили с наслаждением, в первый раз noслe отъезда из России, у себя, по-семейному, приготовленный на машинке русский чай, делясь впечатлениями. С хохотом вспоминали подробности нашего торжественного въезда в столицу Германской империи.
- Вам не следовало останавливаться.
- А вы развe не могли проехать мимо?
- Виною всему чертов мотор!
Восстановилось хорошее, нарушенное катастрофой, настроение, без чего и путешествие превратилось бы в скучное отбывание туристической повинности.
На следующий день, в субботу, 24 мая, мы отправились с утра осматривать берлинские достопримечательности. Начали с знаменитого универсального магазина Вертгейма на Лейпцигер-Штрассе. О размерах его торговли можно судить по следующим точным цифрам: в магазине - 1200 приказчиков, 2000 служащих, 123 кассы. Все, что хотите, здecь можно получить. По пути мы осмотрели Аквариум, один из самых больших и, кажется, единственный в Европе, по богатству коллекций морской фауны. Каких только морских чудовищ там нет!.. Затем мы прокатились на автомобиле в парк Тиргартен. Таксомоторов в Берлине считается 2900, всего же автомобилей в обращении около 14000. Ездят быстро, но несчастные случаи с пешеходами сравнительно редки, так как публика дрессирована и не попадает под колеса, как у нас. В Петербурге таксомоторов не более 200, а автомобилей вообще около 1000. Между тем, у нас постоянно происходят несчастия с пешеходами. Наша публика - разиня и шоферы баши-бузуки делают езду автомобилей по городу опасной и недопустимой.
Оставив своих коллег одних гулять по Берлину, я отправился по "Рингбану" в Шарлоттенбург, повидаться с жительствующим там доктором Мартином, представителем Германского Союза Велосипедистов; с ним я был в переписке по поводу нашей поездки и он нас ожидал. Доктора, к сожалению, не оказалось дома. Я осмотрел город, побывал в роскошном парке и, когда стемнело, направился, не спеша, к вокзалу. Дорога была хорошо известна, но мне пришла вдруг фантазия проверить степень любезности шарлоттенбургцев. С этой целью я останавливал поминутно встречных, прося указать дорогу к вокзалу. Все кого я ни останавливал, самым приветливым образом давали просимые указания. Вижу - на тротуаре оживленно разговаривают три молодых человека. Обращаюсь к ним: - Битте! как мне пройти к вокзалу? - А это совсем близко, - отвечает один из них. - Битте зэр! - следуйте за нами, мы вам укажем ближайший путь... Молодые люди идут впереди, я следую за ними; входят в какой-то двор, я нерешительно замедляю шаги. "Битте-битте!" - Ого! - думаю, - как бы не вышло "убитэ" или "по-битэ!" - их трое, я - один, двор - что-то подозрительный! Не попал ли я в западню? И угораздило меня делать подобные психологические эксперименты! Но... от судьбы не уйдешь! Если суждено быть ограбленным в неметчине, надо подчиниться велениям рока; мелькнула трусливая мысль: не устроить ли мне аллегро-удирато? Нет, нельзя срамить флаг Русского Туринг-Клуба, - буду защищаться по японской системе Джу-джитсу. Недолго, впрочем, мне пришлось размышлять на эту тему. Выходим из ворот проходного двора на улицу... Молодые люди, указывая на освещенную станцию, вежливо с улыбкой приподымают шляпы: Адье! Эмпфеле!
Третий день нашего пребывания, воскресенье, 25-го мая, в Берлине был первым днем Праздников Троицы. Городское население в такие дни стремится "in's Grune", на воздух; все совершают загородные прогулки, экскурсии и проч. К сожалению, погода не вполне благоприятствовала такому времяпрепровождению, было прохладно и ветрено. Публика, конечно, - в лучших костюмах. Дамы принаряжены в светлые платья, в праздничные туалеты. Следует заметить, что берлинки отличаются полнейшим отсутствием красоты, грации, изящества и притом не обладают искусством одеваться. Изящная француженка оденет, положим модную умопомрачительную шапо, похожую на аистово гнездо, и ничего! Как-то к ней идет. Нахлобучит такой головной убор берлинская модница - и получается... форменный чертополох.
- Я уже несколько дней в Берлине,- обратился я к одному знакомому, будучи проездом в столице Германии, лет десять тому назад, - и не встретил ни одной красивой женщины. - Вас это удивляет? я живу уже несколько лет здесь, - отвечает знакомый, - и не видел ни одной хорошенькой берлинки; когда я однажды пошел в контору, рекомендующую прислугу, то служанок принимали за барынь, и наоборот.
Служанки в Берлине одеваются лучше и с большим вкусом, чем их барыни. Непривлекательность берлинок, впрочем, благотворно отражается на нравах туземцев и приезжих, устраняя соблазн и всякие греховные помышления. Между мною и моими коллегами не было разногласий по женскому вопросу: на всех приезжих берлинки производят такое же удручающее впечатление.
Проходя мимо главной величественной кафедральной кирхи, мы пожелали послушать орган и торжественное, по случаю Праздника Троицы, богослужение. Но стоявшие в сенях собора величественные церковные сторожа, в парадных камергерских мундирах, не пропустили нас... из-за костюма Николая Федоровича. - В таком платье во время службы входить нельзя, - с иронией сказал величественный швейцар и, обращаясь к своему товарищу, буркнул: - "Шау, маль! Шейслихер Юдэ!" Это было сказано по адресу почтенного Николая Федоровича, который был одет в велосипедный форменный костюм: полосатая фуфайка, под пиджаком, короткие панталоны, черные чулки, туфельки; на голове - спортсменская шапочка блин грязно-зеленоватого цвета. Таскать с собой за границей другой костюм Николай Федорович считал совершенно лишним. Что касается выражения - "Scheuslicher Jude", - то на это Николай Федорович не обижался и сам подсмеивался над этим недоразумением; рассказывал, что его часто принимают за жида, что он получал поздравления с новым годом в сентябре, а однажды его соседи в вагоне спросили: много ли взимает еврейское духовенство за требы? - Чистокровный русак, а лицом - вылитый семит. Из-за этого фатального сходства нас не раз окидывали презрительными взглядами заграничные антисемиты.
Потерпев неудачу в кирхе, мы с горя отправились в пивную; затем пошли фланировать по центральным улицам... (Under den Linden "Под Липами" - самая красивая в Берлине улица, но значительно короче Невского проспекта; продолжением ее служит центральная аллея роскошного парка (Тиргартен), каким не может похвалиться наша Северная Пальмира.
В Тиргартенe бросается в глаза "Аллея Героев": более сотни больших статуй, вылитых как будто из одной формы. Вообще, все памятники в Берлине неинтересны. Тут же, в парке, находится грандиозное здание парламента, с приплюснутой крышей, что портит общий вид. Красивых зданий на центральных берлинских улицах очень мало. Королевский Дворец - старое здание безобразной казарменной архитектуры; украшением ему служит великолепный фонтан с удивительно красивыми фигурами, - произведете знаменитого скульптора Бегаса. Прекрасными, стильными зданиями отличается лишь одна из новейших улиц Берлина "Курфюрстендамъ". Я не берусь подробно описывать улицы, что утомило бы читателя, скажу лишь, что Берлин - бесспорно великолепный город, не имеющий себе равных по чистоте, по благоустройству, удобству и комфорту отелей, при сравнительной дешевизне. Нигде нельзя пpиезжему так хорошо и дешево устроиться, как здесь. Это признают все иностранцы, даже недолюбливающие почему-либо немцев. Мои товарищи вынесли такое же впечатление, но, вследствие незнания языка, им стало скучно. Животных и рыб осмотрели, люди - неинтересны. Было решено, большинством голосов, против моего, сократить дневку в великолепном, но все-таки скучном, для незнающих немецкого языка туристов, Берлин, и на следующий же день пораньше отправиться в Дрезден.
При всем желании дать обстоятельное описание, как Берлина, так и других больших городов, которые нам пришлось видеть, при настоящей нашей поездке, - настолько яркое, чтобы читатель, никогда не бывавший в упоминаемом городе, составил себе ясное о нем представление, - чувствую себя не в силах успешно выполнить эту задачу, требующую особого дарования, в особенности в виду ограниченности размеров отчета о поездкe и необходимости соблюдения некоторой симметрии в описании отдельных картин и эпизодов. Приходится автору довольствоваться лишь эскизными набросками, предоставляя читателю дополнить их воображение или же обратиться к специальным путеводителям, с планами, картами, рисунками, вроде Бедекера, Грибена и друг.
В Духов день (понедельник, 26-го мая), в 7 часов утра, мы оставили германскую столицу... Целый час ехали городом, по бесконечным улицам; встречали и обгоняли группы веселой молодежи, ферейны, отправляющиеся за город со своими оркестрами, общества певцов и друг. Вот и окраина. Налево - Темпельгоф, обширное зеленое поле, где происходят любимые берлинцами парады войск. Выезжаем из города. Слышны звуки оркестра. Это - в загородном увеселительном заведении Тиволи духовой оркестр жарит вальс из заигранной, набившей оскомину "Веселой вдовы"; за столиками сидят, в праздничных костюмах, принаряженные берлинцы с женами, детьми и пьют пиво (извольте видеть - в 8 часов утра!..) Вот люди, умеющие пользоваться праздничным отдыхом, не теряют золотого времени.
На шоссе встречаются велосипедисты и одинокие велосипедистки. Мимо нас промчалась прехорошенькая блондиночка (единственное красивое личико, виденное нами в Пруссии), раскрасневшаяся, с распущенными золотисто-русыми волосами, прелесть! Точно сильфида или лесная фея летит на самокате.
- Вы не очень-то засматривайтесь,- слышу за собой строгий голос, - а то опять получится восьмерка!...
После отдыха, самокаты летят сами; задача седоков - не мешать колесам, не задерживать педалей. Два часа едем без остановки; проехав 34 версты, слезаем на четверть часа; засим, на 80-ой от Берлина версте делаем более продолжительный отдых в лесу, близ ручья. Вздремнув на траве часочек, мчимся дальше. В половине 7-го вечера въезжаем в город Герсберг, покрыв (по циклометру и карте) ровно 114 верст. Это был, так сказать, наш рекордный пробег. Не скажу, чтобы мы устали. Нисколько. Неутомимый наш спортсмен Николай Федорович мог бы смело отсчитывать 120 верст в день, и более, не останавливаясь... Часто из-за дневок и остановок у меня с товарищами выходили пререкания. Я настаиваю на остановке в попутных деревнях, а неукротимые коллеги рвутся вперед, точно за ними по пятам следуют кредиторы с исполнительными листами. Александр Николаевич меня не оставлял; но быстроногого Николая Федоровича в дороге мы никогда и не видали вблизи себя; он всегда исчезал из виду и дожидался нас в намеченном остановочном пункте. Надо было удивляться такому юношескому увлечению спортом 45-летнего спортсмена, с седой бородкой.
- Так тихо (14 верст в час), как вы, господа, я не могу ехать, - категорически заявлял Николай Федорович, когда его просили ехать вместе.
Переночевав в хорошеньком городке Герсберге, в чистенькой, как везде в Германии, гостинице, мы покатили быстро, чтобы возможно раньше попасть в Дрезден (расстояние 96 верст). Погода была для езды вполне благоприятная, не жарко. Гористая местность; шоссе гладкое, с продолжительными подъёмами и уклонами, не особенно крутыми. Спускаться стремглав по длинному уклону, как птица, не работая ногами, "на казенный счет", со скоростью верст 25 и более, - особенное спортивное наслаждение. Взбираться (зигзагом) на подъём - дело привычки и сноровки. На крутых подъёмах нужна самоуверенность, решимость. Я, например, слезал, когда ехал один, и "брал" точно такие же крутые подъёмы, когда впереди меня ехал коллега. Иной раз видишь перед собою гору и намечаешь пункт - где придется слезть. Но капитан едет вперед, не слезая, оглядываясь на меня... Я налегаю на педали, приподымаясь на седле, почти стоя, как на стременах.
- А-а! вы здесь?
- А вы что думали? поезжайте!.. не беспокойтесь!.. Смотришь - и выехал..
Перед Дрезденом чрезвычайно крутой спуск, по которому езда на велосипеде строжайше запрещена. В 4 часа дня мы уже были в Дрездене.
