Советский план ведения боевых действий в Западной Европе зависел от возможности организованной переброски резервных сил, которые по численности значительно превосходили противника.
Предполагалось, что эти резервные силы будут наносить удары — волна за волной — вслед за главным, первоначальным ударом. Предполагалось, что первая волна атак на силы НАТО в Западной Германии будет наноситься лучшими и наиболее подготовленными войсковыми частями, расквартированными в Восточной Германии, Польше и Чехословакии.
При прорыве обороны противника эти ударные войска понесут тяжелые потери. Однако вслед за ними, спустя приблизительно две недели, в бой будет брошена вторая волна из несколько хуже оснащенных частей, стянутых с территории Советского Союза.
Еще через три недели последует третья и окончательная волна, состоящая из сравнительно плохо экипированных, менее боеспособных «кадрированных» частей, которые еще в момент нанесения удара первой волны будут доукомплектовываться резервистами и расконсервированной боевой техникой и приводиться в боевую готовность.
Это был классический пример стратегии изматывания противника, призванной воспользоваться слабостью резервов и недостаточно глубокой обороной НАТО; как только передовые части НАТО будут разгромлены, советские войска не встретят сопротивления уже вплоть до Ла-Манша.
И пусть войска третьей волны будут сплошь состоять из немолодых резервистов и танков тридцатилетней давности — если у НАТО при этом вообще ничего не останется, то и этого вполне хватит для победы.
В основе «асимметричной стратегии» НАТО лежала, концепция «воздушно-наземной операции», которая, если не слишком вдаваться в подробности, советской тактике изматывания противопоставляла маневренность, координацию всех видов вооруженных сил на поле боя, а также «инициативу, эшелонированность обороны, мобильность и синхронизацию действий» (Department of Defense, Field Manual 100–5, Operations, Washington, DC: Department of the Army, 1982).
Суть стратегии заключалась в так называемом «ударе по вторым эшелонам» — т. е. планировалось нанести удар высокоточным оружием дальнего радиуса действия по подтягиваемым советским резервам, не давая им выдвинуться на поле боя и тем самым полностью сорвав замыслы советского нападения.
Успех этого плана, в свою очередь, зависел от разработок в двух ключевых технологических областях. Во-первых, нужно было создать «самолеты-невидимки», такие как F-117 и B-2, которые, будучи практически не уязвимы для радаров, могли бы проникать в хорошо охраняемое воздушное пространство СССР. Во-вторых, речь шла о впоследствии так и не развернутом ракетном комплексе «Assault Breaker», который предназначался для уничтожения наземных подкреплений противника на удалении 50–100 миль от линии фронта.
Все это связывалось воедино различными системами командования, управления, связи и разведки, которые обеспечивали тесное взаимодействие с высокоточным оружием. А в основе всего лежали информационные технологии — область, в которой Запад, особенно в коммерческом секторе экономики, был впереди, а СССР безнадежно отставал.
Военно-техническая революция» (ВТР) — это термин маршала Огаркова. Важно отметить, что интерес к ВТР советского Генштаба был продиктован не только политически нейтральными, теоретическими, военно-научными соображениями.Когда в начале 1980-х годов советский Генштаб попытался спрогнозировать характер будущих войн, результаты оказались весьма тревожными: впереди маячил призрак надвигающейся «военно-технической революции» (ВТР), которая благодаря появлению высокоточного оружия дальнего радиуса действия, сверхчувствительных датчиков и электронных систем управления «позволит резко, как минимум на порядок, повысить поражающую способность обычных вооружений, так что по уровню воздействия они станут сопоставимы с оружием массового поражения»
Вопрос о ВТР был поднят еще и потому, что советские военные, которые к тому времени добились паритета с Западом в обычных и ядерных вооружениях (а в обычных — вероятно, даже превосходства), стремились запустить новый «крупный проект», чтобы ликвидировать отставание в высоких технологиях. Тревога советских военных объяснялась просто: ВТР благоприятствовала Западу с его превосходством в области вычислительной техники и микроэлектроники, но была невыгодна СССР, поскольку его главным козырем являлись громадные группировки бронетанковых войск, между тем как в условиях ВТР противник смог бы уничтожить их высокоточным огнем с дальнего расстояния, из оперативной глубины, прежде чем они сумеют добраться до линии фронта и принять участие в боевых действиях.
Именно поэтому военные с самого начала поддержали усилия Горбачева по модернизации советской экономики — ведь это было важнейшим условием обеспечения армии столь желанными высокими технологиями. Для Советского Союза положение осложнялось тем, что в основе ВТР лежали технологии в области микроэлектроники и миниатюризации, программирования и программного обеспечения — т. е. тех сфер, которые влачили жалкое существование в СССР (в отличие от Запада, где они бурно развивались).
Хотя в Пентагоне небольшая группа экспертов из Управления общих оценок внимательно следила за действиями и концепциями маршала Огаркова, а с конца 1970-х годов США проводили «асимметричную» стратегию в попытке компенсировать численное превосходство вооруженных сил СССР с помощью высоких технологий, тем не менее Запад в целом гораздо медленнее осознавал происходящие изменения.
Более подробно об «асимметричной стратегии» см.: William Perry (Undersecretary of Defence for Research and Engineering 1977–1981), ‘Desert Storm and Deterrence’, Foreign Affairs, Vol. 70, No. 4 (Fall 1991).
