В переводе примерно так: "Нация - это земля, на которой мы искони живём и которой отдаём свои жизни" - Морис Баррес.
Бог сто веков наводит свой порядок:
Послал потоп, на ранги разделил
Господ и чернь, непьющих и кутил,
Завел чертей и ангелов отряды -
Порядка все ж никак не водворил:
Воруют все, кинжалом сводят счеты,
Принц с девкой спит, с маркизою - пастух,
Империями правят идиоты,
Попы жиреют, мрут в нужде сироты,
И Господа ругают хамы вслух.
VENI CORONABERIS
Убийство Людовика XVI-го произошло в месте, сейчас называемом площадью Согласия. Там же, хоть и с опозданием на день, в воскресенье 22 января (2006 г -hvac ), отмечалась 213-ая годовщина цареубийства : против отеля Крийон, справа от посольства США, и слева от некогда сожжённого Тюильри - всё это, ежели поворотиться спиной к левому берегу, где, частично скрытое от стыда флагами Евросоюза, серело за решёткой здание парламента.
На церемонии присутствовало чуть более трёхсот человек, в основном приверженцы Орлеанского дома и его предводителя, давно утерявшего все физические черты Бурбонов. Перед парижской толпой герцог Орлеанский держался раскованно, привык: ведь если ранее абсолютно всем наследникам Гюго Капета, претендовавшим на трон - и старшей и младшей ветви - запрещался въезд на родину "свободы, равенства и братства", то несколько десятилетий назад герцоги Орлеанские помирились с "террористами республиканскими" и вернулись во Францию. А громкий титул только помогает старейшему в роде Орлеанских появляться на страницах "Paris Match" рядом с семейством теперешнего премьер-министра, чьи предки-негоцианты пару веков назад прикупили к своей фамилии приставку "де" (впрочем, для подобных "позывов на благородство" вовсе не обязательно быть так называемым "правым": во Франции любой социалист, добившийся министерского портфеля, начинает искать у себя - и находит! - аристократических пращуров. Но единственный член нынешнего правительства, имеющий подлинные quartiers de noblesse XV-го века, хоть и данные венгерским королём это - министр внутренних дел Николя Саркози.)
Герцога Орлеанского окружали члены Action Française, сейчас обращающиеся к цитатам из Шарля Морраса разве для того только, чтобы поддержать свою репутацию "настоящего роялистского движения" среди пайщиков взносов и меценатов, тоже некогда выложивших изрядные суммы за право иметь приставку "де" в своих республиканских паспортах.
Скучно! - протянул бы пушкинский Фауст. И всё-таки, чувствовалось здесь нечто, чего не найти на трёхцветных празднествах - нечто большее, чем былой дух моррасовского сопротивления, - а именно, подлинное будущее, которое способен ощутить лишь поэт, артист, пророк. И тонкое это предчувствие скорого возвращения Франции к равновесию, к σωφροσυ?νη нельзя было объяснить языком простых смертных ни самодовольному герцогу Орлеанскому, ни парижским буржуа, слушавшим на площади Согласия традиционную мессу по канонам Св. Пия V-го : когда священник не поворачивается спиной к Богу, вразумляя парижан по-французски, как это принято после Второго Ватиканского Консилиума, а представляет паству перед Всевышним, обращаясь к нему на единственном языке, понимаемом католическим Богом - по латыни.
Месса закончилась. Американский посол К. Р. Стэплтон вынес венок и положил его туда, где по традиции находилась гильотина - причём "традиция" почему-то относит местонахождение гильотины не на середину площади, а на тротуар, где венок не мешает автомобильному движению, так что создавалось впечатление, будто "традиция" согласовывалась в полицейском участке восьмого округа Парижа. Впрочем, уже сами по себе лавры убитому королю являлись нарушением запрета префекта Республики, не говоря о выступлении, произносимом послом США ежегодно - благодарность Людовику XVI-му за оружие, ввозимое повстанцам британских колоний контрабандистом-Бомарше, "без которого (тут Стэплтон повторил выступления прошлых лет) "Соединённых Штатов не существовало бы".
А из-за угла посольства, как обычно, выглядывал жирный жандарм, поставивший ногу на ступеньку "воронка", и ожидающий когда посол со свитой, наконец, вернётся на территорию США, куда мстительные дворники-исламисты, служащие парижского горсовета, с утра накидали кучи увядших кленовых листьев и жестянки из-под кока-колы.
Посол завершил выступление, вспомнив об отце легитимистского наследника, принце Альфонсе II , женатом на дочери Франко, и бывшим послом каудильо при дворе Бернадотта. Буржуа с "Figaro" под мышкой и герцог Орлеанский поморщились одновременно, как по команде : легитимистов в Париже не любят, почитая их экстремистами и франкистами, а у теперешнего наследника легитимистов, Людовика XX, недавно женившегося на дочери караибского миллиардера, репутация "хулигана".
Ho ecли первое правило французского джентельмена гласит "Никогда не отвлекать прислугу от еды и не якшаться с принцами Орлеанского Дома", то второе правило, предохраняя нарушителей первого от пикантных ситуаций, советует им никогда не заговаривать с орлеанистами о легитимистах. Его сиятельство Стэплтон не был французским джентельменом, а потому ушёл, сопровождаемый ухмылками.
Буржуа потянулись кто куда, одни - в бар Крийона, другие - через площадь, к левому берегу, на ходу разворачивая "Figaro" и избегая глядеть на первую страницу газеты.
Герцог Орлеанский, исчерпавший дневной запас остроумия, повернулся ко мне и, хихикая, поинтересовался много ли сейчас снега в Швейцарии, дескать, едет он к своему базельскому остеопату и не знает как одеться. Роялисты веселились потихоньку. Потом, поморщившись ещё усерднее, Орлеанский сообщил: "Да, вот, Бог, отомстил за моего предка. Ваш Ленин умер в день казни Людовика XVI-го. " Бог Саваоф! Проникновение образования в герцогские массы! Когда я слышу слово "культура" я вынимаю. ладно, хватит с меня проблем с правосудием.
Этим обычно и завершались мои ежегодные великосветские диалоги. Жандарм, дождавшись своего часа, выскочил из-за угла, и, скрежеща лавром по асфальту, потащил заокеанский венок к "воронку", оставляя в своём кильватере след из золочёных бумажных лилий, швырнул его в арестантское отделение и лязгнул решёткой. Дипломатический инцидент был, как всегда, предотвращён.
Да, конечно, церемония закончилась. Но помимо этой самоудовлетворённой пошлости - пошлости тем более дьявольской, что она почитает себя участницей некоего сопротивления! - есть ещё нечто в том королевском, я бы сказал фараонском духе Капетингов, уничтожить который не в силах ни "революции", ни "равенства", ни подлые и мрачные десятилетия, называемые почему-то "эпохой Просвещения".
Principium, - для которого необходим Рrinceps, - существования заместителя Бога на Земле, посредника между Λόγος и δήμος, неотделим от души каждой здоровой нации. Желание же дать δήμος верховную власть - сиречь, инкарнировать Λόγος в δήμος, есть жесточайщее преступление перед духом народным, извращение сущности человеческой, которые не могут не повлечь за собой цепь преступлений, одно ужаснее другого.
Франция - изначально здоровое тело. Это здоровье, я бы даже сказал сверхздоровье, было привито ей десятками поколений гегемонии лучших, αριςτοι, которые, время от времени - неохотно и с боем - отдавали власть одному, - тому, кто волею крови и случая оказывался на троне. И точно так же, как всякая мощь жаждет испытаний, сверхздоровое тело, Франция, жаждала болезни - стремилась доказать самой себе способность добровольно ввести в свой организм бациллы заразы, и, тем не менее, выжить. Словно магнит, подобная страсть к αυτ'αγων притягивает к себе паразитов, являющихся болью и мукой par excellence и, что самое главное - осознающими себя таковыми.
Зародыши этих духовных паразитов были выведены в парижских салонах в "эпоху просвещения". Постепенно привитая болезнь развилась, упрочилась в организме. Произошло это, как и всё на земле - случайно. Целая серия случаев-лилипутов, как то - немощь монарха; эстетические и сексуальные пристрастия герцога Орлеанского; разорительные войны Нового Света; вплоть до махинаций строительных подрядчиков, и "гильдий каменщиков", не останавливающихся ни перед чем для получения контрактов на слом гигантской Бастилии и застройку территории, - привели к подчинению тела "которое есть дух" Франции новой модной болезни, вскоре ставшей хронической.
И вот заревели глотки цареубийц, и - впервые в мировой истории - демократически избранная ассамблея единодушно проблеяла о необходимости геноцида собственного народа, а "адские колонны" направились в Вандею жечь младенцев, насиловать их матерей да натягивать человечью кожу на республиканские барабаны, по которым любознательные туристы и по сей день могут постучать в приморских музеях Марьянны-Номер-Пять.
Началась межевропейская гражданская война, длившаяся двадцать три года, во время которой трёхцветные паразиты успешно прививались народам континента. Так вирус "эпохи просвещения" контаминировал Европу, а с нею, весь "культурный" мир.
Более того, произошла любопытная для физиолога мутация тел народов, заражённых вирусом: страдание стало не только привычной, но и единственно приемлемой формой существования; всякий отказ от контакта с паразитами, каждое выражение ностальгии по утерянному великому здоровью тотчас пресекались ножом гильотины, пулей, тюремной решёткой, или же, как это принято сейчас - ссылкой в "Чистилище" гражданской изоляции.
Нескрываемые с 1789-го года корчи Франции преподносятся не как патологическое ответвление от сверхздорового состояния, но как логическое продолжение французской культуры; недалёкие эволюционисты убеждают, что путч дня Святого Камилия только подвел некий итог творчества Рабле, Монтеня и Вольтера. После данного утверждения следует и естественное для "социал-дарвинистов" заключение: "некогда подчинившая себе весь цивилизованный мир французская культура выбрала революцию, а потому и вам, народы Eвропы, если вы желаете следовать высшей культуре, необходимо реализовать слова Интернационала - стереть с лица земли ваше прошлое".
В настоящий момент данная установка воспринимается "бывшими" цивилизованными народами как нечто само собой разумеющееся - так патология "эпохи просвещения" окончательно поработила мир.
* * * * *
А теперь зададимся на миг одним невозможным вопросом: что будет, если внезапно эта страдалица-Франция излечится от мук, признает болезнью свою более чем двухсотлетнюю летаргию, - и признает это перед всем светом! - а именно, вернётся в своё естественное, до-путчевое состояние? Какой резонанс вызовет в мире подобное выздоровление Франции?
Именно о выздоровлении Франции, - а с нею и всего безграничного Запада! - а также о врачевателе, некогда предписавшем терапию, я и поведу речь далее.
* * * * *
В настоящий момент страдалица-Франция экспортирует своих выродков-"философов", каких-то Сартров, Онри-Леви; продаёт на вывоз каких-то "писателей", часто особей, приблизительно женского пола, вроде неудобоваримых для здорового духа Симоны де Бовуар и Маргариты Дюрас, коих ни один брат-Гонкур не наградит даже титулом плодовитой пишущей коровы.
Однако Франция ХХ-го века имеет подлинных мыслителей и писателей, находящихся, впрочем, по причине своих, сейчас неугодных политических взглядов, в "Чистилище" политкорректности, а потому неизвестных нашим современникам. Один из них, Шарль Моррас - любимый ученик нобелевского лауреата Нострадамуса Мистраля, философ, поэт, пророк - то есть тот тип творца, которого Франция Пятой Республики уже давно не способна произвести на свет.
Моррас оказался в "Чистилище" политкорректности в первую очередь потому, что долгое время являлся лидером политического движения, основанного в 1899 - Action Française, - одной из главных целей которого было возвращение Франции в лоно монархии.
Призывы к неповиновению республиканским правительствам стоили Моррасу многократных тюремных заключений, что, кстати, вовсе не помешало ему, после первого восьмимесячного срока, проведённого за решёткой быть избранным во Французскую Академию - последний очаг сопротивления подлинно французской мысли во Франции.
Но что воистину дорого Анатолию Ливри-эллинисту в творчестве Шарля Морраса, так это то, что именно как знаток Платона, Аристотеля и Фукидида, Моррас приходит к мысли о необходимости уничтожения демократии - одной из самых дурных политических систем, неизменно заканчивающейся тиранией :
" - Так вот, тирания возникает, конечно, не из какого иного строя, как из демократии; иначе говоря, из крайней свободы возникает величайшее и жесточайшее рабство".
Именно во время своей поездки в Грецию, - когда Моррас был корреспондентом "Gazette de France" в Афинах, освещая там возобновление Олимпийских Игр - выскажется он о демократии, приписав ей роль разрушительницы благ, созданных в течении долгих веков поколениями аристократов - зодчих, пиратов, поэтов, законодателей :
"Мой друг Морис Баррес публично высказал удивление, что я привёз из Аттики столь сильную ненависть в демократии. Но, даже если бы современная Франция не внушила бы мне подобное ощущение, я бы его почерпнул из истории древних Афин. Краткая судьба того, что в древности называлось демократией дала мне возможность прочувствовать, что суть этого режима заключается исключительно в том, чтобы растранжирить всё то, что создала аристократическая эпоха".
И свою книгу "Aнтинея" Шарль Моррас посвящает более глубокому разбору сущности демократии; там же говорится и о Франции - продолжении Эллады во времени и в пространстве.
"Языческие" истоки мировоззрения Морраса не могли не повлиять и на его отношение к христианству; признавая необходимость поддержания католических традиций Франции, Моррас-мыслитель никогда не отдал бы Августину венок Гомера.
Неслучайно "языческая" Action Française была отлучена от церкви в 1926 году. Члены движения подверглись гонениям со стороны как "левых" так и "правых": "Поглядите-ка на эту "Партию Порядка", взбунтовавшуюся против Святого Престола !", - прыскали ядом парижские "демократы", а выдрессированные Третьей Республикой епископы активнейшим образом участвовали в травле, продолжавшейся до июля 1939, когда Пий XII вернул Action Française в лоно церкви.
В настоящий момент место, занимаемое Моррасом во Франции, можно сравнить разве что с местом Солженицына в СССР; "всеобщее образование" и его следствие - бескультурная "интеллигенция" добились своего: большинство представителей французской псевдоэлиты не знает о существовании Морраса, и лишь немногие слышали о нём что-то, часто не имеющее ни малейшего отношения к действительности.
Во Франции привыкли и к Республике; привыкли и к так называемой "демократии", которая, надо заметить, уже сгинула, чтобы оставить место твёрдо утвердившейся охлократической - если мне будет позволен парафраз из Полибия ! - тирании, унаследовавшей, впрочем, имя своей усопшей предшественницы. С момента парижского путча прошло 216 лет, а потому теперешняя система считается quasi-вечной : не желают во Франции отдавать себе отчёта в том, что если демократический оптимизм российской фабрикации начала прошлого века, пройдя через неизбежную стадию тирании, истощился за каких-то семь десятков лет, то произошло это вовсе не из-за различия систем СССР и республиканской Франции, а по причине большей концентрации насилия в СССР.
Ибо "Свобода, равенство и братство" 1789-го года всё ещё хорошенько разбавлены "подлинной Францией", или как её называл Моррас, pays réel : "классический" дух, дух монархии был силён и в Третьей и даже в начале Пятой Республики ; "социалистический оптимизм" made in France выделяет яд в меньшей концентрации, он убивает не столь быстро, как "оптимизм" российского производства, но всё равно неизбежно приводит нацию к кризису, за которым следует или гибель, или выздоровление.
И когда Франция, а с нею и весь Западный мир, окажутся в положении СССР 1991 года, когда их поглотят нищета, эпидемии, религиозно-этнические войны - тогда, чтобы выжить, Франции придётся очнуться от своей "демократической" летаргии, отреагировать на угрозу, доказав тем самым свою жизнеспособность; и эта реакция, - контрреволюция - чтобы привести к выздоровлению Запада должна будет происходить под наблюдением последователей признанных реаниматологов человеческого духа - Ривароля, Шатобриана и Шарля Морраса.
* * * * *
Во второй половине ХХ века во Франции, была совершена попытка подменить ́έθνος δήμος, чтобы смешать, и этим смешением произвести диффузию духа французской нации, окончательно искоренив в нём тягу к монархии.
Вот тут-то змей "эпохи просвещения" наконец-то ухватил себя за хвост: оказалось, что Λόγος импортированного в ́έθνος, как бы он ни был убог, не приемлет республиканской "вакуумной троицы", этих "свободы, равенства, братства" ; импортированный ́έθνος упорно отказывается от смешения с автохтонами, тем самым провоцируя la divine surprise - долгожданную войну Λόγος, войну межэтническую внутрифранцузскую, а впоследствии все-европейскую, евроазиатскую, мировую.
Те же самые наследники той же наиоптимистической "эпохи просвещения" упорно отказываются констатировать факт начала этой войны. Но первая стадия военных действий уже началась. И это прекрасно. Ибо только в бою Франция сможет возвратить себе свой исконный принцип существования - монархический. А возвращение Лилии в Лувр станет сигналом для всего мира :
Европеец наконец-то переболел оптимизмом.
Европеец не верит более во врождённую добродетель человека.
Отныне Европеец - Выздоравливающий !
Анатолий Ливри, писатель, философ, поэт, докторант Сорбонны, лауреат двух международных российских премий, номинант Премии "Русский Бунин" 2006 за книгу Набоков ницшеанец.
