7 июля 1762 года гвардейские офицеры во главе с Григорием Орловым убили содержавшегося под их караулом в Ропшинском дворце свергнутого императора Петра III. Народу был зачитан манифест о кончине супруга занявшей трон Екатерины Алексеевны «от геморроидальных колик». А буквально на второй день по России пополз фантастический слух: «Жив он, наш избавитель!» Все царствование Екатерины II почти ежегодно объявлялись самозваные «императоры всероссийские». Один из этих самозванцев даже стал правителем государства. Название той страны было Монтенегро, теперь — Черногория… Но самое интересное то, что сей «вор и преступник», за которым была снаряжена специальная экспедиция, вдруг оказался в роли… наместника императрицы всероссийской и даже удостоился чина офицера русской армии!
«ИНОСТРАНЕЦ С МАНЕРАМИ ГОСПОДИНА»
ЗАТЕРЯННОЕ в теснинах Балканских хребтов маленькое славянское государство являлось осколком некогда великой сербской державы короля Стефана Душана. В XV веке правители Черногории признали вассальную зависимость от Турции. Но поскольку путь в их лежащую под облаками страну был очень труден, а горцы отважны и воинственны, зависимость эта в основном заключалась в уплате харача — ежегодной дани султану.
Люди жили родоплеменным строем; во главе племен стояли старейшины — кнезы и военные вожди — сердары. Важнейшие вопросы, например, войны и мира, решало общее собрание — народный збор, некое подобие новгородского веча. Но этот демократический орган был не в силах положить конец распрям и вооруженным столкновениям между родовыми кланами. Единственной объединяющей силой выступала православная церковь, митрополит которой считался и светским правителем страны. Резиденция пастыря в Цетиньском монастыре, защищенном от вражеских нашествий непроходимыми горами, служила столицей маленького государства.
Со времени правления Петра I черногорцы видели в России свою надежду и опору в борьбе с турецким владычеством. Известие о свержении Петра III православное духовенство Балкан встретило с крайним неодобрением. Оно дружно осудило учиненное приближенными Екатерины насилие над помазанником Божьим, расценив дворцовый переворот как происки дьявола. Священники распространяли среди паствы и поддерживали слух, что Петр Федорович по каким-то тайным мотивам сам себя огласил мертвым.
И вот на фоне этих слухов в 1766 году в Черногории появился некто Степан Малый, «иностранец с манерами господина», как свидетельствует сербская Равницкая летопись, выдававший себя за целителя-травника. Он лечил увечных и раненых, плату брал почти символическую, а с бедняков не брал вовсе. Судя по всему, человек этот был богат, хотя никто не имел представления об источниках его средств. Благородные манеры, свободное владение многими языками, а кроме сербского, он говорил «с легкостью и большим изяществом» на немецком, французском, итальянском, турецком, арабском, греческом и английском, дали повод думать, что загадочный пришелец — птица высокого полета.
На вид ему давали чуть больше тридцати. По описаниям, Малый немного сутуловат, сухощав, но сложен хорошо. Кожа лица белая, хотя и со следами оспы, нос длинный и «тонковатый», лоб широкий и выпуклый, волосы русые, глаза серые, быстрые — «живые и прекрасные». Эти черты внешности в самом деле приближают незнакомца к известным портретам Петра Федоровича кисти Антропова, Ротари и других придворных мастеров. Но дальше — резкий диссонанс: нижняя губа толстая и отвислая, черные усики, «две большие жилы на лбу», обычно скрытые полотняной повязкой.
По утверждениям черногорских историков, человек этот обосновался неподалеку от Цетиньского монастыря и на протяжении 1766 года тесно общался с русским гвардейским офицером Михаилом Тарасовым. Четыре года назад Тарасов участвовал в заговоре братьев Орловых, переворот совершался у него на глазах, и скорее всего приезжий гвардеец поведал будущему самозванцу подробности происходивших в Петербурге и его окрестностях событий лета 1762 года.
К концу августа 1767 года маленькую страну облетела молва: это и есть русский царь, тайно странствующий среди православного народа! В подтверждение рассказывали, как он плакал, увидев в одном из монастырей портрет Петра Федоровича, в другой раз намекнул спутнику, который, оступившись на горной тропинке, схватил его за плечо: «Знал бы ты, на кого облокотился, бежал бы от меня как от огня». Нашлись люди, настаивавшие и на внешнем сходстве Степана Малого и свергнутого русского государя. Бывавшие в России черногорские монахи Йован Вукечевич и Феодосий Мркоевич подтверждали: вылитый внук Петра Великого!
Надо заметить, что Степан Малый впрямую себя Петром III тогда не называл. Но и не опровергал пущенный слух. Больше того, в сентябре 1767 года он послал из Майны, где обосновался, в принадлежавший Венеции город Будву на побережье Адриатики монаха Василия Марковича с манифестом, полным туманных и мрачных предсказаний, почти в духе Савонаролы. «Мы, Степан Малый, который скоро станет Великим, возвещаем народу, что плоды не созрели еще, — говорилось в манифесте. — Но когда настанет время и созреют плоды, в них найдет народ неисчерпаемые сокровища… и каждый, кто уверует в нас, будет иметь все, чего пожелает. Мир и благоденствие тем, которые покорятся нам, и горе неверующим и непокорным: они погибнут от меча и будут брошены в море, которое ждет только нашего голоса, чтобы встать и поглотить все живущее».
Сенат Венецианской республики, крайне встревоженный известиями о проповедях Марковича, назначил за голову монаха большую награду. Тем не менее он беспрепятственно скитался по венецианским владениям на Адриатике, повсюду читая послание Малого. Жители Далмации, Дубровницкой республики и приморских областей к югу от Дубровника толпами двигались в Черногорию, чтобы посмотреть на человека, который есть не кто иной, как «вынужденный до поры скрываться русский император», у которого прорезался еще и дар пророка.
«Я ПРИШЕЛ СДЕЛАТЬ ВАС НАВСЕГДА СЧАСТЛИВЫМИ!»
ЧЕРНОГОРСКИЙ митрополит Савва был смущен внезапным явлением «великого человека» не менее венецианцев. Встревоженный тем, что в селении Майна образовался новый центр власти (у Степана Малого были уже и собственный двор, свита, «министры и генералы»), митрополит выпустил несколько обращений к народу, убеждая соотечественников, что перед ними — самозванец. Однако агитация сторонников Малого действовала на умы куда сильнее доводов владыки Саввы.
— Государь Петр Федорович свергнут интригами врагов России — турок, венецианцев, австрийцев! — шумели они. — Где же укрыться несчастному изгнаннику, как не у нас, своих друзей и братьев!?
Сторону Степана Малого принял капитан Марко Танович, богатейший скотовладелец, вместе с черногорским посольством бывавший на приемах в летней и зимней резиденциях царствующей фамилии. Он поклялся на Евангелии, что Степан Малый — император Петр Третий! Наградой Тановичу была врученная самозванцем печать «великого канцлера Черногории».
17 октября 1767 года на Цетиньском поле был созван народный збор. В присутствии 4 тысяч человек (большего числа жителей не собиралось в XVIII веке ни разу) старейшины провозгласили «всеобщий и вечный мир» между черногорцами, на чем настаивал Малый. Затем вожди племен двинулись в Майну — объявить о решении збора. Степан встретил их во главе вооруженного отряда, с саблей наголо и величественно поблагодарил народ Черной Горы за послушание. Упав, как один, на колени, старейшины умоляли его открыться. Малый произнес патетическую речь, завершив долгожданными словами:
— Перед вами — император Петр Федорович! Я пришел сделать вас навсегда счастливыми!
Спустя несколько дней ему торжественно вручили грамоту от имени народного збора, в которой он признавался Петром III, «императором Черногории и всея Руси». Престарелый митрополит Савва, хотя и называвший Малого втихомолку “похитителем царской власти”, все-таки тоже стал публично величать его императором и велел во всех храмах каждую службу поминать Петра Федоровича, супругу его государыню Екатерину Алексеевну и наследника великого князя Павла Петровича.
Под водительством новоявленного «царя», у которого вдруг обнаружились и военные таланты, воодушевленные черногорцы в течение года одержали три звонких победы над многократно превосходившими турецкими и венецианскими войсками, пытавшимися силой оружия положить предел брожению среди балканских народов, вызванному именем Петра III.
ПОСЛАНЕЦ ИМПЕРАТРИЦЫ
В МАРТЕ 1768 года патриарх сербский Василий Бркич обратился ко всем христианам Балкан с призывом почитать Степана Малого как русского царя. «Слава о нем прошла по всем государствам, — пишет историк XIX века Даниил Мордовцев. — И целая Европа говорила об его победах как о чем-то необыкновенном… Черногорцы, албанцы и венециане неудержимо шли под его знамена, поднятые во имя свободы».
Надо ли говорить, что и Петербург был не на шутку взволнован появлением этого персонажа на исторической сцене. Тем более что тот осмелел необычайно: зимой 1768 года прислал в Вену к русскому послу князю Дмитрию Голицыну уважаемых архимандритов Милаковича и Дрекаловича с письмом, в котором предлагал правительству Екатерины II ни много ни мало, как вступить с ним в официальные отношения!
Для «спасения черногорского издревле к империи нашей по единоверию ласкающегося народа» государыня назначила 29-летнего генерал-майора князя Юрия Владимировича Долгорукова, отчаянного храбреца, участвовавшего во всех крупных сражениях Семилетней войны, силой оружия возводившего на польский трон русского ставленника Станислава Понятовского. События показали, что он был еще и расчетливый, самостоятельный политик, который мог позволить себе ради державной выгоды идти наперекор воле императрицы.
Поездка Долгорукова, начавшаяся летом 1769 года, совпала с началом русско-турецкой войны. В Петербурге рассчитывали на помощь черногорцев, ожидая, что они поднимут на Балканах всеобщее восстание против турок. Деликатность миссии молодого генерала заключалась в том, что успехи христиан Черной Горы в антитурецкой борьбе были всецело связаны как раз с тем человеком, которого ему надлежало арестовать и доставить в Россию, в крайнем случае, уничтожить — самозваным «императором всероссийским».
Высаженный на побережье Адриатики с корабля эскадры Алексея Орлова, Долгоруков под именем купца Барышникова в сопровождении 26 человек — русских и далматинцев — тайно въехал в конце июля в Черногорию, имея при себе крупную сумму денег, груз пороха и свинца. Его сопровождали несколько представлявшихся приказчиками блестящих офицеров, среди них серб Марко Войнович — будущий адмирал и командующий Черноморским флотом и немец Александр Розенберг — к концу карьеры генерал-аншеф, сподвижник Суворова в Итальянском и Швейцарском походах.
2 августа в горном монастыре Брчеле Долгоруков впервые увидел самозванца. Царского посланца с многочисленной свитой Степан Малый не только не испугался, но с замечательной ловкостью тут же обратил его появление на пользу себе. Нимало не смущаясь, он объявил черногорцам, что русские «подданные» все время помнят о нем, о чем свидетельствует приезд заслуженного генерала, и скоро пришлют несколько военных кораблей с десантом, а также золото, драгоценные камни, зеленое и красное сукно, свинец и порох. Сторонников «императора» это привело в неописуемый восторг…
Долгоруков же в течение нескольких дней всеми силами пытался убедить черногорцев, что их кумир никак не может быть истинным русским государем. Он ознакомил митрополита Савву, патриарха сербского Бркича и других лидеров с содержанием укоризненного письма императрицы и просил не препятствовать его действиям, направленным на устранение самозванца с политической сцены.
— Ее величество очень удивило, как вы могли принять этого бродягу за покойного императора, — внушал Долгоруков. — Его надо немедленно арестовать.
6 августа на Цетиньском поле в присутствии 2 тысяч человек была зачитана грамота владыки Саввы, где Степан Малый объявлялся обманщиком и льстецом, народу предлагалось отстать от него и искупить свой грех послушанием «матушке императрице». Тут же состоялась церемония приведения народа черногорского к присяге на верность Екатерине II (по обычаям того времени это фактически означало принятие российского подданства). Долгоруков не жалел денег, и к вечеру все вылилось в разудалое празднество, где вино текло рекой.
Каково же было удивление князя, когда около пяти часов утра он увидел прямо под стеной монастыря самозванца, весело шествующего по улице в сопровождении восторженной толпы. Разъяренный Долгоруков поднял на ноги монастырскую стражу, всех своих людей и тут же арестовал Малого, которого отвели в тюрьму.
НАГРАДА ЗА… ОСЛУШАНИЕ
КАЗАЛОСЬ бы, цель почти достигнута: посягнувший на государево имя проходимец низвергнут, осталось отправить его под конвоем в Россию. Но перед князем стояла и другая задача: надо было возбудить в черногорцах горячую жажду сражаться с турками. А вот с этим ничего не получалось. После ареста Степана Малого местных жителей как подменили. Желание воевать, готовность умирать за собственную свободу вмиг испарились. Ополчение самовольно разошлось по домам, люди вернулись к своим повседневным заботам.
Аристократ до мозга костей, Долгоруков не знал, как разговаривать с этим народом, чем его воодушевить. Зато у самозванца это здорово получалось! Несколько дней князь провел в тягостных раздумьях. А затем… освободил Степана Малого!
— Ты осмелился взять имя последнего императора, но императрица прощает тебя, принимая во внимание твое раскаяние, — заявил Малому русский эмиссар. — Государыня жалует тебя офицером на службе Ее Величества. Но с условием, что отныне ты будешь служить ей с усердием и верностью, сражаться против турок!
Генерал вручил Малому русский офицерский мундир, собственноручно выписал ему патент на чин поручика и от имени императрицы поручил управление Черногорией, назначив «главным правителем народа».
24 октября 1769 года Долгоруков, за голову которого турецкий султан назначил награду в 5 тысяч червонцев (большое состояние по тем временам!), тайно покинул Черногорию. С большим трудом он добрался до Пизы, где в то время находился со своим штабом Алексей Орлов, и оттуда, не мешкая, выехал в Петербург. Доводы князя, что сей самозванец полезней России живой и держащий в своих руках бразды правления Черной Горой, Екатерина, к ее чести, поняла и приняла. И больше не предпринимала попыток разделаться со Степаном Малым. Долгоруков же за свою миссию получил следующий чин и орден св. Александра Невского.
«НАРОД СЧИТАЛ ЕГО БОЛЬШЕ ЧЕМ ЦАРЕМ…»
ПРОСТОВАТЫЕ черногорцы от души посмеялись над грозным генералом, который, им показалось, бежал из их страны, как заяц. Из факта ареста, а потом освобождения своего любимца они сделали вывод, что он и есть природный русский царь, в чем Долгоруков лично сам и убедился, но говорить об этом вслух нельзя, ибо это тайна за семью печатями…
Жители Черной Горы стали воспринимать Малого как мессию, посланного им Богом для освобождения из-под ига магометан и наставления на путь истинный. Этот человек, похоже, и сам поверил, что он — Божий избранник. Больные и немощные толпами приходили к нему снимать с себя порчу и сглаз. Он всех осенял крестным знамением, его благословению приписывали чудодейственную силу… «Народ считал его больше чем царем», — подчеркивал югославский историк Г.Станоевич в монографии «Степан Малый», изданной в Белграде в 1957 году.
Объединив в своих руках власть и духовную, и светскую, новый правитель всерьез намеревался сдержать слово, данное Долгорукому, — превратить Черногорию в центр антитурецкого восстания православных народов Балкан. Предвидя скорое вторжение янычарских орд, он много занимался укреплением границ, строительством дорог и оборонительных сооружений. На всех тропах и перевалах, по которым неприятель мог подняться в горы, взрывами пороха обрушивали скалы и устраивали завалы.
Один из таких взрывов в июне 1770 года стал роковым. Черногорский вождь, по примеру «деда своего» Петра Великого желавший все видеть и делать сам, оказался слишком близко от места закладки заряда. То ли случайно, то ли нет, но пиротехники переборщили с количеством пороха. Разлетевшиеся со страшной силой камни чуть не до смерти изувечили Малого и выбили ему глаза.
Но даже ослепший, уединившийся в маленькой келье Чермницкого монастыря и почти совсем оставивший из-за телесной немощи государственные заботы, ставленник России все равно был страшен врагам. В августе 1773 года скадарский паша по приказу султана нанял убийцу. Им стал известный головорез, беглый грек Станко Класомунья. За 15 кошелей золота он согласился убить черногорского правителя. Обманув охрану и прокравшись в Чермницкий монастырь, Станко зарезал спящего Степана Малого, на всякий случай еще и отрубил ему голову.
Черногория надолго погрузилась в безутешный траур. Служивший заупокойные требы в монастыре новый митрополит Арсений, друг покойного, то и дело прерывал службу горькими рыданиями. Канцлер Марко Танович от горя повредился в уме и всех уверял, что император не умер, он просто уехал в Россию и вскоре вернется с армией и флотом, изгонит из Европы турок и утвердит христианский трон в самом Константинополе!
Кем же все-таки был загадочный самозванец? «Вся жизнь его покрыта непроницаемой тайной, — пишет Даниил Мордовцев. — Вводивший гуманные начала в народное право Черногории и запретивший кровную месть, думавший о восстановлении независимости Сербии, получивший сведения в медицине и имевший Бог весть откуда большие деньги, знавший, наконец, историю России и помышлявший о русском престоле, мало того, о великой славянской федерации, он невольно приковывает к себе внимание, хотя, к сожалению, нет надежды когда-либо знать всю историю этого человека…»
Впрочем, современная наука, кажется, близка к разгадке хотя бы тайны его подлинного имени. В 6-й части немецкого историко-географического журнала «Магазин новой истории и географии» за 1771 год, который издавал в Гамбурге немецкий просветитель Антон Фридрих Бюшинг, обнаружено любопытнейшее сообщение: в итальянском городе Верона в начале 1760-х годов был очень популярен врач Стефан Пикколо. Если эти имя и фамилию перевести с итальянского языка на славянский, как раз и получится: Степан Малый… Или это только совпадение?
Александр ПРОНИН
http://bratishka.ru/archnumb.php?statnum=2003_7_8
