Основой идеологии интегралистов является истинное Христианство, неприятие гедонистических ценностей буржуазного мира, непримиримость к финансовому капиталу, как бастиону мирового зла.
"Интегрализм" значит "объединение" - сплочение нации вокруг одной идеи, в частности - вокруг идеи легитимного монарха, управляющего корпоративным государством. В этом государстве каждый человек приписан к какой-то корпорации, сиречь профсоюзу, законодательная же власть состоит из парламента, выбранного путем голосования по корпорациям.
Самых пылких адвокатов "интегральный национализм" нашел во Франции периода "fin de siécle" - конца XIX в, в трудах Мориса Барреса (см. ниже) и Шарля Морраса (1868-1952 AD), ставших в 1899 г. соучредителями движения "Аксьон франсез".
Они выступали за Францию только для французов, причем для лояльных, коренных французов-католиков. Баррес, депутат от Мозеля, всю жизнь боролся за возвращение Эльзас-Лотарингии.
Ero книга Les Déracinés ("Беспочвенники", 1897 AD) породила самоё представление о не имевших корней и потому бесполезных членах общества. В книге "La Colline inspiree" ("Вдохновенный холм", 1913 AD) отстаивалась идея, что быть французом - значит быть католиком.
Выдающийся писатель и право-националистический идеолог М. Баррес (1862-1923 AD), автор романов "Свободный человек" (1889 AD), "Сад Береники" (1891 AD), трилогии "Роман национальной энергии", одна из частей которого называлась "Лишённые почвы" (1897 AD), был автором термина "укоренение" (racinement) и, соответственно, производных от него,
Морис Баррес: "Une nation, c`est la Terre et les Morts". В переводе примерно так: "Нация - это земля, на которой мы искони живём и которой отдаём свои жизни".
"L'Action frangaise"
Шарль Моррас мечтал о децентрализованном государстве, (разделении Франции на традиционные самоуправляющиеся провинции вместо республиканской нейтралистской системы департаментов) опирающемся на национальные традиции, церковь, аристократию и монархию, с широким местным самоуправлением и самостоятельными сельскими общинами.
В сельской местности общины, а в городах гильдии или цеховые организации (с отношением к своей деятельности: не только как к способу заработать на кусок хлеба, но и как к своему вкладу в умножение земной красоты, обустройству культурного ландшафта) должны регулировать экономику (воссоздании корпоративной структуры). Он осуждал классовую борьбу и капиталистическую конкуренцию, предлагая взамен интегральный национализм , основанный на смеси социального элитизма и чувства общинности, гармонии и общественной стабильности.
Не стоит воображать, что "в земной жизни можно отвоевать себе хотя бы локоть пространства иначе, нежели в суровой борьбе человека с человеком".
"..C точки зрения этологии жизнь конкретного человеческого общества (этноса, нации, цивилизации) можно условно представить, как работу, направленную на создание максимально благоприятных условий развития для определенной людской популяции - биогенетической и \или социальной общности, - в противостоянии с окружающей средой и другими человеческими сообществами.
И хотя, как существо разумное и социальное, человек, по-видимому, способен в значительной мере освобождаться от тяготеющих над ним инстинктов, все же, как неоднократно указывали различные мыслители, его возможности здесь ограничены .
Существование живых существ в природе представляет собой борьбу и равным образом и существование человека, как в древности, так и позднее представляло собой борьбу - в брутальной или более гуманной форме.
Поэтому-то, вероятно, в число самых успешных в политическом смысле наций и вошли как раз те народы, которые сохранили более тесную связь со своими биологическими корнями, и чей жизненный уклад гармонировал с состоянием жизни, как стихией борьбы.
Так, в дикой природе, как правило, выживают сильные животные, и мы видим, что и почитающие силу успешные нации, избежав физического уничтожения и порабощения со стороны соседей, добиваются военного могущества и/или развивают активную хозяйственную деятельность (тоже, очевидно, требующую приложения известных усилий).
Так же, в дикой природе инстинкт "запрещает" смешиваться разным видам. И мы видим, что и успешные нации, культивируя ксенофобию, избегают смешения с "чужими": сохраняют свою биогенетическую общность и/или свою социальную общность, объединенную ценностями религиозного избранничества.
У многих животных из числа самых сильных особей выделяются вожаки, и у успешных наций мы тоже видим слой "естественных вождей" (руководителей и людей, способных служить примером), формирующийся из самых сильных и уважаемых представителей сообщества.
Так, уже на заре истории человечества, в самых первых людских сообществах практикуется принцип тесной взаимозависимости, и мы сталкиваемся с примерами коллективного принуждения, оказываемого на членов племени. Например, c практикой остракизма за трусливое поведение на войне или на охоте .
И подобный же социальный авторитаризм в более сложной форме обнаруживается и у могущественных народов, стоящих на более высокой ступени развития.
Например, российский исследователь нравов американских индейцев Ю. Стукалин в своей книге "Хороший день для смерти" пишет:
Джон Брэдбери, находясь в селении осейджей в 1811 году, обратил внимание на женщину, очень похожую на мужчину. Ему объяснили, что, когда юноша отправляется в свой первый военный поход, старшие воины внимательно следят за ним, и если он проявит трусость, по прибытии домой его обряжают в женское платье и впредь вынуждают вести жизнь, подобную женщинам. Более никогда ему не предоставляли возможности доказать свою храбрость. Мужчины не общались с ними, им запрещалось жениться и иметь половые отношения с женщинами. Любой воин мог безнаказанно оскорблять их, поскольку они были не способны постоять за себя. В том осейджском селении жило несколько подобных трусов
Наконец, принято считать, что животное подчиняется инстинктам, а человек, как существо более сложное, руководствуется ещё и разумом.
Однако наибольшую жизненную активность у людей чаще всего проявляют те, кто имеет убеждения, идеалы, ценности, апеллирующие скорее к чувствам и основанные на вере, не подлежащей рациональному анализу.
В частности, вере религиозной. Это, видимо, неслучайно: пусть человеческие чувства и животные инстинкты и не одно и то же, но, по меньшей мере, опосредованная связь между ними несомненно есть.
И вот мы видим, что у успешных наций мораль и гражданственность держатся, как правило, не на рациональных аргументах, а именно на религиозной вере..."
(Из статьи Игоря Богацкого)
"Я веру в победу легионерского движения прежде всего потому, что я верю в победу христианского духа. Движение, возникшее и развившееся из христианской духовности, ментальная революция, направленная, в первую очередь, против Греха и против потери человеческого достоинства, вовсе не является политическим движением.
Речь идёт о христианской революции. Легионерское движение - это движение религиозной революции, революции сознания... Я верю в победу легионерского движения, потому что я верю в свободу, во власть души над биологическим и экономическим детерминизмом.
Тот, кто присоединяется к Легиону, поступает так, потому что свободен.
Легионер больше не является рабом детерминизма и биологических инстинктов. Он "ничего к прибыли не имеет" (Мирче Элиаде)
