Интегрализм

"Вместо власти князей нашей расы мы получили хлыст менял иной, чем наша, плоти, то есть чужого языка и чужой мысли"

Шарль Моррас

Единственная книга, Шарля Морраса, изданная на русском языке

Charles-Marie-Photius Maurras , “L'Avenir de l'intelligence”

"Во имя разума и природы, в согласии с древними законами вселенной, ради спасения порядка, ради выживания и прогресса оказавшейся под угрозой цивилизации все, кто не утратил чувство надежды, собираются на корабль Контрреволюции"

Кровь и Деньги- два противоборствующих начала.

Кровь олицетворяет родовое достоинство, национальное величие, стабильный уклад, цивилизацию.

Деньги- социальную дезинтеграцию, национальную индифферентность, всесилие денег, индивидуалистический разброд.

Царство Крови - это монархия. Царство Денег – симулякр демократии.

Торжество Крови - это старая добрая Франция.

Торжество Денег - это гнусное настоящее и неотвратимо наступающее будущее

"Народ не лишен природной щедрости, он вовсе не готов "все оценивать деньгами". Но ему непрестанно повторяют, что именно так и нужно оценивать, а считать он умеет и очень хорошо умеет. Тогда вы увидите, как он станет судить, какую шкалу установит для различения хороших и плохих писателей"

Основой идеологии интегралистов является истинное Христианство, неприятие гедонистических ценностей буржуазного мира, непримиримость к финансовому капиталу, как бастиону мирового зла.

"Интегрализм"  значит "объединение" - сплочение нации вокруг одной идеи, в частности - вокруг идеи легитимного монарха, управляющего корпоративным государством. В этом государстве каждый человек приписан к какой-то корпорации, сиречь профсоюзу, законодательная же власть состоит из парламента, выбранного путем голосования по корпорациям.

Самых пылких адвокатов "интегральный национализм" нашел во Франции периода "fin de siécle" - конца Ottocento, в трудах Мориса Барреса  и Шарля Морраса (1868-1952 AD), ставших в 1899 AD соучредителями движения "L’Action française".

Они выступали за Францию только для французов, причем для лояльных, коренных французов-католиков. Баррес, депутат от Мозеля, всю жизнь боролся за возвращение Эльзас-Лотарингии.

Ero книга Les Déracinés ("Беспочвенники", 1897 AD) породила самоё представление о не имевших корней и потому бесполезных членах общества.  В книге "La Colline inspiree" ("Вдохновенный холм", 1913 AD) отстаивалась идея, что быть французом - значит быть католиком.

Выдающийся писатель и право-националистический идеолог М. Баррес (1862-1923 AD), автор романов "Свободный человек" (1889 AD), "Сад Береники" (1891 AD), трилогии "Роман национальной энергии", одна из частей которого называлась "Лишённые почвы" (1897 AD), был автором термина "укоренение" (racinement) и, соответственно, производных от него,

Морис Баррес: "Une nation, c`est la Terre et les Morts". В переводе примерно так: "Нация - это земля, на которой мы искони живём и которой отдаём свои жизни".

"L'Action frangaise"

Шарль Моррас мечтал о децентрализованном государстве, (разделении Франции на традиционные самоуправляющиеся провинции вместо республиканской нейтралистской системы департаментов) опирающемся на национальные традиции, церковь, аристократию и монархию, с широким местным самоуправлением и самостоятельными сельскими общинами.

В сельской местности общины, а в городах гильдии или цеховые организации (с отношением к своей деятельности: не только как к способу заработать на кусок хлеба, но и как к своему вкладу в умножение земной красоты, обустройству культурного ландшафта) должны регулировать экономику (воссоздании  корпоративной структуры).

Он осуждал классовую борьбу и капиталистическую конкуренцию, предлагая взамен интегральный национализм , основанный на смеси социального элитизма и чувства общинности, гармонии и общественной стабильности.

Не стоит воображать, что "в земной жизни можно отвоевать себе хотя бы локоть пространства иначе, нежели в суровой борьбе человека с человеком".

"..C точки зрения этологии жизнь конкретного человеческого общества (этноса, нации, цивилизации) можно условно представить, как работу, направленную на создание максимально благоприятных условий развития для определенной людской популяции - биогенетической и \или социальной общности, - в противостоянии с окружающей средой и другими человеческими сообществами.

И хотя, как существо разумное и социальное, человек, по-видимому, способен в значительной мере освобождаться от тяготеющих над ним инстинктов, все же, как неоднократно указывали различные мыслители, его возможности здесь ограничены .

Существование живых существ в природе представляет собой борьбу и равным образом и существование человека, как в древности, так и позднее представляло собой борьбу - в брутальной или более гуманной форме.

Поэтому-то, вероятно, в число самых успешных в политическом смысле наций и вошли как раз те народы, которые сохранили более тесную связь со своими биологическими корнями, и чей жизненный уклад гармонировал с состоянием жизни, как стихией борьбы.

Так, в дикой природе, как правило, выживают сильные животные, и мы видим, что и почитающие силу успешные нации, избежав физического уничтожения и порабощения со стороны соседей, добиваются военного могущества и/или развивают активную хозяйственную деятельность (тоже, очевидно, требующую приложения известных усилий).

Так же, в дикой природе инстинкт "запрещает" смешиваться разным видам. И мы видим, что и успешные нации, культивируя ксенофобию, избегают смешения с "чужими": сохраняют свою биогенетическую общность и/или свою социальную общность, объединенную ценностями религиозного избранничества.

У многих животных из числа самых сильных особей выделяются вожаки, и у успешных наций мы тоже видим слой "естественных вождей" (руководителей и людей, способных служить примером), формирующийся из самых сильных и уважаемых представителей сообщества.

Так, уже на заре истории человечества, в самых первых людских сообществах практикуется принцип тесной взаимозависимости, и мы сталкиваемся с примерами коллективного принуждения, оказываемого на членов племени. Например, c практикой остракизма за трусливое поведение на войне или на охоте .

И подобный же социальный авторитаризм в более сложной форме обнаруживается и у могущественных народов, стоящих на более высокой ступени развития.

Например, российский исследователь нравов американских индейцев Ю. Стукалин в своей книге "Хороший день для смерти" пишет:

Джон Брэдбери, находясь в селении осейджей в 1811 году, обратил внимание на женщину, очень похожую на мужчину. Ему объяснили, что, когда юноша отправляется в свой первый военный поход, старшие воины внимательно следят за ним, и если он проявит трусость, по прибытии домой его обряжают в женское платье и впредь вынуждают вести жизнь, подобную женщинам. Более никогда ему не предоставляли возможности доказать свою храбрость. Мужчины не общались с ними, им запрещалось жениться и иметь половые отношения с женщинами. Любой воин мог безнаказанно оскорблять их, поскольку они были не способны постоять за себя. В том осейджском селении жило несколько подобных трусов

Наконец, принято считать, что животное подчиняется инстинктам, а человек, как существо более сложное, руководствуется ещё и разумом.

Однако наибольшую жизненную активность у людей чаще всего проявляют те, кто имеет убеждения, идеалы, ценности, апеллирующие скорее к чувствам и основанные на вере, не подлежащей рациональному анализу.

В частности, вере религиозной. Это, видимо, неслучайно: пусть человеческие чувства и животные инстинкты и не одно и то же, но, по меньшей мере, опосредованная связь между ними несомненно есть.

И вот мы видим, что у успешных наций мораль и гражданственность держатся, как правило, не на рациональных аргументах, а именно на религиозной вере..."

(Из статьи Игоря Богацкого)

Концепция Сорокина

Наш великий соотечественник, Питирим Сорокин сформулировал исходный тезис о том, что социальное поведение основано на психофизических механизмах; субъективные же аспекты поведения суть "переменные" величины.

В результате "коллективному рефлексу" Сорокин придал значение интегрального фактора всей общественной жизни.

Не трудно пронаблюдать эту установку Сорокина в его "Социологии революции" (1925 AD), где причины всех  революций или иных схожих потрясений он видит в подавлении базовых инстинктов людей (пищеварительного, сексуального, самосохранения, самовыражения).

Обоснованный в "Системе" интегральный подход получает свое дальнейшее развитие в "Социальной мобильности".

Согласно Сорокину, социальная мобильность есть естественное состояние общества и включает в себя не только социальные перемещения индивидов или групп, но и социальных объектов (ценности), то есть всего того, что создано или видоизменено человеком. Мобильность различается по направленности (восходящая и нисходящая), по форме (коллективная и индивидуальная), по интенсивности и масштабности.

Вертикальную мобильность он рассматривает в трех аспектах, соответствующих трем формам социальной стратификации (политическая, экономическая и профессиональная):

• внутрипрофессиональное или межпрофессиональное перемещение
• политическая циркуляция
• продвижения по "экономической лестнице"

При этом Сорокин чётко различал социальную мобильность в так называемые "нормальные" периоды относительной общественной стабильности и в периоды социальной дезорганизации (войны, революционные периоды, голод etc.).

Если в "нормальные времена мобильность является процессом постепенным, регулируемым определенными и твердыми правилами", то в периоды великих бедствий... поступательность, упорядоченность и строго контролируемый характер мобильности существенно нарушается... Иными словами, приобретает черты хаоса".

Грязь вспучивается…

Для Сорокина, как, впрочем, и для многих исследователей до и после него, очевиден внеисторический динамизм социальной стратификации. 

Социальная стратификация - это постоянная характеристика любого организованного общества.

Изменяясь по форме, социальная стратификация существовала во всех обществах, лживо провозглашавших равенство людей.

Стратификация продолжают существовать в науке и искусстве, политике и менеджменте, банде преступников и “демократиях” уравнителей, словом - повсюду.

По мысли Сорокина, история показала, что нестратифицированное общество с "подлинным" равенством всех членов есть миф, никогда не могущий быть реализованным на практике, оставшийся лишь хоругвию эгалитаристов и левых радикалов.

Интегралистские тенденции и настроения в творчестве Сорокина окончательно оформились в единую модель в гарвардский период, что нашло отражение в первую очередь в его четырехтомной "Социальной и культурной динамике".

В частности, все люди, по Сорокину, вступают в систему социальных взаимоотношений под влиянием целого комплекса факторов: бессознательных (рефлексы), биосознательных (голод, жажда, половое влечение etc.) и социосознательных (значения, нормы, ценности) регуляторов.

В отличие от случайностных и временных агрегатов (типа толпы), характеризуемых отсутствием ясных и пролонгированных связей между людьми, только общество способно продуцировать значения, нормы, ценности, существующие как бы внутри социосознательных "эго"-конституирующих общество членов.

Поэтому любое общество можно описать и понять лишь только через призму присущей ему системы значений, норм, ценностей.

Эта система суть единовременное культурное качество.

Скрытые в социосознательных индивидах и обществах культурные качества обнаруживаются во всех достижениях человеческой цивилизации, сохраняясь также и в дискретные периоды культурной истории (войны, революции, общественные бедствия).

Социоэмпирические исследования культурных качеств (значений, норм, ценностей) позволяют выявить весьма длительные периоды истории, в течение которых проявляются относительно близкие и даже идентичные культурные образцы - виды деятельности, мысли, творчества, верований etc.

Эти продолжительные образцы культурной жизни, несмотря на всевозможные и случайные девиации, эмпирически устанавливаются лишь потому, что сами суть продукт логико-значимых культурных систем.

При этом логико-значимые культурно-ценностные системы - детерминанты культурного качества - формируются под воздействием "двойственной" природы человека - существа мыслящего и существа чувствующего.

Преимущественное качество тем самым совпадает с одним из полюсов ценностно-культурной шкалы. Если основной акцент сделан на чувственной стороне человеческой природы, то, соответственно, детерминируется чувственный образец культурных ценностей; на воображении и разуме - нечувственный.

Причём и в том, и в другом случае полностью не нейтрализуются противоположные мотивы поведения, мышления.

При условии же баланса чувственных и рациональных стимулов формируются особые идеалистические культуры.

Перегруппировка всех классов ценностей, значений, норм в этом ключе, их открытие в ходе исторического исследования показывают удивительное сочетание с ценностными классами, выработанными древнегреческой философией, а именно:

• ценности, происходящие в результате познавательной деятельности (Истина)
• эстетического удовлетворения (Красота)
• социальной адаптации и морали (Добро)
• и, наконец, конституирующая все остальные ценности в единое социальное целое (Польза)

Любую социально значимую человеческую активность можно объяснить посредством этих четырех, поистине универсальных категорий.

Игнорирование их или подмена другими объясняющими факторами неизбежно ведет к сциентической неудаче искусственного перевода этих категорий на язык других и менее адекватных терминов.

Интегральный подход в равной мере применим при описании индивидуального типажа или культурной ценности.

В самом деле, любой индивид вписан в систему культурных ценностей - значений - норм, а его бессознательные мотивы и биосознательные стимулы контролируются и подчиняются его социосознательному "эго".

Также и культура становится интегральной лишь тогда, когда общество добивается успеха, балансируя и гармонизируя энергию людей, отданную на службу Истине, Красоте, Добру.

Подобный "интегрализм" характеризуется логико-значимой взаимосвязью всех существенных компонентов личности или культуры.

Модель "интегральной" культурной сверхсистемы - результирующая систематического и гармонизирующего ценностного образца - дает значительно больше для полноценного и адекватного определения и описания культуры, нежели традиционные социологические, антропологические или культурологические методы.

По Сорокину, базовые факты социологии ментальны по своей природе, а посему могут быть поняты лишь в категориях человеческого социокультурного универса, как чего-то целого.

Отсюда вытекают три отличительные системы истины: истина веры, разума и чувств.

Все они частью ложны, частью истинны.

Интегральная истина ближе всего стоит к абсолютной истине.

Дескриптивный анализ социальной жизни должен быть подчинен исходному примату культурных ценностей даже в таких аспектах социального бытия, где, как может показаться с первого взгляда, отсутствует прямое восхождение к культурным, ценностным системам.

К примеру, понятия "группа", "роль", "класс", "стратификация", "социальное действие" и им подобные приобретают научную обоснованность лишь тогда, когда интерпретируются как переменные культурных сверхсистем, конгруэнтных связей ценностей - норм - знаний.

В силу этого новая философия истории должна исходить из тезиса о том, что в пределах, заданных относительно константными физическими условиями (климат, географическое положение etc.), наиважнейшим фактором социокультурных изменений (динамики) становится распад той или иной доминантной культурной сверхсистемы - "идеациональной", "идеалистической", "чувственной".

Именно в этом смысле тождественны социология и философия истории, ибо они концентрируют свое внимание на проблематике генезиса, эволюции, распада и кризиса доминантных систем, в результате чего проясняется вопрос: как, почему и когда происходят те или иные социокультурные изменения?

Современное состояние западной культуры Сорокин диагностировал как кризисное, которое, однако, вовсе не виделось ему в духе шпенглерианского субъективизма - как конец её исторического существования, смертная агония всей западной цивилизации.

Его главное пророчество звучало примерно так:

Мы живём, мыслим, действуем в конце сияющего чувственного дня, длившегося шесть веков.

Лучи заходящего солнца все ещё освещают величие уходящей эпохи.

Но свет медленно угасает, и в сгущающейся тьме нам все труднее различать это величие и искать надежные ориентиры в наступающих сумерках.

Ночь этой переходной эпохи начинает опускаться на нас, с ее кошмарами, пугающими тенями, душераздирающими ужасами.

За её пределами, однако, различим рассвет новой великой идеациональной культуры, приветствующей новое поколение - поколение людей будущего.