Агрессия бессилия

Если отбросить эгалитарное блеяние и называть вещи своими именами, то вполне явно, что люди могут быть равны лишь в двух аспектах:

• как нравственные существа (существа, обладающие моральными качествами)
•   как объективные средства, позволяющие другим людям достигать их целей

При прежней системе общественного устройства обе стороны властных отношений хорошо знали, что им предстоит сосуществовать в течение долгого времени, так как каждая из них нуждается в другой.

Обязательства были взаимными.

Богатство и власть господина зависели от его работников, а их благосостояние, в свою очередь, зависело от господина и его помощников.

Обе стороны знали, что они будут встречаться (и взаимодействовать) снова и снова, как на следующий день, так и течение многих месяцев и лет.

Этот долгосрочный временной контекст позволял им рассматривать свои взаимоотношения как “конфликт интересов” (а между случайными встречными не может быть конфликта) и искренне стремиться к его смягчению, сведению к приемлемому уровню и даже к попыткам разрешить его ко взаимному удовлетворению.

Каким бы антагонистическим, неприятным и раздражающим ни было это сосуществование, стороны стремились выработать взаимоприемлемые подходы, четко сознавая, что их совместное существование будет носить долгосрочный характер.

Вырабатывая же условия сосуществования, стороны проникались уверенностью в том, что этот режим будет устойчивым.

Таким образом, они получали надежные рамки своих ожиданий и планов на будущее.

При сеньориальном хозяйстве крепостные поднимали мятежи, как правило, ради восстановления Rechtsgewohnenheiten - традиционного размера барщины или оброка, даже если и они были тягостными.

Эти привычные тяготы должны были переноситься смиренно и безропотно, поскольку считалось, что они ниспосланы свыше, а значит, и отменить их не во власти человека.

Отдельные знахари, обещавшие излечить все болезни общества, может и  верили в реальность  буржуазной “демократии”, определяемой Аристотелем как союз автономной власти и автономных граждан, как и прочие химеры эпохи Просвещения, которые свободные люди изначально считали неудачной и обреченной иллюзией, незаконнорожденным отпрыском тщетных упований.

Ведь было вполне ясно, что полномочия буржуазного государства  будут расти, а права его якобы  “граждан” - сокращаться.

Крах демократической иллюзии был предопределён внутренне присущей неспособностью “простого” человека к самоутверждению (особенно к тому самостоятельному, автономному самоутверждению, в котором и нуждается демократия), так и в том, что решающий удар по ней был нанесён со стороны буржуазного государства и его обезличенной властью .

Симптомы  характерных реакций на двусмысленность и неопределённость множатся, становятся все более явными и признаются все шире.

Прежде всего стремительно падает интерес к Политике с большой буквы (то есть к политическим движениям, политическим партиям, к составу и программам правительств), размываются политические убеждения, снижается масштаб повседневного участия простых “граждан” в мероприятиях, традиционно считающихся политическими.

В соответствии с духом времени предполагается, что “граждан” могут волновать лишь ближайшее снижение налогов или увеличение пенсий, а их интересы распространяются только на то, чтобы сокращались очереди в больницах, уменьшалось количество бомжей на улицах, в тюрьмах сидело бы всё больше “преступников”, а вредные свойства продуктов выявлялись как можно скорее.

Невротизация  “электората” сосредоточена сегодня на низовом уровне, где им легче манипулировать.

“Пятиминутки ненависти”, о которых писал Оруэлл, теперь не организуются по явной указке национальных правительств, но, как и многие другие вещи, подчиненные принципу “субсидиарности”, дерегулируются, приватизируются и передаются в сферу действия местной или, что даже лучше, личной инициативы.

Люди  обслуживают себя сами.

Образовавшийся вакуум заполняют  СМИ, делая все от них зависящее, чтобы выявить, сконденсировать и направить в определённое русло беспорядочные и разрозненные разочарования политически заторможенных людей:

Вся эта сволочь, рада стараться и всегда готова указать  объекты, на которые можно направить энергию, не использованную ввиду отсутствия “общего дела”.

В объектах страха и ненависти не бывает недостатка: это и  “гастарбайтеры”, и “фашисты”, и “менты”, “португальские мамаши”  etc.

Поскольку “борьба” против любого из этих зол не делает ощущение неопределённости менее подавляющим, чем оно было до начала схватки, и едва ли может облегчить досадное чувство беспомощности на период более длительный, чем очередной взрыв бессильной агрессии, существует постоянная потребность во все новых и новых объектах ненависти и агрессии.

СМИ услужливо отыскивает или придумывает их, преподнося  в предварительно обработанном и “готовом для употребления” виде.

Но все усилия  СМИ, даже самые изощрённые, не дали бы эффекта, если бы глубокое и почти повсеместное чувство тревоги и обеспокоенности было направлено на искоренение его истинных причин, а не искало бы в отчаянии альтернативных выходов.

Как правило, раздувание агрессии не может дать выхода всей агрессивной энергии, порождаемой непреходящей неопределенностью в условиях перманентного же бессилия.

Значительная её часть остается нереализованной и наполняет собой частные, автономно развивающиеся сферы социальных отношений и связей - комплекс отношений с партнёрами, членами семьи, соседями или коллегами по работе.

Каждая из этих сфер может стать в наше время ареной невроза, часто кажущегося беспричинным, ибо оно не имеет ни каких-либо видимых оснований, ни тем более какой-либо разумной цели.

В несвободном мужском субъекте , происходит подмена оригинальной активности мыслей, эмоций, желаний.

Семьи становятся новым полем битв за самоутверждение, покинувших сферу общественной жизни.

То же самое относится и к локальным сообществам, в которых всегда найдется кто-то, кто захочет стать победителем игры на выживание, а не её злополучной жертвой.

Не являются исключением и трудовые коллективы, легко превращающиеся из оплота солидарности и взаимопомощи в арену беспощадной конкурентной борьбы, идущей безо всяких правил.

Все эти средства борьбы с призраком бессилия иррациональны в том смысле, что они не могут достичь намеченной цели.

Они не имеют никакого отношения к истинным причинам человеческих страданий и совершенно не задевают их.

Однако в сложившихся условиях, так как людям, an masse, не удаётся докопаться до корня всех бед, кажущегося недосягаемым, эти средства могут “считаться” психологически “рациональными”, поскольку позволяют реализовать потребность манипулятивного типа в “самоутверждении и самоуважении”.

А  людям (an masse) никогда и не удаётся “докопаться до корня всех бед”, потому что  что они :

• не имеют чувства пропорции (ну например не понимают, что Луи Пастер сыграл более значительную роль в истории человечества, чем Пеле или Гус Хиддинк )
• "слепы", потому что ориентироваться в мире нельзя без ощущения точности, то есть представления о том, что есть точное знание или понимание предмета, идет ли речь о человеческих органах или стихах, о болезни, о симфоническом произведении, о правовой системе, политическом движении или о характере вооружённого противостояния и рациональности действия командира
• не понимают границ знаний и возможностей, не могут различить какие аргументы корректны, а какие не более, чем словесные ухищрения или политизированное блеяние

В любом случае бесспорно, что альтернативные способы дать выход чувству тревоги и беспокойства, возникающему в результате испытываемых одновременно неопределенности и бессилия, лишь усугубляют и усиливают, а вовсе не смягчают, не отгоняют и не развеивают это чувство тревоги.

Как правило, такие (альтернативные) способы ослабляют или разрывают взаимные обязательства, разрушают это непременное условие совместных действий, без которых нельзя ни понять, ни устранить истинных причин тревоги и беспокойства.

И особенно, обуславливают невозможность  долгосрочных коллективных эффективных действий, но и пути возрождения (на новом витке спирали) таких механизмов или создания новых.

В результате возникает диссонанс сознания, но он смягчается внушаемыми мыслями, что не стоит оплакивать кончину коллективных действий, поскольку такие действия всегда были и будут в лучшем случае бесполезными, а в худшем - вредными с точки зрения благополучия и счастья отдельной личности.

По всей видимости, в любом случае ключ к решению проблем, поразивших современную политическую жизнь, нужно искать (и находить) в устранении причин, обусловливающих беспомощность существующих институтов коллективных политических действий.

У нас конечно кругом доминирует хаос, обломки, руины, свалка, ожидающая появление очередного организатора.

Но беда в том, что нельзя ничего "возродить" в прежнем формате - ни национальной идеи, ни сословного общества, ни религиозных либо этических догм.

Все, кто рационально взаимодействуют с окружающим миром, а не живут в мире иллюзий это знают.

Воспоминания о стабильности и порядке отнимают силы и мешают нормальной оптике настоящего.

Любая попытка реанимации прошлого обречена на провал и на этой теме откармливаются демагоги, левые вруны и агенты охранки, то есть эти, якобы "националисты", ноющие о том, что "русским всегда здесь было плохо".

Эти  усердно тиражируемые мемы о "тысячелетнем рабстве", "немцах Романовых", “русских лентяях –пьяницах” еtc. служат  безупречной лакмусовой бумажкой для выявления ангажированного серва, торгующего “нужными” словами.