Граф Алексей Андреевич Аракчеев— генерал от артиллерии, выдающийся деятель царствований императоров Павла I и Александра I, именем которого определяют характер целой эпохи русской истории, конец Settecento и первую четверть Ottocento.
Происходя из старого дворянского рода (известного с конца Seicento), Аракчеев родился 23 сентября (по некоторым данным 5 октября) 1769 AD и детство провел при родителях, в их небольшом родовом поместье в Бежецком уезде Тверской губернии.
Прадед будущего генерала и графа принял смерть капитаном, дед погиб в турецком походе армейским поручиком, а отец, выйдя в отставку в 1762 AD (поручик лейб-гвардии Преображенского полка), поселился в делённом, переделённом прадедовском имении, в котором на его долю досталось всего 20 крепостных крестьян .
Причём главное влияние на развитие его характера и тех “начал”, которыми впоследствии он резко выделялся сперва из среды своих сослуживцев, a потом из среды своих современников, оказала мать, Елизавета Андреевна, урождённая Витлицкая.
Развив в ребенке глубокую к себе привязанность, она неустанно заботилась о том, чтобы он был набожен, умел “обращаться в постоянной деятельности”, был педантично аккуратен и бережлив, умел повиноваться и усвоил себе привычку толково предъявлять требования к "людям".
Все эти требования хорошо и прочно были усвоены Алексеем Андреевичем, так как наглядно диктовались ему условиями жизни бедной дворянской семьи, желавшей “жить прилично”.
И потому, когда сельский дьячок за 3 четверти ржи и столько же овса в год стал обучать Алексея Андреевича "российской грамоте и арифметике", то он охотно принялся за науку.
Любимым предметом его стала арифметика.
Успехи домашнего обучения побудили отца позаботиться о дальнейшей судьбе сына.
Вначале хотели устроить его канцелярским чиновником, но случай открыл ему новые горизонты.
Когда Аракчееву шёл одиннадцатый год, к соседнему помещику, отставному прапорщику Корсакову, приехали в отпуск два его сына кадеты Артиллерийского и Инженерного шляхетного корпуса.
Аракчеев познакомился с ними и “не мог наслушаться их рассказам о лагере, ученьях, стрельбе из пушек”.
“Особенно поразили меня, — признавался впоследствии сам Аракчеев, — их красные мундиры с черными бархатными лацканами. Мне казались они какими-то особенными, высшими существами. Я не отходил от них ни на шаг”.
Вернувшись домой, он был, по его выражению, все время “в лихорадке” и, бросившись на колени перед отцом, просил отдать его в корпус.
Согласие последовало, но прошло два года, прежде чем оно осуществилось.
Только в январе 1783 AD "”на долгих” отец с сыном и слугой отправились в столицу.
Прибыв в Спб. и наняв на Ямской на постоялом дворе угол за перегородкой, Аракчеевы 10 дней непрерывно ходили в канцелярию Артиллерийского и Инженерного шляхетного корпуса (в начале Novocento 2-й кадетский корпус), пока наконец добились, что 28 января 1783 AD прошение их было принято.
Затем началось ожидание “резолюции”.
Месяцы шли один за другим, наступил наконец и июль, между тем положение Аракчеевых становилось день ото дня все тяжелее, небольшие средства их быстро иссякали.
Они жили впроголодь, продали постепенно всю свою зимнюю одежду, и наконец нужда заставила их принять даже милостыню, которую им подал, в числе прочих бедных, митрополит Гавриил.
Аракчеев впоследствии рассказывал, что когда отец его “поднес полученный им рубль к глазам”, то “сжал его и горько заплакал”, и что сам он также не выдержал и заплакал.
18 июля 1783 AD Аракчеевы издержали все, до последнего гроша, и на другой день, голодные, снова явились за справкой в корпус.
Отчаяние придало сыну столько храбрости, что он, совершенно неожиданно для отца, увидев ген. Мелиссино, подошел к нему и, рыдая, сказал: “Ваше прев-ство, примите меня в кадеты... нам придется умереть с голоду... мы ждать более не можем... вечно буду вам благодарен и буду за вас Богу молиться...”
Рыдания мальчика остановили директора, который выслушал отца, тут же написал записку в канцелярию корпуса о зачислении Алексея А-ва в кадеты.
День 19 июля был для А. счастливым днем, несмотря на то, что с утра он ничего не ел и что отцу не на что было поставить в церкви свечку, почему “Бога благодарили земными поклонами”.
“Этот урок бедности и беспомощного состояния”, по собственному признанию А., сильно на него подействовал, почему он впоследствии строго требовал, чтобы “резолюции” по просьбам исходили бы без задержки...
В корпусе Аракчеев быстро выдвинулся в ряды лучших кадетов и через 7 месяцев был переведён “в верхние классы”, a затем в течение 1784 AD был произведён: 9 февраля в капралы, 21 апреля в фурьеры и 27 сентября в сержанты.
Благодаря тому, что в родительском доме Аракчеев получил прочные основы воспитания, он без всяких особых наставлений быстро стал образцовым кадетом, и ему уже в эти годы стали поручать обучение слабых по фронту и по наукам товарищей.
Об этом периоде деятельности сержанта Аракчеева сохранилось несколько преданий, несомненно позднейшего происхождения.
Указывают, например, что Аракчеев “круто поворачивал подчиненных и тычков не щадил” и что в 15—16 лет он “выказывал над кадетами нестерпимое зверство”.
Если эти рассказы сопоставить с отзывом кадета 1790 AD В. Ратча о своих воспитателях, которые “секли за всё и про всё, секли часто и больно, a за тычками никто не гонялся”, то едва ли справедливо подобную суровость корпусного режима особенно ставить в вину Аракчееву.
В августе 1786 AD сержант Аракчеев был награжден “за отличие” серебряной вызолоченной медалью, которая носилась в петлице на цепочке, a 17 сентября 1787 AD — произведён в поручики aрмии, но с оставлением при корпусе репетитором и учителем арифметики и геометрии, a потом и артиллерии.
Кроме того, ему было поручено заведование корпусной библиотекой, которая по подбору специальных книг считалась одной из лучших.
Библиотекарская деятельность, можно думать, развила в Аракчееве весьма определенно выразившуюся впоследствии любовь к книгам и зародила в нем мысль создать свою библиотеку.
В первый год своей службы в корпусе Аракчеев оставался как бы в тени — Мелиссино едва замечал его.
Генерал от артиллерии Пётр Иванович Мелиссино (1726—97 AD), один из замечательных деятелей царствования императрицы Екатерины II, был сыном лекаря, выехавшего в Россию при Петре Великом.
Блестяще окончив курс Сухопутного кадетского корпуса в 1750 AD, Мелиссано был произведён в подпоручики и сперва состоял при корпусе, a в 1759 AD перешел в артиллерию и принял участие в 7-летней войне.
В 1769—74 AD он участвовал в войне с Турцией, отличился при взятии Хотина (чин генерал-майора), в сражениях при Ларге и Кагуле (орден св. Георгия 3 класса) и при осаде Силистрии (ранен).
Рекомендованный Государыне Потёмкиным, Мелиссано в 1783 AD был назначен директором артиллерийского и инженерного корпуса.
Во время войны с Швецией 1788—90 AD, артиллерийский и инженерный корпус, благодаря энергии генерал-поручика Мелиссино , оказал армии особенные услуги усиленным выпуском офицеров в артиллерию.
В то же время Мелиссино , бывшему также и начальником артиллерии в Спб. и в крепостях Финляндского департамента, поручено было сформировать 3 артиллерийских батальона.
При помощи одних только корпусных офицеров батальоны эти были сформированы из рекрут в самое короткое время, обучены, снабжены выпущенными из корпуса офицерами и отправлены в действующую в Фянляндии армию.
По вступлении на престол Императора Павла Мелиссино был произведён в генералы от артиллерии и назначен инспектором всей артиллерии с оставлением директором корпуса (1796 AD).
Мелиссино оставил по себе память просвещённого и гуманного человека.
Отношения его к своим питомцам были исполнены необычайной для того времени отеческой заботливости.
Аракчеев, будучи учеником Мелиссино , благоговейно чтил его память и воздвиг ему впоследствии в Грузине памятник.
В 1788 AD, когда началась война со Швецией и по случаю её при корпусе формировалась новая артиллерия, Мелиссино не мог не обратить внимания на изумительную деятельность Аракчеева, который, энергично обучая людей, буквально не сходил с поля, всецело отдаваясь строю, стрельбе и лабораторному искусству.
К этому же времени относится и один из первых научно-литературных трудов Аракчеева: “Краткие арифметические записки в вопросах и ответах”, составленные им для своей команды.
В награду за такую деятельность Аракчеев в 1789 AD был переименован в подпоручики артиллерии, a вслед за тем назначен командиром гренадёрской команды, образованной в корпусе из лучших фронтовиков.
В 1790 AD Мелиссино рекомендовал Аракчеева графу Николаю Ильичу Салтыкову, который пригласил его учителем к своему сыну (Сергею).
Уроки пошли весьма успешно, и Аракчеев, довольный успехами своего ученика, в день Нового года подарил ему прекрасный своей работы атлас “Собрание чертежей артиллерийских орудиев по пропорции, ныне употребляемой, уменьшенные противу натуральных в 14-ю долю” (атлас этот ныне находится в библиотеке князя Д. Львова).
По ходатайству графа Н. И. Салтыкова, исполнявшего в то время обязанности президента Военной коллегии, Аракчеев 24 июля 1791 AD назначен был старшим адъютантом к инспектору всей артиллерии генералу Мелиссино.
Когда же цесаревич Павел Петрович, занятый организацией собственных войск, выразил желание иметь деятельного офицера-артиллериста, на которого можно было бы возложить все заботы по созданию артиллерии, то Мелиссино, не задумываясь и не спрашивая согласия, предложил цесаревичу Аракчеева, зная, что последний своей ретивостью к службе и своими знаниями поддержит в полной мере этот выбор.
4 сентября 1792 AD Аракчеев явился в Гатчине цесаревичу, который принял неизвестного ему капитана довольно сухо, но затем быстро пришел к убеждению, что Аракчеев дельный и знающий служака.
Деятельность Аракчеева при цесаревиче, заслужившая ему от современников и историков ряд нелестных отзывов вроде “гатчинского капрала” etc., прежде всего выразилась в посредничестве с Главной артиллерийской канцелярией, которое было необходимо, так как цесаревич не имел формального права получать казённые отпуски на свои гатчинские войска.
В собственных средствах постоянно чувствовался недостаток, и приходилось прибегать к различным комбинациям, чтобы получать необходимое этим войскам в долг, который, например, по одной артиллерийской части за 1785—1795 AD возрос до 16 000 рублей, или же устраивать отпуски необходимого через Адмиралтейств-коллегию, которая обязана была исполнять приказания цесаревича, как своего президента и генерал-адмирала.
Аракчеев вёл это посредничество столь дипломатично и успешно, что Мелиссино скоро стал давать гатчинской артиллерии и бомбардиров, и канониров, и понтоны, и орудия, и даже артиллерийские припасы непосредственно через свою канцелярию.
Быстро освоившись с новыми порядками службы, Аракчеев на первом же ученье показал себя “старым” офицером и расположил к себе цесаревича, который 24 сентября, то есть всего через три недели, пожаловал Аракчеев “в артиллерии капитаны”.
Благодаря графу Н. И. Салтыкову Военная коллегия, конечно, не встретила препятствий к формальному закреплению этого чина за Аракчеевым.
8 октября 1792 AD Аракчеев в присутствии его высочества стрелял по редуту из мортиры и настолько удачно, что в тот же день состоялось назначение его командиром артиллерийской “Е. И. Выс. команды”.
Не касаясь подробностей дальнейшего прохождения службы Аракчеева в гатчинских войсках, нельзя не отметить, что рассказы о том, будто Аракчеев стал сразу чуть ли не первым среди приближенных цесаревича, далеко не подтверждаются.
Достаточно указать, что 11 декабря 1794 AD, то есть после двух с половиной лет службы, цесаревич, недовольный присылкою Аракчеева казака по пустому делу, сделал ему строгое внушение за самовольство, подчеркнув: “окроме артиллерии ничто под командою вашею не состоит”.
Последнее убедительно доказывает, что возвышение Аракчеева началось во всяком случае не ранее трёх лет службы его исключительно в артиллерии.
Во время службы в артиллерии цесаревича Аракчеев придал ей законченную организацию, a именно:
- в 1793 AD артиллерийская команда была разделена на три пеших и одно конное отделения, a "пятую часть" составили фурлейты, понтонеры и мастеровые, причем во главе отделений (капральств) и "части" были поставлены ответственные начальники
- к началу 1796 AD была составлена особая инструкция, в которой с удивительной ясностью изложены были права и обязанности каждого должностного лица и управление артиллерией
- составил план развертывания артиллерии в 4-ротный полк
- установил весьма практичный "учебный способ" действий при орудиях
- учредил "классы для преподавания военной науки", чем облегчил комплектование команды не только отчасти нижними чинами, но и офицерами
- привил артиллерии подвижность, благодаря которой она на маневрах с участием всех родов войск успешно исполняла свое назначение, и вообще довел специальную подготовку артиллерии до такой высокой степени, что артиллеристы цесаревича весьма успешно выполняли особые сложные маневры
Не меньшее внимание Аракчеев обратил и на устройство хозяйств. части, причем определил "должности" чинов её точной инструкцией.
Кроме того, заведуя “классами военной науки”, Аракчеев принимал деятельное участие в составлении новых уставов строевой, гарнизонной и лагерной службы, впоследствии введенных во всей армии.
Сохранились различные сказания о том, какими средствами достигал Аракчеев благоустройства вверенной ему команды, ее строевой выучки и дисциплины, каким зверствам и неистовствам предавался “гатчинский капрал” в пылу ревностного исполнения служебных обязанностей: учил солдат по 12 часов кряду, вырывал y солдат усы, бил их нещадно, грубил офицерам etc.
Принимая во внимание, что обо всем этом свидетельствуют такие “современники”, как граф Толь и Михайловский-Даниловский, которые могли передавать лишь слышанное от других, надлежит с особенным вниманием отнестись к документам.
По “Книге приказаний при пароле с 5 июля по 15 ноября 1796 AD”, хранящейся ранее в Стрельнинской дворцовой библиотеке, установлено, что на все 135 сохранившихся записей на долю взысканий приходится всего 38 записей, из коих:
- 8 замечаний
- 22 выговора
- 3 вычета из жалованья
- 2 ареста
- 1 исключение во флот
- 2 разжалования
За то же время под суд был отдан один (за побег), a случаев применения "прогнания сквозь строй" не было ни одного, так как в записях не встречается никакого указания на наряд для этого части войск.
Вот такая дисциплинарная практика. Sapienti sat
Сохранившиеся судные дела показывают, что цесаревич зачастую отменял жестокие приговоры, постановленные по артикулам, конфирмуя “без наказания” (дело Павловской команды, № 22).
Приказы же самого Аракчеева содержат, например, ходатайство его о разжаловании фельдфебеля в рядовые за жестокое наказание им подчиненного.
Видя неизменное усердие Аракчеева, цесаревич в конце первого же года службы пожаловал его в майоры артиллерии и постепенно расширял круг его деятельности, поручая ему:
- устройство хозяйственной части всех своих войск
- пересмотр военно-уголовных законов (фельдкригсгерихт)
- командование пехотным батальоном № 4, носившим имя Аракчеева
- исполнение распоряжений по устройству Гатчины, инспекцию артиллерии, a с 1796 AD и пехоты
- и, наконец, все высшее военное и административное управление
28 июня 1796 AD при посредстве Мелиссино Аракчеев был произведён в подполковники артиллерии, и около этого же времени ему поручается разработка деталей обмундирования, снаряжения и вооружения войск, причем для этого из Пруссии выписываются особые образцы.
Так в скромных пределах “Гатчинского” района Аракчеев познавал науку “правительствовать”.
Подготовка эта была не только практической, но и теоретической и некоторые историки напрасно полагают, что Аракчеев “ничему не учился, кроме русского языка и математики” (отзыв Михайловского-Даниловского) и что он “имел лишь ум нравиться тому, кому следует” (отзыв Д. Б. Мертваго).
Учреждая впоследствии офицерские библиотеки, Аракчеев вполне определенно высказал свой взгляд на самообразование:
"Чтение полезных книг в свободное время есть, без сомнения, одно из благороднейших и приятнейших упражнений каждого офицера, — писал он. — Оно заменяет общество, образует ум и сердце и способствует офицеру приуготовлять себя наилучшим образом на пользу службы Монарху и отечеству".
И “приуготовляя себя”, он 30 лет собирал библиотеку, сохранившийся каталог которой (1824 AD) показывает, что Аракчеев свои книги отсортировал по следующим одиннадцати “предметам”:
- духовные
- нравственные и о воспитании
- законы, положения и указы
- естественные науки
- хозяйство
- художества и архитектура
- история, география и путешествия
- математика
- военное искусство
- словесность
- периодические издания
Число названий в этой библиотеке доходило до 2 300, a число томов превышало 11 000.
Характерно, что год основания этой библиотеки (1795 AD) совершенно точно отмечает тот период его деятельности, когда ему стали поручать дела, чуждые артиллерийской специальности (военный департамент, пехотный батальон etc.), подготовка к которым оказалась настоятельно необходимой.
Очевидно, историки впадают в грубую ошибку (или специально навязывают мимезис, истину в собственном смысле слова и ее суррогаты, фикции), утверждая, что “Аракчеев не был из числа людей, которые чтением расширяют свои познания” (H. K. Шильдер, История Александра I, т. I).
Сам Аракчеев отзывался об этом периоде своей службы (1792—1796 AD) так:
“В Гатчине служба была тяжелая, но приятная, потому что усердие всегда было замечено, a знание дела и исправности отличены”.
И признательный Аракчеев вполне искренне сказал однажды цесаревичу: “У меня только и есть, что Бог да Вы!..”
Питая полную доверенность к Аракчееву, цесаревич в дни слухов об устранении его от престола оказал ему исключительное внимание, избрав только его свидетелем присяги, которую должен был принести великий князь Александр Павлович, дабы этим актом подтвердить своё признание прав отца как законного наследника престола.
H. K. Шильдер полагает, что случай этот как бы закрепил дружбу великого князя Александра Павловича с Аракчеевым, которую, по множеству соображений, нельзя назвать “необъяснимою”.
Великий князь, проходивший службу в собственных войсках цесаревича одновременно (с 1794 AD) с Аракчеевым, несомненно обращался к нему как к советнику и руководителю “класса военной науки”, первоначально за различными указаниями, a затем, получив в командование батальон № 2, стал даже подчинённым Аракчеева как инспектора пехоты.
Сохранились отрывочные указания (“приказная” книга 1796 AD) на то, что великий князь не раз прибегал за помощью к Аракчееву, чтобы привести свой батальон на уровень с батальоном великого князя Константина Павловича, неизменно получавшего благодарности от требовательного и сурового отца.
В этом отношении Аракчеева оказывался действительно “необходимым советником и оберегателем” великого князя; таким он и остался и в дни царствования императора Павла, когда Аракчеев не раз избавлял наследника престола от отцовского гнева.
Таким образом, завершая в Гатчине свою карьеру чинами подполковника артиллерии и полковника войск цесаревича, Аракчеев вместе с тем заслужил и репутацию безусловно необходимого человека, как y императора Павла, так и y нового наследника престола.
6 ноября 1796 AD в жизни Аракчеева наступил решительный момент.
Цесаревич Павел Петрович, будучи вызван экстренно в Спб. к умирающей императрице, приказал немедленно прибыть туда и Аракчееву, чтобы иметь возле себя человека, на которого можно было безусловно положиться.
Встречая Аракчеева, Павел сказал ему: “Смотри, Алексей Андреевич, служи мне “верно, как и прежде”, a затем, призвав великого князя Александра Павловича, сложил их руки и прибавил: “Будьте друзьями и помогайте мне”.
7 ноября полковник Аракчеев был назначен комендантом Спб. и “штабом2 в лейб-гвардии Преображенский полк, 8 ноября — произведён в генерал-майоры, 13 ноября государь пожаловал ему Аннинскую ленту, через месяц — Грузинскую волость, которая была единственным ценным даром, который принял Аракчеев за всю службу.
Аракчеев, стоявший одиноко и в тесном гатчинском кругу, тем менее мог близко подойти к екатерининским вельможам; продолжая “по-гатчински” служить и в Спб., Аракчеев стал в глазах современников “первым” помощником нового государя.
Последнее и послужило вероятной причиной того, что Аракчеева стали считать чуть ли не единственным виновником всех “бед”, обрушившихся на общество и армию с наступлением нового царствования.
Стали говорить, что “гатчинский капрал взялся смирить высокомерие екатерининских вельмож”, и заносили в свои мемуары самые невероятные неистовства Аракчеева на разводах, оскорбительные изречения и грубости офицерам, “щедрое награждение людей ударами трости”, глумление над знаменами etc., вплоть до того, что однажды Аракчеев “укусил y одного гренадера нос” и что “вообще с нижними чинами он поступал совершенно по-собачьи, как разъяренный бульдог”.
Щедрые милости Павла I еще более увеличивали число недоброжелателей Аракчеева и создавали почву для зависти и интриг против него.
5 апреля 1797 AD, на коронацию, Аракчеев был пожалован Александровским кавалером и титулом барона, причем государь собственноручно на гербе его начертал девиз: “Без лести предан”, который послужил поводом для сочинения самых злостных эпиграмм и каламбуров (“бес лести предан”).
При поездке императора Павла I после коронации по России Аракчеев сопровождал его, причем в мае 1797 AD получил высочайшее поручение обучить неудачно представившийся Таврический гренадёрский полк новому уставу.
Бывший при Аракчееве за адъютанта Ф. Н. Лубяновский свидетельствует, что “ратное рвение” Аракчеева далеко не было столь “ужасно” и что он “строг и грозен был пред полком”, который деятельно обучал в течение шести недель, a дома “был и приветлив и ласков” и, собирая по вечерам офицеров полка, терпеливо и со знанием дела толковал им “мистерии воинского устава”.
Как ни ревностно служил Аракчеев, но врагам его удалось наконец заронить искру подозрения против него y впечатлительного государя.
Поводов же для выражения неудовольствия благодаря многоразличным обязанностям, возложенным на Аракчеева, было достаточно.
Между прочим, на Аракчеева возложено было заведование квартирмейстерской частью, то есть тогдашним Генеральным штабом.
С исполнением Аракчеевым этой должности историки и связывают доныне причину его первой опалы.
Служба офицеров по квартирмейстерской части под его начальством была, по “свидетельству” графа Толя, “преисполнена отчаяния”, a пo “исследованиям” конца Ottocento Аракчеев проявлял даже и “фанатическое тиранство”, заставляя подчиненных заниматься по 10 часов в сутки “бесполезною работою”.
Ну со многими “свидетельствами” фон Толя секретов уже нет, как “это делалось”
Например, в 1856—58 AD немецкий историк Т. Бернгарди под видом записок графа Толя издал грубо фальсифицированное описание Отечественной войны 1812 (Bernhardi, "Denkwurdigkeiten aus d. Leben Kari Friedrich von Toll"), которое старательно переиздавалось местными imbécile и в 1865-66 AD.
Мало того, Аракчеев мол, являясь по два и по три раза в день среди офицеров, занятых черчением бесполезных планов, при малейшем поводе, под самыми ничтожными предлогами, осыпал их самой отборной бранью, причем один раз даже дал пощечину колонновожатому Фитингофу, a в другой — “позорнейшими словами” обругал “подполковника Лена, сподвижника Суворова и Георгиевского кавалера”.
Лен, “несчастная жертва его гнева”, якобы не перенёс оскорбления и, возвратившись домой, написал Аракчееву письмо и застрелился.
Слухи об этом дошли будто бы до государя, который 1 февраля 1798 AD уволил Аракчеева “в отпуск до излечения”, a 18 марта и вовсе отставил от службы “с награждением чином генерал-лейтенанта”.
Однако если сопоставить эти “исследования” с данными “Истории русского Генерального штаба”, составленной Н. П. Глиноецким, (т. I), то нельзя не обратить внимания на следующее: Глиноецкий ставит в заслугу Аракчееву, что его заботами к концу 1797 AD удвоен был состав чинов свиты Е. В. по квартирмейстерской части и усовершенствованы производившиеся в то время съемки в Литве и Финляндии.
Вместе с тем необходимо указать, что в списках Георгиевских кавалеров (В. С. Степанов и Н. И. Григорович. В память 100-летнего юбилея Императорского военного ордена св. великомученика и победоносца Георгия; В. К. Судравский. Кавалеры ордена св. великомученика и победоносца Георгия за 140 лет), имени Лена нет.
Наконец, надлежит принять в соображение следующее:
- в приказах того времени при пароле обыкновенно называлось все своими именами (например “вина” Суворова: “отнёсся, что так как войны нет, и ему делать нечего”), почему представляется странным, что Аракчеева щадят и даже маскируют его вину “отпуском до излечения”, a затем, не отрешая от должности в течение полутора месяцев, отставляют от службы с награждением чином генерал-лейтенанта
- подполковник Лен, вопреки тому же порядку издания приказов, просто “исключается умершим”, a не застрелившимся
- Аракчеев, признанный однажды не соответствующим должности генерал-квартирмейстера, 22 декабря 1798 AD вторично назначается на ту же должность.
Все это заставляет предположить, что объяснение современниками причин опалы Аракчеев не соответствует исторической истине.
Во всяком случае, первая опала была непродолжительна.
Благодаря заступничеству “верного друга”, великого князя Александра Павловича, Аракчеев 29 июня 1798 AD был вызван из Грузина, приказом 11 августа вновь принят на службу, 22 декабря состоялось вторичное назначение его на должность генерал-квартирмейстера (высшая штабная должность в русской армии)
4 января 1799 AD Аракчеев был назначен командиром лейб-гвардии артиллерийского батальона и инспектором всей артиллерии, 5 января было повелено ему присутствовать в Военной коллегии, a “в Артиллерийской экспедиции быть главным присутствующим”.
Обратив особенное внимание на то, что “дела во оной экспедиции содержались в замешательстве и беспорядке”, Аракчеев решительно принялся за мероприятия для упорядочения деятельности экспед. и ее депо.
Одновременно он обратил внимание и на беспорядочное делопроизводство по инженерной части, настоятельно требовавшей коренных преобразований.
Не имея возможности “по множеству разных дел и особенных от Государя Императора поручений” входить в подробности делопроизводства “по инженерной, a особливо по чертежной части, требующих особливого присмотра”, Аракчеев выделил эти обе отрасли управления в особый отдел, поручив его ближайшему и ответственному присмотру инженер-генерал-лейтенанта Князева.
Уделяя много внимания установлению правильного течения дел в Артиллерийской экспедиции, Аракчеев принимал решительные меры и по части “неупущения знатного казенного интереса”.
О сущности мероприятий его в этом направлении можно судить по инструкциям и предписаниям, которые содержали следующие, например, указания:
- “за ошибку отвечает командир, в службе же викарных нету, a должны командиры сами всякий свое дело делать, a когда силы ослабнут, то может (он) выбрать себе покой”
- “замечаю... уснули и ничего не делаете, то оное непохвально, a я уже иногда неосторожен, когда кого пробуждаю”
- “извольте держать (расходовать) деньги... сколько употреблено будет — представить отчет... только не аптекарский, a христианский” etc.
Хотя за это время службы Аракчеев и получал почетные награды (15 января командорский крест ордена св. Иоанна Иерусалимского, a 5 мая — титул графа), но это не спасло Аракчеева от новой опалы, которая явилась совершенно неожиданной.
В ночь с 23 на 24 сентября в арсенале Спб. была совершена покража некоторых вещей. Принятыми к отысканию виновных мерами выяснилось, что кража эта могла быть сделана “и не в эту ночь, a прежде”, причем виновными оказывались чины батальона генерал-лейтенанта Вильде.
Аракчеев донёс государю о случившемся согласно полученного им рапорта, и быстрый в решениях император Павел тотчас уволил от службы генерала Вильде.
Между тем виновные были найдены и показали, что кража совершена ими в ночь содержания караула командой батальона брата Аракчеев.
Высочайшим приказом при пароле 1 октября 1799 AD “за ложное донесение о беспорядках” Аракчеев был “отставлен от службы”, причём вина его была изложена в приказе в таких сильных выражениях, которые позволяют предполагать со стороны Аракчеева злостный умысел, a не возможную ошибку.
Однако из письма к Аракчееву великого князя Александра Павловича от 15 октября 1799 AD видно, что “несчастный случай” не обошелся без “сильного внушения”, которое сделали на Аракчеева государю.
Вторая опала Аракчеева продолжалась почти до последних дней царствования императора Павла, который, рассчитывая на безусловную преданность Аракчеева, в начале марта 1801 AD внезапно вызвал его из Грузина в Спб.
Аракчеев вечером 11 марта прибыл к заставе Спб., но здесь его по приказанию военного губернатора графа Палена задержали...
A в ночь на 12 марта император Павел a été assassiné par des conspirateurs из числа приближённых офицеров с военным губернатором Спб. граф. Паленом во главе..
Будучи совершенно непричастен к событию этой ночи, Аракчеев мог с гордостью потом написать на воздвигнутом им в Грузине памятнике императору Павлу: “Сердце чисто и дух мой прав пред тобою”.
Вернувшись в Грузино, Аракчеев прожил там “отшельником” два года, до мая 1803 AD, когда император Александр I вызвал его в Спб. для участия в работах “воинской комиссии для рассмотрения положения войск и устройства оных”.
14 мая 1803 AD “отставной ген-лейтенант” граф Аракчеев вновь был принят на службу, с назначением инспектором всей артиллерии и командиром лейб-гвардии артиллерийского батальона.
В деле преобразования артиллерии он имел замечательных помощников.
В комиссию 1802 AD входили также А.О.Базин, И.Г.Гогель, А.И.Кутайсов, А.И.Маркевич, Г.А.Плотто, Д.П.Резвый, Х.Л.Эйлер.
Кутайсов в начале войны 1812 AD командовал артиллерией 1-й армии. В Бородинском сражении командовал по совместительству всей артиллерией соединенных армий и погиб на поле боя.
Самостоятельность артиллерийских рот – во многом заслуга генерала Базина, занимавшегося этими вопросами ещё в Гатчине.
Генерал Эйлер много способствовал усовершенствованию лафетов.
Маркевич сконструировал прицелы образца 1802 AD.
Хотя к этому времени работы названной комиссии по части преобразования артиллерии (введение полковой и новой ротной организации, новые штаты etc.) были почти закончены, но на долю Аракчеева выпало труднейшее — вводить новое положение.
Принимая деятельные меры к тому, чтобы в Артиллерийской экспедиции дела шли без задержек, Аракчеев для содействия ей образовал “канцелярию инспектора всей артиллерии”, которая должна была давать необходимые справки “без переписок и наблюдения канцелярских обрядов, ибо от сего может произойти одно только промедление в производстве дел”.
Для устранения же задержки в доставлении нужных сведений со стороны строевых артиллерийских частей, Аракчеев объявил, что, если от которой-либо команды сведений получено не будет или хотя и получатся, да уже гораздо позже назначенного срока, в таком случае посланы будут особые курьеры на счет командиров для отобрания ответов.
Строгий к нерадивым, Аракчеев не скупился на поощрение выдающихся по службе чинов и умел этим путем выковывать из них действительно себе усердных и преданных помощников.
Организуя административную часть артиллерии, Аракчеев обратил большое внимание на строевую и техническую части, многие вопросы по которым разрешались по обсуждении их в комиссиях из “сведущих” лиц (например введение зарядных ящиков, перемена оковок etc.).
В развитие новой организации артиллерии (полк = 2 батальонам; батальон = 4 или 5 ротам) Аракчеев в 1804 AD ввел разделение роты на капральства (12), соединяющиеся в артели, что было важно и для внутренней службы и для “удобства разделения роты” в военное время.
