Под руководством Пифагора, “религиозно –философское сообщество” пифагорейцев не только образовало замкнутый орден “посвящённых” (эзотерического типа), но и разработало систему “полноценного образования”.
Более того, пифагорейцы не пренебрегали и активной политикой; некоторое время под их властью находился ряд городов Великой Эллады (Нижней Италии).
Однако огромная заслуга Пифагора состояла в том, что он заложил основы “целостного знания”, “холистики”.
Научное знание включалось в совокупность этических, метафизических и религиозных принципов и дополнялось различными методиками телесных упражнений.
Пифагорейцы считали, что хороший врач должен стремиться привести в гармонию все факторы, из которых слагается здоровье пациента, включая внешнюю среду, психосоматику и сверхъестественное начало.
Он должен учиться, с одной стороны, путём практических наблюдений, а с другой стремиться познать “внутренние силы” (биохимию), понять работу пищеварительной, нервной или репродуктивной систем, кровообращения etc.
“В мужчине и женщине содержиться полусемя, а вместе они составляют семя..В матке (чреве) имеется притягательная сила (вроде янтаря или магнита)..Как только желание определиться, матка притягивает к себе семя женщины или мужчины..”
Системный подход Пифагора и его соратников давал возможность оперировать метафизикой как инструментом.
Уникальным инструментом, позволяющим объединять в общий континуум различные пути познания реальности - математический, естественнонаучный, философский, богословский, поэтический.
Пифагорейцы выделяли следующие познавательные способности человека:
- чувства - sensus
- рассудок - ratio
- разум - intellectus
Чувство, однако, имеет ограничения (системные). Чувственное познание подчинено рассудку как сдерживающему страсти и упорядочивающему данные чувственного опыта.
- С одной стороны, в рассудке нет ничего, что не существовало бы в ощущении.
- С другой же — рассудок сам по себе имеет своей целью формирование “имён”, запечатлевающих результаты его abstraction.
Выражением этого процесса является развитие математики, которой пифагорейцы отводили важнейшее место в сфере рассудочного (естественнонаучного) познания, поскольку полагали, что в основе всех явлений природы лежат объективные отношения пропорции, выразить которые возможно именно с помощью математического формализма (“десять в кубе”, например, как формула осязаемой телесности): “все установлено и понято на основе чисел”, и “кто исчисляет, тот развертывает и свертывает”.
Если рассудок обоснован чувственным опытом, то разум, как высшая теоретическая способность человеческого ума, — богоданностью.
Он мыслился пифагорейцам в качестве творческой способности “умозрения”, которая постигает лишь всеобщее, нетленное и непрерывное.
Разум у пифагорейцев, поднимается до постижения бесконечности, сути, “души мира”, “софийности”.
Однако — вразрез с мистической традицией, — пифагорейцы полагали Бога, в отличие от тварного мира, принципиально непознаваемым: разум может приближаться “к истине, как многоугольник к кругу”.
Регулирующая роль разума по отношению к рассудку у пифагорейцев заключалась, прежде всего, в отказе от претензии на обладание абсолютной истиной.
Познание пифагорейцы связывали с учением о “числе”:
- предметом “мысли” являлась единица
- предметом “науки” — двоица
- предметом “мнени” — троица (“число плоскости”)
- предметом “чувственного ощущения” — четверица (“число телесного”)
В представлении пифагорейцев “число” как реальная сущность всего сущего насчитывало три измерения:
- арифметическо-геометрическое
- акустическое (музыкальное)
- астрономическое
В пифагорейской системе отсчёта, противоположности существуют лишь для вещей, и именно потому спотыкается рассудок, что не может связать противоречия, разделенные бесконечностью.
Что же касается абсолютного максимума, то нет никакого противопоставления абсолютному максимуму, ибо он выше всякой противоположности.
То, что бесконечность заставляет полностью преодолевать всякую противоположность, пифагорейцы иллюстрировали на математическом материале например:
- по мере увеличения радиуса окружности последняя все более и более совпадает со своей касательной, а потому бесконечная кривизна есть бесконечная прямизна
- треугольник по мере уменьшения одного из углов превращается в прямую
И в целом, Бог обнимает всё, даже противоречия.
Математизированная модель бытия, трактующую Бога как действительную бесконечность, находящийся в равновесии “абсолютный максимум”, чье “ограничение” (“самоограничение”) означает фактическое “развёртывание” Бога в чувственный мир, мыслимый как скрытая, но готовая проявиться, обнаружиться бесконечность, находящийся в равновесии “ограниченный максимум”
Божественное бытие, ainsi donc, мыслится пифагорейцам как абсолютная возможность, “форма форм”, будучи одновременно и абсолютной действительностью, что делает бессмысленной попытку отразить его в каком бы то ни было определении: любое определение изначально обречено на “частность” своего содержания, а потому неизбежно будет превзойдено безграничностью Божественных возможностей (“всё может”).
“Развёртывание” Бога в мир дополняется в качестве своего противовеса “свёртыванием” мира, возвращением его в лоно Божественного абсолюта.
Поскольку мир сам по себе принципиально безграничен и Богом может быть задано любое “ограничение”, постольку бытие не может быть центрировано каким-либо одним определённым способом: “Машина мира имеет свой центр... повсюду, а свою окружность — нигде, потому что Бог есть и окружность, и центр”.
Такая структурировка мироздания, с одной стороны, приводила к пантеизму (“Бог везде и нигде”), а с другой — предвосхищала астрономические открытия и гелиоцентрическую теорию (“Как земля не есть центр мира, так и окружность его не является сферой неподвижных звезд”).
Единство мира обеспечивается, по пифагорейцам, его “софийностью”, то есть интегральным божественным смыслом : “в земных вещах скрыты причины событий, как жатва в посеве...”
То, что скрыто в душе мира, как в спирали, развёртывается и принимает свои размеры.
Таким образом, динамика мироздания, предполагая свое единое основание, есть динамика единого живого организма (биоценоз), одушевленного мировой душой: “сама растительная жизнь в своей темноте скрывает в себе жизнь духовную”.
В этом контексте восприятия разума как критерия богоподобия выстраивается концепция человека пифагорейцев: “человек есть его ум”, и именно в этом качестве в системе пронизанного “софийностью” мироздания человек как носитель ума, способного к оценочному познанию, занимает в иерархии тварного мира высшую позицию (“лишь немного ниже ангелов”).
Традиционное для философской культуры представление о человеке как микрокосме наполняется у пифагорейцев новым содержанием:
- Во-первых, оно обосновывает идеал “свободного и благородного” человека, воплощающего в своей сущности сущность мировой природной гармонии, “в человеке все возведено в высшую степень”, а человеческая природа мыслится “полнотой всех всеобщих и отдельных совершенств”.
- Во-вторых, рассмотрение пифагорейцами разума в качестве божественной космической силы предвосхищало conceptio “ноосферы” и идеи о человеческой целеполагающей деятельности как силе космопланетарного масштаба.
Выступая центральным звеном природы и средоточием её духовных сил, познающий человек характеризуется пифагорейцами с позиций оптимизма: человеческий ум способен в ходе познания мира реконструировать “развёртывание” Бога в природу (то есть “развёртывать” тот смысл, “софийность”, что скрыты в её глубинах, “распаковывать” информацию).
Осуществлением этой идеи на практике, являлась созданная пифагорейцами программа объединения всех верований во всеобщем единстве.
Концепция единой веры обосновывалась у пифагорейцев позицией признания единства всех вероучений “различных существ” (в том числе и варваров) и их общей основы, которая предполагается при всем различии обрядов.
Бог есть то, что есть общего о Боге во всех верах.
Загробный мир у пифагорейцев располагался в стране звезд, душа имеет небесное происхождение и в конце концов возвращается на небеса.
Разрабатывая теорию Идей – надмирных и неизменных прообразов земных вещей, – Платон был увлечён пифагорейской концепцией всемирного единства, неизменного порядка Космоса и гармонии, которая управляет как ходом планет, так и музыкальным строем.
Ну а вся “история западной философии является, в сущности, не чем иным, как заметками на полях платоновых рукописей” (Уайтхед).
