Аравитяне
“..В это время (при Михаиле Палеологе) султан Египта и Аравии отправляет посольство к царю, предлагая римлянам свою дружбу и прося дозволения — египтянам, которым он захочет, однажды каждый год переплывать наш пролив для торговли.
Эта просьба, с первого взгляда показавшаяся неважною, принимается легко. Со временем же обнаружилось, какое имела она значение. Нельзя запретить того, что утвердилось и вошло в силу, как обычай.
Египтяне, отправляясь с грузом однажды в год иногда на одном, а иногда и на двух кораблях к европейским скифам, обитавшим около Мэотиды и Танаиса, набирали там частью охотников, частью продаваемых господами или родителями и, возвращаясь в египетский Вавилон и Александрию, составляли таким образом в Египте скифское войско.
Сами египтяне не отличались воинственностью, напротив были трусливы и изнеженны.
Поэтому им необходимо было набирать войско из чужой земли и, так сказать, подчинять себя купленным за деньги господам, не заботившимся ни о чем, в чем обыкновенно нуждаются люди.
В непродолжительное время египетские арабы этим способом образовали у себя такое войско, что сделались весьма страшны, не только западным, но и тем народам, которые обитали более к востоку.
Они поработили Африку и всю Ливию до Гадир, потом Финикию, Сирию и всю приморскую страну до самой Киликии, предавая острию меча владевших теми землями, особенно же галатов и кельтов, которые с давних пор владели там лучшими странами и городами и перебрались туда с запада.
Египетские арабы, вошедши в большую силу посредством набора скифских войск (о чем мы уже говорили), простерлись далеко за свои пределы; к западу они поработили ливийцев, мавритян; к востоку — всю счастливую Аравию, которая имеет границами берега Индийского моря и с двух сторон заливы Персидский и Аравийский; потом — всю Келисирию и Финикию, насколько охватывает последнюю река Оронт, причем они частью изгоняли потомков кельтов и галатов, частью же, как позволяет право войны, убивали их, спустя немного времени…”
Кельты и галаты
“..Есть в Европе высочайшие горы, называемые Альпами, с которых сбегает в Британский океан величайшая река, называемая Рейн.
Она отделяет к югу обе Галлии и живущих в них мужественных галатов и кельтов.
В их сердцах воспылала было сильная ревность о гробе Спасителя и они нашли достойным делом, собрав войско, отправиться для поклонения гробу Господню и вместе, если можно, для изгнания господствовавших там арабов.
Собравшись в бесчисленном множесте и запасшись конями и оружием, они пустились в этот знаменитый поход и, перешедши Рейн, пошли вдоль по Истру — величайшей реке, которая, также вырываясь из Альпов, впадает пятью устьями в Эвксинский Понт.
Постоянно держась его северных берегов, они подошли почти к самым устьям его у Евксинского понта, представляя собою встречавшимся на пути народам страшное зрелище, как будто движущуюся железную стену; однакож ни одному из них не нанесли никакого вреда, по своему благородству. Отсюда переправились они и через Истр и, прошедши до Фракии, расположились лагерем.
В это время царствовал над римлянами Алексей Комнин, к которому они посылают послов с целью условиться о покупке продовольствия и переправе чрез Геллеспонт.
Царь сильно обрадовался такому случаю и крепко ухватился за него, чтобы воспользоваться им согласно с своими планами. Еще недавно получив царский скипетр, он видел, что по великой вине его предшественников римское царство со всех сторон терпит нападения и безжалостно разрывается на части.
В самом деле, турки уже долгое время владели на востоке всеми местами, даже самою Никеею — этою знаменитою крепостью; страшная скудость в деньгах не позволяла приукрасить дворец, дошедший до крайнего безобразия, а на удовлетворительные доходы не было ни малейшей надежды; оставалось только ожидать конечной гибели и адских бедствий.
Итак, видя государство в таком изложении и недоумевая, что делать, он в высшей степени обрадовался прибытию кельтического войска.
С кельтами он заключил такой договор: если своими соединенными силами изгонят они из римских городов и областей владеющих ими турков, то кельты получать все их имущества, а он — пустые города.
Приняв с большим удовольствием такое условие, они переправляются с самим царем чрез Геллеспонтский пролив.
Как большой огонь, разведенный в густом лесу, одно, например — хворост, истребляет легко, а другое — зеленеющие деревья — медленно, но все же истребляет; так и это двойное войско, состоявшее из кельтов и римлян, наводило на неприятелей страх и казалось неодолимым, по тяжести вооружения, крепости тела и недоступной твердости духа.
И одни из неприятелей, — другой сказал бы, — были попираемы, как трава и прах под ногами; а другие принимались было отбивать пользуясь то теснинами, то римскими стенами; но наконец должны были, уступать, и одни отдавались добровольно, другие были забираемы силою, третьи находили себе спасение в бегстве.
Таким образом они очистили всю Азию, находящуюся внутри Алия и граничащую с Меандром и Памфилиею, и, забрав с собою по условию в освобожденных ими городах богатства, безостановочно продолжали предположенный путь.
Но их сильно озабочивала мысль, что не пришлось бы, по переходе гор, между Памфилиею и Киликиею, начать войну с киликиянами, сириянами и финикиянами, если те не дадут им свободного пропуска.
Первые, т. е. киликияне, устрашенные самим видом их, не нашли для себя ничего лучше, как дружески пропустить их чрез свою землю, предложить им свой рынок, дать проводников и сделать вообще все, чего требуют дружба и гостеприимство.
Киликияне впрочем легко вошли в такие хорошие отношения с западными галатами и кельтами не потому только, что испугались их множества и силы, но и потому, что были довольно близки к ним по вероисповеданию.
Когда же настало время войти в Сирию и Финикию, они встретили совсем не то, что — позади.
Жившие и господствовавшие там арабы, народ иноплеменный и полный высокомерия, навели им много хлопот, или лучше — не столько им, сколько себе.
Взяв оружие, они преградили им дорогу, находя унизительным для себя, чтоб народ иноплеменный и совершенно чужой прошел чрез их землю, не пролив своей крови и не оставив из среды своей трупов.
Кельты не допускаемые до хлеба, теснимые недостатком и в других предметах потребления, необходимых как им самим, так и вьючному скоту, положили предоставить решение дела оружию и битвам.
И вот начались постоянные сражения; кровь аравитян лилась и днем и ночью, орошая вскормившую их землю; города один за другим подвергались расхищению; между тем кельты со дня на день становились сильнее и сильнее.
Коротко сказать: все, что было лучшего в арабском войске, или втоптано в грязь, разведенную кровью, или отброшено на далекое расстояние; все же остальные обращены в безоружных рабов теми, которые впоследствии основали там свои жилища,— победители пленились приятностями той земли.
Они решили остаться там навеки, и это решение ничем нельзя оправдать.
Цель их похода была та, чтоб придти, если можно, в Палестину и изгнать оттуда нечестивцев, владевших гробом Спасителя; или же, пролив там свою кровь, получить за то спасение души.
Таково было желание, увлекшее их за пределы отечества,— желание поистине божественное и достойное похвалы.
Но желание наслаждений Сирии и Финикии, к стыду их, взяло перевес.
Отяжелевшие и, так сказать, охмелевшие от богатства, они поступили не так, как предполагали прежде…”
Citato loco : Никифор Григора, “Римская история”
