Ancienne noblesse

Пролегомена

Стратификация по сословиям (дворянское, духовное, купеческое, мещанское, крестьянское etc.) существовала в Европе  вплоть до конца l'Epoque moderne postérieure I.

Хотя этот род включал несколько видов и местами классовые общества в зоне осевой Европы (центре мир –системы) уже и ранее.

С момента утверждения денежной экономики классовое деление естественным образом стремиться себя навязать.

И всё таки в обществе l'Epoque moderne antérieure по всей Европе и к западу и к востоку от оси Гамбург –Триест, классовая стратификация отнюдь не становится ведущим способом дифференцации.

Продолжает превалировать стратификация сословная если не всегда фактически, т, по крайней мере, юридически и в пердставлениях которые восходят к далёкому прошлому (l'Epoque haute : вассальный порядок, “феодальная” система)

Стратификация по сословиям возникла в Верхней Италии в Trecento.

В этой стратификации по сословиям, социальные группы были иерархиризированы не по положению и влиянию в экономическом порядке, но в соответствии с уважением, почётом, достоинством, придаваемыми обществом или социальными функциями вне обязательной связи с производством материальных благ.

Внутри каждой страты, каждого сословия, корпорации, товарищества образуются группы действия, каждая со своим статусом, обусловленным консенсусом мнений, социальной оценкой и своим “уставом”. постоянным или легальным.

В каждом сословии существует тенденция к эндогамии, а в верхах даже к кастовости.

Согласно “Трактата о сословиях и простых достоинствах” Шарля Луазо (1610 AD):

• Каждое из основных сословий имеет свою нисходящую иерархию.
• Каждое сословие имеет свои социальные символы (почётные прерогативы, титулы и ранги, “имена”, иерархия которых вполне определена)
• Сословия имеют привелегии, которые подлые склонны замечать  только в одном –единственном смысле, если бы они были на пользу дворянству и духовенству.
• Но не служивые сословия пользуются широкой всеобщей привилегией, а именно той, что благородные (за исключением хозяев стеколен и кузниц), не могут разделять прибыль от товара и ремесла, не могут составлять конкуренцию купцам и мещанам.

Россия, при  Иоанне III  и его преемниках, подтверждает континуитет, и как держава, во многом является аналогом “Испании” при Исабель и Фердинанде или “Франции” при Louis XI, благо источники финансирования и импорта новейших технологий (постановка литейного производства и развитие артиллерийского дела, killer aplication, требующее баснословных вложений) одни и те же.

Народ -войско, правда довольно малочисленный. Полисы на новых торговых путях (волго-вятский бассейн) и обширные незаселённые пространства.

Позже, с 1618 AD, при неотвратимом движении на Запад и Юго-Юго-Запад, рой конных и оружных свободных людей, связанных единой волей и интересом, то есть обретением контроля за 200 тыс кв км пахотных, чернозёмных земель юга, утраченных в ходе противостояния с ляхами и шведами в  "лихолетье"

Россия движется от "полисной"  до "дворянской" республики с сувереном (уложение 1649 AD).

Для России, середина Seicento (1648 AD, точки биффуркации - года крушения финансовой империи Фуггеров) была непосредственной гранью между  Русью l'Epoque ancien и  Россией l'Epoque moderne antérieure.

Ancien русский город, как и итальянский город l'Epoque haute, хотя и на других основаниях, являлся пунктом оседлости военного класса и крупных землевладельцев.

Все элементы вооруженной силы русских, как и итальянцев, группировались в городе.

Горожанин представлял в себе соединение триединых талантов - воина, торговца и разбойника (конкистадора).

Княжеские дружины были образованы самыми боеспособными  элементами и контролировали торговые пути.

И всё же, военная мощь, не смотря на успехи в генерализации инноваций (артиллерия),  ancien Руси была невелика.

Эволюция началась во второй половине Cinquecento.

Взяты были  малые ханства: Крымское, Казанское, Астраханское. Но степняки никуда не делись, их хозяйственный уклад не изменился.

В молодой огромной России ещё почти никому не тесно (этим она выгодно отличается от осевой Европы), и оттого русский национальный характер  выделяется на общеевропейском фоне еще большей готовностью к сотрудничеству с чужаками, будь они "немцы", "басурмане" или "язычники".

Пожалуй, при ином ментальном складе нашим предкам не удалось бы размахнуть свою страну на треть Евразии.

Фронты русской колонизации на Восток перемеживаются с кочевым инородческим населением - финно-татарские народы Средней Волги: чуваши, черемисы (марийцы), волжские татары, вогулы(манси), башкиры предуральского и южноуральского региона.

Нобилитет этих народов встраивается в общерусский с середины Seicento (специальный разряд русской конницы -мурзы, князья татарские, новокрещены, приравненый в правах к разряду городского дворянства).

Татарскими племенами называли всех тюркоязычных, а не собственно волжских татар.

Ещё в Seicento Нижний Новгород беспокоили набеги "мордвы" на "пограничные" деревни.

С наступлением последней четверти Seicento фронт кочевников был прорван великим реваншем оседлого народа.

До перелома, оседлая Россия обороняла себя линиями укреплений 1571 AD, 1648-1654 AD, 1652-1656 AD

И  проблемы были как с "тартарами", так и с соседями на Западе.

Правители польского и шведского пограничья тоже пытались объединить всю Северо -Восточную Европу под своей властью. Отсюда и борьба за юго-запад, запад и северо-запад.

Ещё в 1618 AD, после Деулинского перемирия, суверен на землях фронтира был из дома Вазы, что в Польше, что в основном и в Московии (граница по дуге Можайск -Калуга)

Французские историки вон вообще считают, что если бы Москве не удался бы вектор движения на юго-запад в Seicento, то ничего бы и не было. Материальных предпосылок для подъёма, для вооружённого противостояния.

Не смогли бы и своё место в мир -экономике l'Epoque moderne antérieure занять. Из дальней "пограничной" зоны стать полноправным европейским государством.

Служивое сословие

Бытует представление, что переименование боярских родов в дворянские произошло около половины Cinquecento, так как в приговорной грамоте 1566 AD, где перечислены знатнейшие боярские роды — кн. Оболенские, Репнины, Прозоровские, a также Бутурлины, Нагие, Колычевы etc., — впервые названы они государевыми дворянами первой статьи.

Дворяне эти вместе с избранной тысячей лучших провинциальных детей боярских составили "московский список", деливший столичное дворянство на три статьи по степени родовитости и служебному положению лиц.

Преимущество дворян "московского списка" состояло в близости их к Московскому двору и в службе на глазах государя.

Они, главным образом, назначались в стольники, стряпчие, посылались с поручениями по городам, воеводствовали в них, предводительствовали полками и командовали, в должности сотенных голов, отрядами уездных дворян.

Сама служба по "московскому списку" составляла особое преимущество, и городовые дворяне добивались чести быть в него занесённым.

Провинциальное дворянство, приписанное к уездным городам, делилось на 3 чина-разряда: детей боярских выборных, дворовых и городовых, или служивших "по выбору, по дворовому списку и с городом", но различие это не касалось детей боярских украинных городов, которые, по данным десятен Епифанской и Ряжской конца Cinquecento, разделялись по специальностям их службы на полковых, пищальных и осадных.

Ратная повинность была главнейшей из всех лежавших на московском дворянине, которую отбывал он с 15-летнего возраста и до глубокой старости и полной потери сил и здоровья, преимущественно в составе особой дворянской поместной конницы.

Конница в Seicento составляет главную массу русских войск; получая поместья, бояре и дворяне обязаны были являться "конно, людно и оружно". Служилые люди одной области составляли конный полк, по имени своего воеводы, и делились на сотни, пятидесятки и десятки.

  Трудность сбора войск заставила московское правительство организовать и поселенные войска. У Иоанна IV часть стрельцов была конная и называлась стремянными.

Алексей Михайлович начал набирать русские полки, которые обучались иностранцами, получившими название "войск иноземного строя".

При Федоре Алексеевиче (1676 –1682 AD) кавалерийские полки (поселенного войска) назывались рейтарскими и драгунскими; первые сперва составлялись из дворян, вторые были всесословными; в мирное время собирались лишь на 1 месяц на учебные сборы; вооружение — мушкеты, пистолеты, шпаги, топоры и пики; имелось и предохранительное вооружение — латы и панцири.

Полк (1000 –1500 всадников) делился на роты; начальствующие лица были в большинстве иностранцы.

Лошади татарские, лёгкие, неприхотливые; снаряжение — татарское седло, после Бориса Годунова — немецкое седло и мундштуки.

Многие из этих всадников (как иностранцы, так и аутохтоны) были аноблированны  в Seicento.

Возможность социального осмоса, допустимого перехода в служивое сословие, шла в России на увеличение.

При Петре Великом дворянство уже включает не только благородных и аноблированных профессиональных военных служивых людей (“налог крови”), но также и чиновников ведомств гражданской службы (судебных, финансовых etc.), положение в которых даёт им дворянство по должности и званию.

В царствование Петра Великого дворянам вместе с детьми боярскими присваивается новое общее сословное наименование шляхетства.

Считается, что это иностранное, польско-саксонское слово было выбрано Петром не только по пристрастию его ко всему иноземному, но и оттого, что термин “дворянин”, как чин, уже не стоял в то время в Москве высоко, и лица, возведённые не только в сан боярина, но и награждённые званием окольничего, стольника и стряпчего, переставали именовать себя “дворянами”.

Однако, отдельные члены шляхетства и теперь называли себя не шляхтичами, a дворянами; к концу своего царствования Пётр и сам в указах нередко начал пользоваться термином “дворянство”, который, однако, только ко времени Екатерины II вытеснил окончательно введённое им наименование шляхетства.

Петровские дворяне оставались такими же служилыми людьми, как и их предки-дворяне и дети боярские Московского государства.

На них была возложена пожизненная обязательная военная и гражданская служба государству.

В состав шляхетства не вошли низшие разряды служилых людей, которые были включены Петром в состав сельских обывателей, но в то же самое время им был открыт и доступ в шляхетство через службу для разночинцев.

Об.-офиц. чин на службе военной (noblesse d'épée) и чин 8-го кл. на гражданской (noblesse de robe) давали потомств. двор-во (noblesse paternelle), личные же преимущества двор-ва (noblesse d'office) приобретались первыми семью рангами службы гражданской (с чина коллежского асессора), получением ордена или монаршим пожалованием.

При преемниках Петра Великого обязанность шляхетства пожизненной службой смягчается.

При Анне Иоанновне старший сын каждой дворянской семьи получил право оставаться дома для управления имением и нёс службу только по местной администрации, срок же службы для остальных был сокращён до 25 лет.

Пётр III жалованной грамотой 18 февраля 1762 AD предоставил дворянству право служить или не служить по собственному усмотрению.

Екатерина II установила изъятие дворян от телесных наказаний и освободила от личных податей и повинностей.

Затем, следуя идеям Монтескьё, по которым дворянство считалось посредствующим звеном между монархом и народом, она привлекла его к участию в местном управлении и организовала внутреннее сословное самоуправление местных дворянских обществ.

Последовавшее в царствование Павла I ограничение прав дворянства было отменено Александром I.

Этногенетические легенды

Известно что со времени Иоанна IV, официально поддерживавшего легенду о происхождении Рюрикова рода от „сродника“ (родственника) римского императора Августа, а затем с начала Settecento и особенно в течение всего Settecento — установилась своего рода мания выводить происхождение дворянских родов от знатных иностранцев, „выехавших на Русь“.

Объяснение этому наверное следует искать  не сколько в стремлениях исключительно политического свойства — возвысить перед массами особое преимущество господствующего класса и его власть над „неравной“ ему средой.

А в том, что социальное восхождение всегда тормозится усилиями, которая каждая социальная группа  в своём восхождении прилагает, дабы возвести барьер между собой и более низкой ступенью, только что ею покинутой.

Социальный осмос всегда затрудняет Homines novi.

Отсюда и репродуцируемая Homines novi (подверженных явлениям психостении  и астении, измененных состояний сознания, серийного мышления) социальная мифология, табуирование некоторых гуманитарных технологий.

Homines novi при внутреннем ослаблении государства преумножают фильтры и барьеры.

Вот почему в списке родов, изданном в 1787 AD вместе с „Бархатною книгою“ (издание Н. Новикова „Родословная книга князей и дворян российских и выезжих“), в котором насчитывается 933 рода, из этого общего числа — 804 рода показаны не русского происхождения, а как происходящие от иностранных выходцев, перечислены 96 родов, выезд которых не указан, и названы только 33 рода, родоначальники которых, несомненно, русского происхождения.

В этом же списке происходящими „из Немцов“ и „Цесарии“ (т. е. Германии) и Пруссии показано свыше 120 фамилий, но только выезд одного Радши допускает эту вероятность, так как он является единственным чужеземным родоначальником, показанным уже в Cinquecento, именно в недошедшем до нас подлиннике, но в известном по спискам и положенном в основу „Бархатной книги“ — так называемом „Государевом родословце“, составленном для Ивана Грозного в 1555 AD.

Русскому столбовому дворянину (être de haute noblesse), собственно, и не было нужды “показывать” своё происхождение от иностранных выходцев, как представителям Homines novi

Официальная дворянская геральдика заведена была в России Петром I, учредившим в 1722 AD Герольдмейстерскую контору.

В ней составлялись гербы для новопожалованных дворян и лиц, возводимых в „почетные достоинства“, а также велась регистрация гербов старых дворянских родов.

Регистрация эта, однако, не привилась, хотя представители очень многих дворянских родов, осваивавших западноевропейскую феодальную культуру, уже с Seicento составляли себе самобытные гербы.

Для этого или пользовались, ссылаясь на свое иноземное происхождение, уже готовыми образцами иностранных гербов, или сочиняли новые гербы, компануя их по правилам западноевропейской геральдики из „символов и эмблем“, долженствовавших выразить родовые предания.

Только при Павле I, в 1797 AD, положено было основание составлению „Общего гербовника дворянских родов“.

Рядом сенатских указов предписано было всему дворянству „явить“ в Герольдию непосредственно, или представить через местные депутатские собрания, свои родословные и родовые гербы для внесения таковых в Гербовник (Общий гербовник дворянских родов Всеросийской империи, 1800 )

Государство

Государство в Европе повсеместно устанавливалось (по французской модели - с учётом радикальных различий времени и среды) в борьбе с господством земельной аристократии, имевшей гораздо больше, чем просто землю, а именно совокупность прав на людей, право юрисдикции, управления (бан)

Колония без флага

Гегемония английская после 1715 AD - это стремление к гегемонии через подчинение государств вассальных государству доминирующему (в условиях разделённого господства), через тонкую игру балансирования.

Великая попытка стать в противоток дорого обошлась Швеции.

Северная звезда, Швеция от Густава-Адольфа (1611-1632 AD) до Карла (1697 -1718 AD), шла по верному пути.

Но победа была оплачена внутренним ослаблением государства. Которое привело к аристократической реакции и ретроградному отступлению.

Выиграла знать, королевский домен сокращался, и из недр возникло архаичное сеньориальное государство.

Settecento был губительным для архаичных государств (Польша, Священная Римская империя, Швеция, Португалия).

Свидетельство тому - потеря Швецией балтийской империи и ответственности за Немецкое (Северное) море.

Вместо укрепления монархического принципа (укрепление которого повсеместно в государствах ) своенравный деспотический режим, которому только и могла противостоять абсолютная монархия божественного права, административная монархия в сословном обществе, таком, какое во Франции достигло своего совершенства между 1660 AD и 1740 -1750 AD.

Вокруг просвещённого деспота -источника права, но покорного праву, складывается в конечном счёте сложная иерархия советов, ведомств, должностей и неотъемлемых обязанностей, удерживающая власть от произвола.

Системе угрожает уже не произвол и беспорядочное движение, а в большей степени затруднённость движения.

И в конечном счёте с точки зрения сугубо политической монархия Ancien Régime потерпела во Франции крах в 1789 -1792 AD не по причине избыточной власти короля, но как раз наоборот, по причине её радикальной недостаточности после провала великой реформы (1771- 1774 AD) симптоматично названной переворотом Мопу.

Можно ли говорить о просвещённом абсолютизме применительно к Скандинавии?

Едва ли.

Скандинавские страны на протяжении Settecento постепенно приближаются к английскому образцу (колонии без флага).

Шведское государство реализует своего рода компромисс между Англией времён “Славной революции” и  фридриховским Бранденбургом.

Норвегия остаётся в стороне.

Но в Дании есть что-то ганноверское - она страдает от некоторой отсталости.

Попытки модернизации шведского государства осуществляются медленно и поэтапно под французским dominance:

• неоднократные попытки перехода к свободе печати (эдикт 1766 AD, указ 26 апреля 1774 AD)
• 19 августа 1772 AD , через несколько месяцев после падения Штрюнзее в Дании, Густав Шведский устанавливает эффективную систему ведения дел
• частичная эмансипация еврейского городского меньшинства на немецкий манер
• терпимость по отношению к католикам (куда большая, нежели в Англии)
• развитие культуры: от оперы Аделькранца до Академии Восемнадцати, основанной в 1786 AD по французскому образцу

И сходят на нет с крахом Ancien Régime.

Швеция теряет свою “границу” (Финляндию и Аланды) и превращается  во что-то вроде английской колонии без флага.

Монархическое, административное централизующее государство утверждается в противовес архаическому государству раздробленному: аморфной конфедерации полисов  и доменов (баронам, лордам, боярам etc.) которые заменяли государство в отсутствии государства (с вечным конфликтом между двумя ветвями upper middle class: верхушка буржуазии -джентри etc.)

Оно утверждается, опираясь на группу служащих.

То, что группа которая сливается с государством, смешивает общие интересы со своим групповым интересом, -это одновременно и неизбежно, и не суть важно.

В России Анны Иоанновны (1730 -1740 AD), Елизаветы (1741- 1762 AD) и Екатерины Великой (1762 -1796 AD) государство безусловно стояло на службе у слившейся с ним группы (то же самое и в Пруссии -Бранденбурге).

И государство не становилось от этого менее могущественным.

В конечном счёте интерес доминирующей группы - это вполне общий интерес.

Опасность в другом. Весь upper middle class, которому удалось возвыситься, стремиться отгородиться от низов.

Восхождение русской буржуазии -это, например, стремительное восхождение группы людей из крестьян, умеющих обращаться с денежным инструментом.

Как я выше отмечал, социальное восхождение всегда тормозится усилиями, которая каждая социальная группа  в своём восхождении прилагает, дабы возвести барьер между собой и более низкой ступенью, только что ею покинутой.

Монархия Старого порядка потерпела во Франции крах по вине аристократии Settecento -аноблированных благодаря должностям сыновей сельской верхушки и буржуа.

Социальная мобильность в Англии Settecento была не столь лёгкой как во времена пиратской мамки Бесс, но гибкость английского государства и общества учитывала основные различия, возникшие после 1770 AD (в ходе фазового перехода)

Цензитарий

Реальность освоения пространства в frontalières Европе ведь ни как не коррелирует с дрянными книжонками, которые пролистал образованец, да  и с навязанными ангажированному серву мемами.

Аристократическое господство в сословном обществе над землёй и людьми осуществлялось в рамках сеньории.

К понятию земельной собственности в России (Settecento -Ottocento) прилагалось понятие вечного пользования с правом передачи.

Именно в этом и только в этом смысле можно говорить о крестьянской собственности.

Собственник противопоставлялся тому, чьё владение является ненадёжным и ограниченным во времени:

• арендатору
• издольщику
• испольщику
• земледельцу

Цензитарий, в крестьянском понимании, есть собственник, сколь бы тяжёлой не была обременяющая землю повинность, поскольку цензива сопряжена с правом передачи.

Вот почему даже обложенный неопределённой барщиной (2-3 дня в неделю) и пребывающий в личной крепостной зависимости русский крестьянин, тем не менее, считал себя владельцем выделенной “миром” земли, которую он обрабатывал от отца к сыну.

В  Settecento Центральная и Восточная Европа эволюционирует к крупному хозяйству, но из-за недостатка денежных средств подобная система парализует формирование реального рынка рабочей силы, крупное хозяйство пользуется системой подневольного труда.

Одиозной социально, плачевной экономически. Инициатива сходит на нет, продуктивность минимальная.

В России последний сдвиг к крепостничеству произошёл после 1750 AD в правление  Екатерины Великой, когда государство предоставило более действенные меры и поддержку помещикам против беглых крепостных, выступающих против сеньории.

Во Франции, в это же время, наблюдается укрепление баналитетной сеньории путём усиления реальных денежных и натуральных повинностей (непопулярный шампар).

Во всей Восточной Европе (Швеция, Пруссия, Россия, Австрия) -отягощение баналитетной сеньории путём усиления личной зависимости крестьян.

Вместо того, чтобы покушаться, как в Англии на крестьянскую землю и  “согнать” крестьян с земли, уничтожив крестьянство, как класс, крупная собственность покушается на самих крестьян.

Увеличение барщины, требующей от крепостных нескольких дней в неделю.

Барщине по усмотрению, иногда сочетании барщины и наёмного труда (оплачиваемой, но ниже экономической стоимости выполняемой работы). 

Но никто не покушается на крестьянскую собственность.

Никто не ломает становой хребет социума.

Парадоксальная ситуация. Только в Англии удалось сочетание крупной собственности с крупным хозяйством с наёмным рабочим. Выигрыш денежной экономики и  домениальной сеньории.

В Центральной (крепостной) России крестьянин имел от 2 до 8 гектаров на хозяйство, 4 гектара в среднем. Собственник дома, с пристроенным хлевом, небольшим гумном, садиком -огородом etc.

При чём корова, в отличии от “Жака-простака” и “Хуана -лабрадора”, никогда у “Ивана” не служила признаком богатства.

Но эти средние цифры ни о чём ни говорят.

Потому что это и сельский ремесленник благородной профессии:

• плотник
• портной
• каретник
• бондарь
• садовник
• пригородный огородник
• чистильщик колодцев etc.

Хлебопашец, тип которого обнаруживается по всей дореформенной Центральной России, -это крестьянин, располагающий по меньшей мере одной упряжкой при среднем хозяйстве в 8-10 гектаров как минимум.

Его престиж в недрах крестьянского общества, извечно искушаемого кастовым духом, таков, что, бывало, семья пришедших в упадок безлошадных хлебопашцев сохраняла свой ранг в “мире” на протяжении одного -двух поколений.

Естественные рамки жизни хлебопашцев легче согласуются со свободными ассоциациями и метаморфозами, чем  жизнь фабричного рабочего.

Они имеют первенство и высшую степень достоинства в производительных сословиях.

Есть вопросы, на которые ни один левак (в какие бы отн там одёжки не рядился -“либерал” или “националист”), ответа ни даст. Наложенные фильтры мешают.

Подмена оригинальной активности мыслей, эмоций, желаний у несвободного объекта etc.

Ангажированный Servus, ведь по-сути своей кусочник.

Плодовитый пишущий  Servus, с наложенными шорами, может быть занимателен и забавен, но он всегда лжёт, по -умолчанию

Ведь либертин это тот же Servus, только управляемый неявно, подспудно. Есть механизмы, старые как мир и они работают.

Во –первых:

80% дохода, 80-85 % производимых богатств исходило от земли и сущего на земле.

Великое богатство -это, в сущности, не столько земля, сколько крестьянин, обрабатывающий её в таком мире, в котором, кроме мускульной силы, ещё нет иных машин или в них нет необходимости.

Что касается расхождения уровней жизни, то неравенство не имело тех последствий, которых, казалось, можно было ожидать.

Для богатых оно выражалось не столько в сверхпотреблении благ, сколько в сверхпотреблении услуг.

Гамма уровней жизни была гаммой услуг. Десятая часть населения, возможно, mutatis mutandis находилась в услужении у 2-3% населения.

Вот истинный вес доминирования на вершине социальной пирамиды.

В конечном счёте он гораздо был менее значителен, чем это постулируется либертинами.

Изъятие благ в обществе, бедном благами и богатом людьми, имело бы более опасный эффект.

О чудовищном размере штата челяди при крепостном порядке уже всё было сказано.

Во –вторых:

Крестьянская экономика -это экономика частично закрытая. Латентный бунт людей и вещей.

В сердце социального механизма всё в конечном счёте тяготеет к “сколько” и “как”.

Сколько реально изымала верхушка социальной иерархии у массы тружеников полей?

Как осуществлялось изъятие?

И как внутри самой крестьянской массы, которая далеко не была однородной, осуществлялось распределение немалого остатка? 

Ибо, несмотря на ошибочные расчёты, крестьяне всё-таки оставляли себе основное.

Например, если вместо барщины натуральный оброк -то “вносимый”, а не “взимаемый”.

И никак не треть чистого продукта. А “тринадцатый -пятнадцатый” сноп, иногда   “девятый”.

Как осуществляется внутри этой массы распределение создаваемого богатства?

С учётом, разумеется того, что богатство в не извращённом социуме - это ещё не всё, что честь не в этом и что надо много денег, чтобы обрести толику той чести, которую иные получают от рождения, рискуя утратить её из-за недостатка средств, иначе говоря, из-за неспособности поддерживать положение.

Восхождение русской буржуазии -это восхождение группы людей из крестьян, умеющих обращаться с денежным инструментом.

Деньги поляризуют, деньги мобилизуют.

Но эта группа людей, осознавших себя свободными, слишком хорошо была осведомлена об экономической и социальной реальности своего времени, чтобы не знать лучше дворян и хлебопашцев, что источник богатства и власти кроется не в коммерции (либертины никогда этого осознать не могут), которая породила их, а в многочисленной массе живущих на земле людей.

Определяющих горизонт возможностей. Дела. Слова.

Польская шляхта

В некоторых районах, например Мазовии шляхта эта босая (zascianki) составляла четверть всего населения (когда нормальное соотношение в предмодерне на 8 крестьян -2 человека остальных сословий, до первой аграрной революции конца Settecento)

В правовом смысле польская шляхта перестала существовать когда разделы Польши упразднили законы, определяющие её статус.

Некоторые, как магнаты Любомирские (1 млн крестьян им принадлежал) смогли потвердить своё дворянство в Пруссии и Австрии.

Некоторые смогли сделать это и в России, хотя в России 80% шляхты утратили свой статус и составили тот массив деклассированых людей, которые и были главным резервуаром и национализма и антирусских настроений, бушевавших на всём протяжении позапрошлого века.

Вот эти вот “утратившие статус”  и мутили воду.

Формируя конструкт "российской истории", попутно застолбили и химеру о "польской государственности", по-сути туманности неясной из 10 тыс микрогосударств (магнаты имеющие миллионы рабов и стаю шляхты, протодворянства не имеющего иерархии)

Полякам крупно повезло, что их в "историю" вписали как достойного врага.

На одном уровне со шведами. И собственно они такое отношениие вполне заслужили и вполне оправдали совсем недавними событиями.

История конечно не является наукой, история пишется не чернилами, а кровью.Чему тут удивлятся?

История пишется не на папирусе или бумаге, а на обломках рухнувших империй и пропахших порохом истрепанных штандартах победоносных полков, и пишут её победители, заинтересованные в нужном для себя освещении произошедших событий.

А побежденным, как там писал Бисмарк, оставляют только глаза, чтобы плакали кровавыми слезами и лелеяли химеры, например о "Польше от моря до моря.."

И побежденный терпила если и получает возможность писать свою "историю", то лишь на стенках сортира в лагере военнопленных. Обратят ли его при этом в раба, заморят тропической лихорадкой при строительстве очередного моста через реку Квай или переработают на мыло, значения не имеет.

Si vera narretis, non opus sit testibus.

Ну а поляки, вопреки всему, сейчас в отличии от нас вполне себе вернули территории на состояние 1772 AD

Ведь считается, что после крушения государства и общества,прерывании живой традиции, нематериальные сущности ещё живут 2-3 поколения, это по индикту Константина, а это только 45-60 лет...

Но Jeszcze Polska nie zginęła

А может завтра вернёт поляки в орбиту своего притяжения в том или ином формате и земли на востоке. Если смогут.

Вот она сила нематериальных сущностей. У нас этого нет. Прервалась связь времён, разорвана ткань социума по-живому и видимо навсегда.

Поэтому отношение, например у меня, к поляком двойственное, с большой долей зависти.

С одной стороны это прошитый на уровне фенотипа-генотипа "образ врага" исконного. Но отношение к этому врагу вполне уважительное.

Враг всё же вполне достойный, реально всё же не смотря на все предубеждения доказавший способность "не казаться, а быть".

С утончённой культурой и красивыми женщинами. С образом общего будущего, разделяемого и "слесарем и кесарем", со здоровой телеологией и аксиологией.

Ноуменальная сфера

В России к концу Seicento   уже господствуют канонические христианские имена, полностью вытеснившие имена-прозвища, существовавшие до того параллельно с основным именем.

Правильному именованию придавалось большое значение. Неправильное или в унизительной форме написание чьего-либо имени или прозвища могло повлечь обвинение в нанесении “бесчестья”.

Имена в зависимости от их социальной принадлежности употреблялись в трех видах: в полной форме (Василий), в качестве так называемого полуимени (Васюк) и уничижительной форме (Васька).

Пользование полным именем являлось прерогативой дворян; полуимя в повседневной жизни было признаком принадлежности к неблагородным сословиям.

Отчество в составе русской именной формулы выполняло тройную функцию: дополняло имя, отличая его обладателя (в дополнение к фамилии) от тезки, проясняло родство в кругу семьи (отец—сын) и выражало почтение (формула вежливости). Отчество могло иметь две формы: Петр Иванов сын и Петр Иванович.

Первая форма отчества (получившая название полуотчества) надолго стала основной, официально употребляемой для лиц всех сословий. 

При обращении к недворянам слово “сын” в обиходе обычно опускалось.

Вторая форма отчества (со старославянским окончанием -вич) со времени ее возникновения на исходе Cinquecento употреблялась как элемент особо почетной формы обращения (имя и отчество).

Право пользоваться ею рассматривалось как милость, и “сам государь указывал, кого следует писать с –вичем”.

В царствование Екатерины I составили список немногих лиц, которых в правительственных документах полагалось именовать отчеством с -вичем.

После введения Табели о рангах употребление отчества стало согласовываться и с классом чина.

При напечатании “чиновной росписи” та же Екатерина повелела особ первых пяти классов писать с -вичем, чинов VI—VIII классов — полуотчествами, а всех остальных — только по имени, без отчества.

Именование с -вичем на этом этапе являлось несомненным признаком дворянской принадлежности.

Затем эта форма отчества стала получать все более широкое распространение в сфере частных отношений дворянства и чиновничества, а с середины Ottocento — и других сословий.

Русские фамилии — одинарные и передавались только по мужской линии.

Фамилия, несомненно, являлась главной составляющей именной формулы, поскольку служила, в частности, более четкому осознанию родовой принадлежности, ее выражением.

Родовая фамилия матери терялась, что затрудняет генеалогические разыскания (хотя девичья фамилия иногда указывалась на визитных карточках).

Первыми в России появились княжеские фамилии (Trecento — первая половина Quatrocento)

К началу Settecento фамилии имели уже все дворяне-помещики.

Их фамилии большей частью образовались от отчеств (имени отца) и определили названия дворянских владений (деревень).

Наоборот, Жалованная грамота дворянству 1785 AD разрешала представителям этого сословия именоваться по названиям имений (что было весьма распространено, в частности, среди польской шляхты), но это право использовали немногие.