Ривароль

..Государство — корпорация “мертвой руки”. Поэтому все в нем подчинено ренте и извлечению пользы, и потому же в прежние времена говорили: “Король всегда остается несовершеннолетним, а монаршие земли неотчуждаемыми”.

..Для черни век Просвещения никогда не наступает.

Чернь — это не французы, не англичане и не испанцы; она одна и та же во все времена и во всех странах: людоед, выгадывающий как бы поживиться человечинкой; и, когда она мстит правительству, за преступления, не всегда доказанные, отплачивает злодеяниями, всегда очевидными.

..Полная защищенность собственности и неприкосновенность личности — вот как выглядит подлинная социальная свобода.

..У человека подчиненного вежливость — сословный признак, у благородного же она — признак воспитанности. Поэтому он, несмотря на революцию, сохраняет хорошие манеры, ведь по ним судят о его воспитании.

Человек же из народа будет груб, чтобы доказать, что переменил сословие. Он сквернословит и наносит оскорбления, потому что раньше повиновался и подхалимничал: так он понимает равенство.

..В спокойные времена слава определяется иерархическим порядком. В периоды революций она зависит от мнения черни; это время мнимых величин.

..Несчастная судьба благородного дома Бурбонов и бедствия эмигрантов возбудили при чужестранных дворах необыкновенную веселость.

Фридрих изрек: “Мы, северные короли, всего лишь мелкие дворяне; французские же — великие властители”. Так зависть повлекла за собой ненависть, а последняя, возможно, и преступление.

..По Вольтеру, чем более просвещенными будут люди, тем более свободными они станут. Последователи его, наоборот, говорили народу, что чем свободнее он будет, тем просвещеннее. Отсюда и вся разруха.

Дворяне забыли принцип, согласно которому вещи должны сохраняться тем способом, каким возникли. Аристократы же шпагой отстаивали свой дух и пером — свое звание.

..Если бы 10 августа Людовик XVI пал с оружием в руках, кровь, окропившая лилии, принесла бы более изобильный плод, чем вышло на деле. Смерть на эшафоте, окруженном безмолвствующим народом, навсегда ложится позорным клеймом — и на нацию, и на трон, и даже на само воображение.

..13 вандемьера Бонапарт привел в исполнение то, в чем после 10 августа был ложно обвинён Людовик XVI: он стал преемником Робеспьера и Барраса, что было уже нетрудно.

Бонапарт находится у власти, потому что он отдал приказ стрелять в народ и по-тому что действительно совершил то преступление, в котором несправедливо был обвинен Людовик XVI.

С утеса на утес Франция падала в бездну. Она пробовала зацепиться за штыки: хватило бы горстки солдат.

Впрочем, Париж был уже совсем другим; общественное мнение в нем исчезло. Оставалась лишь обширная воровская малина да полиция.

Наши поэты хотели бы видеть в Бонапарте нового Августа, воображая, что сами от этого превратятся в Вергилиев и Горациев. Однако умом он до Августа не дотягивает; прежде всего в том, что касается его строя. Разговоры всегда ему вредили, потому и пришлось включить в свиту офицера, напоминавшего ему о необходимости молчать.

Устав от порядка, французы начали резать друг друга; устав друг друга резать, покорились игу Бонапарта, забивающего их теперь на поле брани.

Когда меня в 1790 году спросили об исходе революции, я ответил: “Либо у короля будет армия, либо армия породит короля”.

И добавил: “Мы увидим, как из ее рядов выйдет один удачливый солдат, ибо конец революции всегда полагает сабля: Сулла, Цезарь и Кромвель тому примеры”.

Забавно было бы посмотреть, как философы и безбожники однажды, скрипя зубами, потащатся за Бонапартом к мессе и как республиканцы станут расшаркиваться перед ним.

Еще бы! они ведь клялись расправиться с каждым, кто возжаждет короны. Забавно было бы увидеть, как сам он однажды учредит большой орденский крест, чтобы награждать им королей, как будет раздавать княжеские титулы и путем женитьбы соединится с каким-нибудь королевским домом…

Но горе ему, если он не всегда остается победителем.

…Людовик XIV осветил все отрасли управления таким ясным светом, что его, если можно так выразиться, оборудование проработало вплоть до 1789 года.

Его собственные распоряжения и донесения его интендантов подтверждают это.

Наши оклеветанные администраторы жили традициями этих своих предшественников.

В период революции ветви управления стали подобны лесным угодьям, разграбляемым без зазрения совести.

Отсюда произошли те колоссальные состояния, один вид которых вызывает тошноту.