Поджог в Прямухино: посильные предположения

вы представляете себе русский народ как какую-то безликую и покорную массу, пресловутое "население", которое на все согласно и само думать не в состоянии. его спаивают - оно спивается. и никаких рефлексий по поводу способности русского народа думать. то есть, будучи русским нацистом/националистом/патриотом (это не так уж важно), вы возводите на русский народ гораздо больше всяких напраслин, чем даже его доброжелатели.

Ещё водка была «валютой». Это её свойство я знал по селу Тарутино, где у нас была дача и где я с бабушкой проводил лето.
Водкой расплачивались за разную помощь и услуги. В те времена это было не столько проявлением тотального пьянства (пить по-чёрному и массово начали всё-таки в конце восьмидесятых — начале девяностых, а тогда на дворе стояли более спокойные времена), сколько своеобразной деревенской деликатности. Напрямки брать деньги за труд было не принято, поскольку это разрушало иллюзию «добрососедской помощи», которая была совершенно необходима для поддержания нормальных отношений, как они тогда понимались: ведь совершенно невозможно общаться с человеком по-человечески, когда ты платишь ему деньги за работу, да ещё и торгуешься за рубль. А вот бутылка–другая в качестве бакшиша считалась уже как бы и не платой, а угощением.

Проблемой было то, что самые совестливые настаивали на том, чтобы водка и в самом деле была угощением — то есть они норовили не только получить бутылку, но и раздавить её вместе с дарителем, да ещё и поговорить за жизнь. На это дело у нас обычно отряжался дед: «ты мужик, ты и пей». И каждый раз после починки крыши или завоза какого-нибудь пилёного бруса дед, вздыхая, шёл расплачиваться. Потом пил таблетки и морщился, вспоминая, как мужички хлопали его по спине, называли «Михалычем» и делились жизненными историями по баб.

Впрочем, тут были свои тонкости. Например, отношение к алкоголю и его употреблению существенно различалось у людей среднего возраста и старших. Например, выделялось отношение к «этому делу» у твёрдых костяных деревенских старух, ещё помнящих прежние времена и воспитанных в старом духе. По молодости лет я ихними мнениями не особо интересовался, но разговоров — обыкновенно в гостях за столом — таки наслушался. Сейчас я сильно жалею, что слушал их старческое брюзжание вполуха: теперь-то уже ничего не вернёшь, те бабуси перемёрли. Но кое-что всё-таки зацепилось и поддаётся разматыванию.

Во-первых, старухи безусловно считали трезвость добродетелью. Помню, как одна такая бабка с гордостью рассказывала о своём давно покойном супруге: «Путеец он у меня был, настоящий путеец, не пил вот нистолечко, только на праздник или ещё чего там, и всегда одну». Другая рассказывала, как в деревне, где она жила, мужики однажды устроили по пьяни какое-то «безобразие», потом очухались и порешили в рот не брать год, о чём дали церковный зарок… Вообще, их отношение к непьющим людям было примерно как к монашествующим: таковых считали если уж не праведниками, то, как минимум, людьми, взявшими на себя некую дополнительную ношу, причём ношу духовную.

С другой стороны, все они относились к выпивке как к явлению естественному и даже необходимому, ибо твёрдо знали, что «мужик должен пить», потому что такая уж у мужика планида. Многие умели «гнать», причём знали в тонкости процесс перегонки и очистки продукта — и знанием этим охотно делились. К традиционным государственным запретам на «это дело» относились с презрительным терпением: начальство вообще воспринималось как источник зла и нестроения, а уж в этом вопросе — тем более.

У меня сложилось впечатление, что привилегия «изготовлять продукт» в те времена была закреплена в общественном сознании именно за старшим поколением: это считалось «их работой»: бабки-самогонщицы были, а вот, скажем, тёток или девок — нет. Потом ситуация поменялась, но то потом.

Совсем уж специфическое отношение у старых людей было к «белой». Если коротко — её считали полуфабрикатом. Даже те, кто не умел или не хотел «гнать» самолично, обязательно пускали водку или самогон в доводку — как правило, настаивали на каких-нибудь цветочках или корешочках, на можжевельнике и на смородиновом листе, делали наливки и т.п. Хорошей хозяйке, по их представлениям (чуть не написал «понятиям», но вовремя вспомнил, что тогда у людей, полагалось, наряду с малосольными огурчиками, мочёными яблочками и домашним вареньем — держать у себя соответствующий набор разноцветных бутыльков. «Магазинная бутылка» на столе, особенно на праздник, воспринималась не то что плохо (не отказывались, ой не отказывались), но всё-таки косо.

Но то были бабки и дедки. Уже следующее поколение деревенских смотрело на вещи проще. Поэтому для себя предпочитали «магазинную», а всё остальное считали потерей времени. Они употребляли словечко «накатить», причём накатывали стаканами, «чтоб долбануло». Умение держать удар спиртяги ценилось, более того — входило в список мужских качеств. Приводило это к плохому: например, наш сосед, укомплектовавшись стакашкиным, пошёл купаться и чуть не утонул: дед мой его вовремя вытащил, после чего ему пришлось отмечать это дело со спасённым... Ещё один хмырь утопил в нашей мелкой, заросшей тиной речке Наре трактор.

Но у себя внутри я нахожу куда меньше желания работать за благосостояние, чем за общественный интерес.
И кажется - не один я все же такой.

На сём месте русское воинство под предводительством фельдмаршала Кутузова спасло Россию и Европу... И да будут берега Нары столь же славны, как берега Непрядвы, на которых нашли гибель полчища Мамая.

(цитирую по памяти, так что могу ошибиться)