"Никому не нужно это население"

Е.А.: Продолжительность жизни населения Российской Федерации, безусловно, серьезно завышена во всех публикациях. И мы все твердо знаем точки ошибок. Мы можем сказать, что вот это – неверно, что так не бывает, что это надо править. Но если мы начнем править, то это будет некая подгонка под точку зрения. Можно все так хорошо поправить, а потом сказать: «Вот видите, я доказал, что…» И встает вопрос: на что мы опираемся? На мою точку зрения? Возникает порочный круг. Приходится работать с неточными данными - но теми, которые наблюдаются.

Л.Б.: А что делать?

Е.А.: По крайней мере, делать и так, и так. Ну, вот возьмем статистику последних лет. С 80-х годов на профессиональном уровне, а с начала 90-х уже во весь голос идет разговор о том, что в России консервативное определение живорождения. Что огромное количество детей, родившихся с малой массой тела и умерших на первой неделе жизни, в России как умершие не регистрируются. Это абсолютно известный факт. И детская смертность у нас получается 9 промилле, а если сделать поправку, то будет 15.

Л.Б.: Да, это один из факторов, который завышает продолжительность жизни. А поскольку это новорожденные, то он сильно завышает. Гораздо сильнее, чем умершие в 85 лет, и у кого дожитие невелико. [...]

Е.А.: Вообще, если говорить о российской статистике, самое печальное, что у нас нет института коронеров или чего-то, что его замещает. Непонятно?

Значит, так, есть американский детектив, и там человек умер. Первым приезжает коронер и убеждается в том, что это не убийство и не самоубийство, что человек умер естественным путем. Если это самоубийство, то это расследуется, и должно быть доказано, что это самоубийство. Если убийство, то это тем более расследуется, и должно быть доказано, что это убийство. А если это нормальная смерть, то врач должен установить диагноз и написать, отчего он умер. Вот так все это происходит.

А у нас в огромном количестве заключений написано: «несчастный случай с неизвестными намерениями».

Л.Б.: Намерениями?! Чьими - того, кто умер?

Е.А.: Ну, это плохой перевод с английского. Известно, что человек умер. Но неизвестно, убили ли его, покончил ли он с собой или это просто случайность.

Л.Б.: Это для случаев насильственной смерти или для каких-то причин, не связанных с заболеваниями?

Е.А.: Да, и их очень много. В некоторых регионах таких случаев больше, чем убийств и самоубийств вместе взятых.

Л.Б.: Я думаю, часть убийств и самоубийств туда просто входит, поэтому их, естественно, в сумме больше.

Е.А.: Это известный факт, что у нас число убийств по данным МВД гораздо меньше, чем число убийств по данным Росстата.

Л.Б.: То, что эти данные у нас не согласуются, это известно. А как это получается? Откуда берется эта разница?

Е.А.: Потому что нет коронера. Человек вроде бы убит. Врач судебно-медицинской экспертизы написал, что он убит. Потому что трудно пустить себе пулю в затылок самому, а в МВД это никто не зарегистрировал.

Л.Б.: А раз не зарегистрировал, значит, это не пошло в статистику.

Е.А.: Да. То есть дело не возбуждалось.

Л.Б.: И пока нет такой системы, как в Европе, с этим ничего нельзя поделать?

Е.А.: Да, как в Европе или в Соединенных Штатах, где каждая смерть является объектом расследования. Каждое самоубийство должно расследоваться, потому что хорошо имитированное самоубийство – это простейший способ убийства. Мы это хорошо знаем из детективов.

Е.А.: Проблема в том, что в России никто не заинтересован в получении полной и объективной информации о населения.

Л.Б.: Нет субъекта заинтересованности?

Е.А.: Да. Никому не нужно это население.