Как нам обустроить российскую фэнтези, ч. 1

К этому.

Как известно, Россия славится русской водкой, русским оружием, и русской литературой. При этом «славится» отнюдь не означает «делает это лучше других». Можно ведь сказать, что русская водка никак не дотягивает до класса «премиум», автомат Калашникова уступает «узи», да и читаем мы всё больше «переводное», а не национального писателя Толстоевского. Однако, как ни странно, всё это не так уж важно. Все же прекрасно понимают, что обозначенные несовершенства временны, а значит - устранимы. То есть - так быть не должно, и, если не случится чумы, мора, и приватизации, всё как-нибудь исправится. И национальные святыни снова сложатся в традиционный российский натюрморт: «ружжо самолучшее» и скляница со жгучим воздухом, вкупе олицетворяющие собою название главной русской книжки «Война и мир», под ними лежащей.

Если кто подумал, будто я иронизирую, то зря. Это именно что национальные ценности, заслуживающие нелицемерного уважения. Потому я не смог пройти мимо довольно-таки серьёзного обвинения в свой адрес - а именно, в сочинении и распространении зловредного мифа, мешающего развиваться перспективной ветви русской литературы, а именно российской фэнтези.

Будем далее (ради экономии времени) считать, что все читатели уже сходили по указанным ссылкам, и имеют представление о предмете разговора. Поэтому сразу соглашусь: известные резоны для подобных подозрений, как ни крути, имеются. Причём не только те, которые можно найти в моей статье. Я и в самом деле безо всяких симпатий отношусь к той части российской фэнтези, которая занимается упражнениями на тему «эльфов, рыцарей, и драконов». Каковыми В. Возницын, напротив, рекомендует предаваться.

Для того, чтобы хоть как-то аргументировать свою позицию, вернусь к главному пункту расхождения. В. Возницын исходит из того, что «авторы статей, подобных текстам К. Крылова или Н. Мазовой, не желают примириться с одним, но весьма простым фактом -- никакого архетипического своеобразия русской культуры не существует». И дальше заявляет: «Мы -- часть культуры общеевропейской. Крайне своеобразная ее часть, вроде византийской или скандинавской, но все же органичная и имеющая те же корни. Восходящие не только к христианской, но и к средиземноморской (греческой и римской) традиции… Мы не береза, выросшая в тени дуба, как пытается нас уверить К. Крылов, мы -- одна из ветвей этого дуба. Попытки же выхода за рамки общеевропейской культурной традиции чреваты для автора художественным поражением.»

Начнём с конца. Что такое, собственно, «выход за рамки общеевропейской культурной традиции»? Оказывается, это самоограничение исключительно европейским «культурным материалом». «Надо только отдавать себе отчет» - пишет Возницын - «в каком случае к какой именно традиции прибегать. И помнить об ограничении в восприятии у читателей - у них вызывают отклик только европейские (в самом широком смысле этого слова) эпические образы. Создавать фэнтезийные эпосы на тибетском или папуасском материале - только бессмысленный и малорезультативный литературный эксперимент.» Интересно, что сказали бы на это западные фантасты, которые давным-давно освоили, и активно пользуют, индийские, тибетские, да и папуасские, мифы и предания, причём отнюдь не только в рамках фэнтези, но и в SF. (Тут можно вспомнить не только желязновские «Создания света, создания тьмы», с Тотом и Осирисом, но и гибсоновскую киберпанковскую трилогию, с его вудуистскими божествами.)

Западный читатель всегда отличался всеядностью и любовью к экзотике, так что напугать американского ежа голым Буддой проблематично. Мультикультурализм, хоть имя дико, вполне успешно заменяет «всечеловечность»: обычный читатель фэнтезийной продукции с интересом прочтёт что-нибудь про битву Мбуту и Нкелеле, прежде чем вернётся к испытанным эльфам и драконам. Невелика, вообще-то, наука - пользовать чужие мифологические традиции. Однажды открытый Профессором (JRRT) алгоритм прекрасно работает на любом материале.

В связи с этим возникает закономерный вопрос: а что было бы, если б какой-нибудь западный автор из первой десятки по каким-то причинам заинтересовался бы русскими былинами, да и выдал на-гора эпопею «Vladimir King», или, скажем, «Kazak Mamai»? Что это было бы? «Славянская фэнтези»? Очевидно, нет. Это было бы типичное западное фэнтези.

Интересно, однако, почему именно русской тематики (которая ничем не лучше, но и не хуже «Мбуту и Нкелеле») западные фантасты так старательно избегают. Более того: если присмотреться, выяснится интересная вещь. Если «русские» (или «советские») допускались в SF (и даже иногда выглядели вполне симпатично), то в фэнтези им места не нашлось ни в каком виде - ни тушкой, ни чучелом. Даже в качестве врагов. При этом, разумеется, «обозначать» место русских на символической карте мира начал ещё Толкиен (понятно, кто такие «орки»). Избегали именно погружения в русскую мифологию, причём даже самого поверхностного. К мумбе-юмбе относились с большим интересом.

Это, разумеется, можно списать на скудость «русского мифа». Отчасти это верно, но, как мне представляется, есть и более глубокая причина. А именно - западные литераторы (точнее, западные издатели и менеджеры, которые и определяли издательскую политику) сознательно избегали вложений в «русскую тему».

Речь идёт не о пропагандистской стороне дела как таковой - или, во всяком случае, не только о ней. Просто литератор, пишущий книгу о ком-то или о чём-то, тем самым делает рекламу (или, наоборот, антирекламу) этому кому-то или чему-то. Но даже антиреклама может быть способом привлечения внимания. Дальнейшее уже зависит от самого предмета интереса: если он привлекателен, то он останется таковым даже в том случае, если на него собрались поглазеть как на интересное уродство. Литература (как, впрочем, и любой другой род искусства) - это средство, позволяющее инвестировать внимание и время (оно же - деньги) читателей в определённые объекты. (То, что некоторые из них «не существуют на самом деле», ничего не меняет: инвестированное внимание никуда не девается, и находит себе объект приложения, даже тогда, когда на это трудно рассчитывать. Например, «толкиеновский» бизнес - сначала издания и переиздания книг самого Профессора, потом сопутствующей литературы, потом, с появлением толкиеновских клубов и обществ - организационных расходов, всё время наращивал обороты, пока дело не увенчалось известным фильмом, и объявлением Новой Зеландии «истинным Средиземьем». Можно даже прикинуть годовой бюджет Средиземья - он, скорее всего сравним с бюджетом какого-нибудь (не самого бедного) африканского государства.)

Главный капитал, которым обладает человек, народ, или государство - это симпатии к себе. В этом смысле Дюма или Бальзак сделали для Франции не меньше, чем Наполеон или де Голль: они завоевали для Франции сердца и умы многочисленных читателей, что в конечном итоге оказалось важнее военных побед.

Так вот. Европейцы всегда предпочитали изображать Россию не только и не столько чем-то «ужасным и опасным» (ужасное и опасное может кого-то и привлечь), сколько чем-то отвратительным, невыразимо гадким, и потому - неудобоописуемым. (Достаточно почитать бредовые описания «советской действительности» у того же Флеминга - человека, неплохо информированного о советских реалиях.)

Тем более, никакой работы с «русским материалом» на уровне мифологии вестись не могло: любая мифология, если копнуть достаточно глубоко, оказывается привлекательной. Поэтому обращение к ней всегда работает на того, чья эта мифология.

Теперь можно охарактеризовать деятельность тех литераторов, которые пишут (по-русски) про «остров Авалон», эльфов и драконов. Это есть ни что иное, как систематическое инвестирование внимания русских читателей в чужую культуру. Это можно сравнить с банальным вывозом капитала. Каждый очередной том про эльфов и короля Артура, написанный «без дураков», всерьёз и с пафосом - это внимание, ум, фантазия, и «жар души» русских людей, вывезенные на Запад, к «заветным берегам».

Нельзя сказать, чтобы этого никто не принимал в расчёт. Отнюдь нет. «Там» распространение западных стандартов (в том числе в нестандартных областях) давно уже является неотъемлемой частью Большой Политики. «Здесь», впрочем, тоже находились свои умницы и умнички. Правда, это были, как правило, те, кто вполне охотно и сознательно занимались подобным «вывозом». Например, замечательный (говорю без иронии) сериал т.н. «Макса Фрая» про Ехо заканчивается прямым признанием того факта, что все эти книги написаны ради «вложения внимания» читателей в создаваемый образ. (При этом «Ехо» представляет собой крайне идеализированный Запад, каким он представляется воображению российского обывателя, а сюжет сводится к развёрнутой апологии эмиграции. Неудивительно, что в одном из романов серии («Гнёзда Химер») имеет место выразительнейшая сцена, где свиноподобные «славяне» (попросту говоря, русские) описаны с каким-то запредельным омерзением. Интересно, что это было принято критиками как должное: лишних вопросов к автору по этому поводу не возникло.)

Теперь, наконец, можно вернуться к заявленному тезису: «Мы не береза, выросшая в тени дуба, как пытается нас уверить К. Крылов, мы -- одна из ветвей этого дуба.» В данном пункте я не буду ссылаться на мнение самих европейцев - хотя оно, увы, вполне однозначное, и для нас крайне нелестное. Лучше всё же объяснить, почему мы всё-таки «не Европа» (и не Запад вообще), и никогда не станем. Скажу больше: мы в меньшей степени Запад, чем, скажем, многие страны «третьего мира», в том числе и не самые развитые.

Прежде всего. Запад - это политический проект. Это совокупность государств, объединённых не столько географической, языковой, или культурной близостью, сколько единообразием «принятых порядков», то есть систем администрирования, управления, ведения дел (в самом широком смысле слова). Эти системы появились несколько веков назад на территории Западной Европы, и с тех пор распространились по всему миру, сделавшись de facto «цивилизационным стандартом». Важно, однако, вот что. В истории был период, когда практически весь мир, за исключением нескольких государств и культур, находился под прямым контролем Запада. В колониальный период Запад был в буквальном смысле слова везде. Все государства, возникшие в ходе «деколонизации», были созданы (именно как политические организмы) западными людьми. Я бы сказал так: страны «третьего мира» являются государствами в той мере, в какой они являются западными государствами. Большинство этих стран сохранили языки колонизаторов в качестве государственных (например, так поступили Индия и Нигерия), их управленческие структуры копируют аналогичные конструкции бледнолицых в пробковых шлемах, и т.д. Разумеется, многие «местные черты» сохранились - но именно как помехи в работе механизма, установленного и смонтированнного белыми (как, например, тот же африканский трайбализм). Успешная же модернизация обозначает успешную вестернизацию. Та же Япония, жёстко вестернизированная американскими войсками и американскими же менеджерами, сохранила реальной «самобытности» ровно столько, сколько позволили американцы.

В тех случаях, когда эти механизмы ломались, воцарялась нищета, дикость, и хаос, но не возникало ничего оригинального, - а, значит, и опасногою

В настоящее время Россия является единственным крупным государством, не имеющим опыта долговременной западной оккупации (Китай подобный опыт имел). Все политические институты, существующие на этой территории, были созданы не непосредственно Западом, а, в лучшем случае, на условиях «работы по патенту». Более того: в XX веке России удалось создать (на короткое время) альтернативную западной систему управленческих институтов, которая оказалась транслируемой (например, опыт создания и функционирования «партии нового типа» востребован Китаем, а также рядом других стран с авторитарными и полуавторитарными режимами). В этом смысле Россия - самая «антизападная» страна мира; Индия или Сингапур куда ближе Западу, чем мы.

Это проявляется и на деле. Западные бизнесмены охотно вкладывают средства в экономики Индии, Китая, Кореи, Филиппин, не говоря уже о «почти совсем своих» латиноамериканских странах. А западные эстеты охотно читают какого-нибудь очередного Рушди, Павича, и прочих «интересных этнических авторов», дают призы «новой волне иранского кино», и расточают похвалы «реализму корейских режиссёров». Нет, нас не замечают не из-за «разницы в размерах»: все более мелкие уже отмечены хоть маленьким, но приятным знаком внимания. Только русским ничего не достаётся на мировом рынке аплодисментов. И, очевидно, не достанется.

При этом не надо обманываться: тот факт, что мы белые, и внешне напоминаем европейцев, нам скорее вредит в их глазах. Потому что сходство без тождества вызывает куда большее отвращение, чем явно выраженная чуждость. Человек может любоваться пушистым котёнком, собачкой, даже лягушкой и червём - а вот обезьяны обычно вызывают отвращение, именно потому, что они слишком похожи на людей, разумеется - на уродливых людей. Русский для европейца - такая же обезьяна, отвратительная своей похожестью на «настоящего белого человека». (Это не исключает того факта, что на Западе попадаются русофилы. Однако, их единицы, чего не скажешь о синофилах, или о каких-нибудь поклонниках «индийской мудрости».)