Классический анекдот о ветеране, который, наливая себе жигулёвского, думает "а если бы мы тогда отступили, пил бы баварское", я впервые услышал от ветерана.
Дядя Коля (я в детстве звал его так, а когда я вырос, он умер - так что пусть будет "дядя Коля") был из тех самых, кто "прошёл всю войну". Правда, наград у него не было. То есть были, целый иконостас - отобрали вместе с погонами.
Загремел дядя Коля он за классическое военное преступление: отдал приказ (точнее, позволил) раскатать танками немецкий хутор.
В своём поступке он абсолютно не раскаивался. Во-первых, потому, что считал его адекватным - немцы сожгли его деревню, и что-то ещё такое там было (уже не помню точно, что именно). А, во-вторых, он, кажется, был внутренне убеждён в чём-то типа "по-другому было бы неправильно". Это никогда не выражалось в словах, скорее - в инонациях, что-ли. Но, насколько я помню, в этом не было никакой мстительности, даже пресловутого "мы им вломили". Скорее - этакое спокойное ощущение полностью сделанного дела: дебет с кредитом сведены, гештальт завершён. "И больше они на нас не полезут" - в этом он, кстати, был убеждён твёрдо.
"Про войну" он рассказывал всё больше "забавности", разумеется - не без чёрного юмора и фекально-генитальной тематики, не стесняясь моего нежного возраста (и, в общем, был прав - дети ведь обычно догадываются, что такое жопа и хуй, и для чего они нужны). "Тема подвига" в этих рассказах отсутствовала как класс. Профессиональное ветеранствование, каковым не гнушались даже близкие его друзья, вызывало у него нечто вроде брезгливого недоумения. Но, что характерно, никакой фронды - и уж, тем более, ревизионизма - по отношению к военной теме - у него не было и в помине. Это ощущение того, что всё было сделано правильно, и все счета оплачены и закрыты, как-то покрывало всё остальное.
У дяди Коли было две дочки. Младшая вышла замуж, скажем так, неудачно. Не то чтобы зятёк был каким-то монстром - скорее, просто говнистым мужичком со склонностью к бытовому пьянству.
Однажды Лена (дочка) позвонила моей маме в слезах, и расскала, что её пьяненький муж за обедом понёс что-то про то, как мы хуёво тут живём, в то время как люди в нормальном мире живут по-человечески. И, в частности, озвучил этот самый анекдот про баварское пиво (который, повторяю, дядя Коля прекрасно знал, и рассказывал "при детях"). Но, видимо, озвучил он его как-то не так - то есть, похоже, "на серьёзе".
Дядя Коля, долго всё это слушавший, встал, подошёл к зятьку (нехилому мужику) и молча дал ему по морде. Зятёк, и без того недолюбливавший тестя, а тут ещё и - - -, тоже встал, и со всей дури треснул старика по зубам. Дед, разумеется, упал. Потом поднялся, вытер кровь с лица, взял чайник с кипяточком, и выплеснул зятьку в лицо. Тот успел увернуться, поэтому почти не обварился. Дальше, разумеется, начался безобразный скандал. Не помню уже, как развивались дальнейшие события и чем всё закончилось. Наверное, ничем: при всей взаимной нелюбви "площадь" была одна, и небольшая, так что сосуществование продолжалось. Тем не менее, зятёк зарёкся выступать на общественно-политические темы в присутствии "папашки".
Потом дядя Коля умер. На поминках пьяненький, как обычно, Толя (зятёк) пустил слезу, и даже назвал покойника "настоящим мужиком", добавив сакраментальное "теперь таких нет".
Военные преступления тестя Толя от души осудил, когда узнал от знакомого, сколько стоят на чёрном рынке те ордена, которых дядя Коля так непредусмотрительно лишился. С тех пор он называл покойника исключительно "твой мудак папашка". Это, может быть, пошло "в копилочку", где и так было много всего. Через некоторое время Лена с Толиком развелась, после чего как-то быстро пошла в гору.
В 1995, кажется, году, она посетила Германию и привезла оттуда пуховую перину. Пресловутое пиво на неё не произвело большого впечатления. Впрочем, она никогда особенно не любила пиво.
)(
