Константин Крылов (krylov) wrote,
Константин Крылов
krylov

Category:

Памяти Аверинцева (окончание)

Начало здесь.



4.
Христианство Аверинцева - отдельная важная тема.
В ту эпоху "быть христианином" (православным, а того пуще инославным) означало быть инакомыслящим. Но инакомыслящим с совершенно особым статусом, о котором придётся сказать подробнее: сейчас эти тонкости уже не очень памятны, а то и вовсе непонятны.
Православная церковь была почти единственной организацией, существовавшей легально и при этом официально признанной "отделённой от государства". Цена этой отделённости - особь статья, но это был совершенно неубираемый пунктум, освящённый авторитетом Ленина.
Соответственно, с верующими нельзя было обходиться так же, как с прочими "этакими". Например, некоторые важные для православных мероприятия - скажем, крёстный ход - нужно было разрешать. Правда, публику отвлекали от этого известными способами: например, пускали "как раз в этот день" по телевизору музыкальную программу, где показывали "даже Скорпионс и АББУ". Но это была именно заманка, а не прямой административный запрет.
Соответственно, любой активный верующий рассматривался как своего рода легальный диссидент. Наказать непосредственно "за крестик на шее" не представлялось возможным - зато устраивали всякие негласные обструкции. Особенно плохо приходилось людям видным и популярным.
Сергей Сергеевич мог "заниматься христианством" легально - в качестве византиниста, а также как специалист по ветхозаветному иудаизму. Но - "заниматься", а не "быть".
Кстати, о Византии как теме. Византинистика - дисциплина крайне неблагодарная, особенно на фоне того чёрного пиара, который был сделан на Западе для второго извода Римской Империи и который был всосан русской общественностью. Тон был задан чаадаевскими строками: "Что мы делали о ту пору, когда в борьбе энергического варварства северных народов с высокою мыслью христианства складывалась храмина современной цивилизации? Повинуясь нашей злой судьбе, мы обратились к жалкой, глубоко презираемой этими народами Византии..." Отношение к Византии как "жалкой и презираемой этими народами" (читай - европейцами, то есть Хозяевами Дискурса, в т.ч. и научного) так и осталось. Плюс к тому же уровень и качество знаний, потребных для серьёзного занятия византийской проблематикой, всегда был очень высок. В целом получалось, что заниматься Византией - всё равно что изучать "средневековую Венгрию": нужно учить невероятно сложный язык, разбираться в тёмной и непонятной, как история мидян, истории, чтобы потом всю жизнь ковыряться в каких-то никому не интересных вещах... "То ли дело la belle France".
Огромная заслуга Аверинцева состоит в том, что он сделал Византию модной. В самом лучшем смысле этого слова: статус византистики поднялся неимоверно, причём не только в глазах специалистов, но и широкой публики, не чуждой "запросов". "Поэтику ранневизантийской литературы" читали примерно как "Мастера и Маргариту" - брали на день-другой у друзей, ксерили (как самиздат), или покупали за хорошие бабки. Средняя цена на хороший экз. у "спекулей" в начале восьмидесятых была где-то 60 р., но особо жаждущие брали и за стольник. Это был успех, масштабы которого сейчас трудно даже вообразить.
Но вернёмся на прежнее. Аверинцев, конечно, был христианином "меневского склада". То есть, попросту говоря, экуменистом, филокатоликом и юдофилом.
Сейчас всё это звучит нелестно, но тогда это была позиция понятная и оправданная. Его филокатолицизм и юдофилия оправдывался традицией, то есть соответствующими убеждениями русских религиозных философов, прежде всего Владимира Соловьёва и Вячеслава Иванова. То есть всё это было в высшей степени интеллектуально респектабельно. Сейчас, когда прокатолические симпатии стали модными, а юдофильство - строго обязательным, как марксизм-ленинизм, это всё может вызвать не самые лучшие чувства - но надо делать скидку на Zeitgeist. Аверинцев и в самом деле любил католичество, как высшее проявление любимой им западной культуры (которая для него была Культурой Вообще), и искренне преклонялся перед евреями и всем еврейским - преклонялся причём не по обязанности, а зряче, разбираясь, входя в тонкости.
В дальнейшем, однако, его филокатолицизм принял "известные и ожидаемые формы". Уже в эмиграции, в "австрийский" период, он причащался и молился в католических храмах, дружествовал с Папой Римским, и т.д. Того же свойства была и его "кочетковщина" - о чём, впрочем, не мне рассуждать. Во всяком случае, с "церковным начальством" (то есть руководством РПЦ МП) он поссорился очень серьёзно, и только взаимное нежелание обострять отношения (С.А. лишь раз опубликовал неприятный для РПЦ МП текст - я имею в виду статью "Мы и наши иерархи") не привело к публичному скандалу.
Я не хочу также говорить о религиозном творчестве Аверинцева, будь то переводы псалмов или его собственные стихи на библейские темы. Судя по всему, он совершил какой-то очень существенный сдвиг в наших представлениях о библейских текстах - как и о "библейском" вообще - суть и масштабы которого мы, возможно, ещё не вполне осознали. Во всяком случае, суховатый синодальный перевод после аверинцевских экзерсисов читается, скажем так, по-другому. Не уверен, что это хорошо - но, опять же, пусть об этом судят люди более просвещённые и более "в теме".
5.
В славный период перестройки Аверинцев, как и многие другие, был использован демшизой в качестве "ещё одного кирпича в рожу коммунякам".
Политическая карьера С.А. была недолгой. Он был депутатом на знаменитом Съезде (сам не хотел, но попросили Очень Уважаемые Люди), где сполна вкусил того, что обречён вкусить артист, выходящий за пределы привычной роли. Впоследствии он сравнил себя с Катоном, "чьи предложения тоже не проходили". Сравнение безвкусное, но Сергею Сергеевичу вообще стал изменять вкус: верный признак кризиса жанра.
Некоторое время его ещё примеряли на роль "властителя дум". В тот момент была выпущена и самая популярная - точнее, самая массовая - книжка С.А. Называлась она "Попытки объясниться", и вышла в библиотечке журнала "Огонёк". Если кто не помнит - перестроечный "Огонёк" (сильно напоминавший по своим идеям "Искру" позапрошлого века) выходила каким-то гомерическим, миллионным тиражом, равно как и "библиотечка". Таким образом, этот сборничек статей стал самым известным творением ума Аверинцева.
Интересно, что он начинался с рассуждения о позе и жесте, в буквальном смысле этого слова. А.С., невинно кокетничая, говорил о жесте "отвлечения от письменного стола" - неохотного, с усилием, переключения внимания учёного анахорета на презренную злобу дня. Впрочем, для анахорета Аверицев был слишком искушён в текущих раскладах - но это бы ладно.
Однако, впоследствии ставка была сделана на тотальный цинизм, в каковскую парадигму никакие "великие" не вписывались по дефиниции. И эту затею оставили.
Разумеется, Аверинцев был и остался "радикальным демократом": иных вариантов просто не предлагалось. Какое-то время его прочили в официальные властители дум сахаровского образца, но не склеилось: вакансия оказалась не то чтобы занятой, но ненужной. Жоркие и хищные демократы первой волны не нуждались в дядечках, которые могли не вовремя ляпнуть "тише, тише, осторожно". А от Аверинцева, "с его блаженненьким взглядом и закосом под дурачка" (это не мои слова, это буквальная цитата из разговора тех времён с одним демшизоидом средней руки) вполне можно было ожидать чего-то подобного.
Как ни странно, но именно быстрое отлучение от политики позволило Аверинцеву сохранить в неприкосновенности раннее "демократское", "сахаровское" самосознание.
Равно как и эмиграция.
5.
Последние годы жизни Аверинцев провёл в "самом сердце европейской культуры" - в Вене, в стандартном для гуманитарного эмигранта высокого уровня статусе профессора русской литературы. Наверное, там ему было хорошо: венское золото, помпезность, запах лошадиного помёта, сладкий, как шоколадный торт "Sacher", и невыветрившийся дух давно канувшей в Лету империи - это как раз то, что нужно умному усталому человеку, чтобы спокойно встретить старость.
Он время от времени ещё писал что-то "на Россию дедушке" - это даже публиковали в русских журналах. Но чем дальше, тем больше уютный войлок забвения (а вернее сказать необязательного уважения - когда "почитать ещё можно", но уже не нужно реагировать на сказанное) укутывал каждое его слово. Он ещё что-то говорил, что-то делал - однако, с каждым его словом толщина ватного слоя только увеличивалась. Закутанный в эту вату, он прожил десятилетие в гемютном комфорте и спокойствии, каковые, без сомнения, вполне заслужил. Здесь, по эту сторону жизни, он получил от Господа награду свою. И это радует ну хотя бы как многообещающий прецедент.
Ему и в самом деле нечего было больше делать в России - страшной, дикой, косматой стране, среди того ада, который устроили для его бывших соотечественников его друзья - или друзья друзей. Он стал несвоевременен и неуместен. Зато в Вене он охотно играл роль человека "несвоевременного и неуместного" - то была последняя роль, которая ему ещё оставалась. Оставшиеся поклонники отсылали в Россию по e-mail истории вроде: "Идём мы в Вене по улице, Аверинцев пытается перейти дорогу, не обращая внимание на машины. Маша кричит: "Стойте, Вас задавят!" А он: " Меня не задавят. Я человек прошлого века.""
Он также писал бранчливые письма о неподобающей стилистике исполнения вагнеровских опер; рассуждал о христианской семье; осторожно, не нарушая приличий, намекал на некоторые несовершенства либерализма, в ту пору как раз победно вострубившего на весь мир в чудесную дуду (aka "волшебная флейта"). Здесь его стали уже забывать. Время от времени он мотался в Москву на какие-то мероприятия, читал доклады. Наверное, от этого была какая-то польза. Но та аура, которая окружала его в советские годы, уже пооблетела. Уж сталось не до того-сего, и всё скрутилось не слава Богу.

6.
А о чём не время говорить, о том следует промолчать.

)(
блестяще написано. жаль, что я не издатель.
здорово))
браво!
самое лучшее из всего, что я прочитал в нынешнем потоке некрологов.
упражнения в подражательном жанре (см. описание кармазинова в "бесах") вам удаются плохо
пишите лучше про россию, умученную иудами
...замовч, не пизди, слухай що розумна людина каже (Л.П.)
абсолютно згоден пане Максе
пан Костя про якогось невідомого
мені дідигана написав

хто цей аверінцев?

хог ОДНЕ розумне не трівіальне слово той аверінцев написав?
процітуйте хтось пліз

кукла якась чи шолі
С удовольствием прочитал. Спасибо.
Верность же ваших оценко подтверждается здесь нервической реакцией "шлагбаумов".
Для человека, который не любит Аверинцева - очень хороший и правильный некролог. Спасибо!
Интересно, а о.Кочетков благословляет своих прихожан причащаться у католиков? Если нет (что судя,0 по всему, the case), поведение Аверинцева, как не крути, было обвинением Кочеткова в узколобии и мракобесии. Такие дела...

Кочетков, аки скованный Прометей, изнывает под гнетом мракобесных и репрессивных канонов.
Написано действительно замечательно.
Сбилась нумерация
там техн. письмо. Текст про С.С.А. замечательный.
Не смог достичь той степени экзальтации, чтоб ещё и заржать в ночи. Искренне рад, что пульсация мысли продолжается, а раз так, то в Аверинцеве ли дело? Думаю, что "уютный войлок забвения" автору не грозит.
К слову сказать, в одиночных камерах Шлиссельбургской крепости в качестве материала для звукоизоляции использовался войлок. Вот такой нонсенс. Я там на экскурсии был в своё время. Впечатления не из приятных. Поэтому я бы не стал слишком строго судить о Венском периоде жизни Аверинцева. :))

Обской
все очень точно.
как-то я обычно с Вами не совпадаю, но тут кроме "браво" нечего даже и сказать
в рамках данного дискурса с радостью соглашаюсь и с оценкой "славного периода перестройки"
браво! всё вплоть до знаков препинания на своём месте.
Сходил по "совету" Ольшанского и прочел эту, простите старика, херню. Мальчики, зачем вам С.С., что вы можете понять у Аверинцева? Оставьте в покое мыслителя. Займитесь своими тараканами...
Коллега С.С.А.
Простите, что я к Вам спиной сижу, но если Вы - старик, то не следовало употреблять такие слова, а если уж употребили, то не стоило писать, что Вы старик.
А вообще очень смешно звучит "по "совету" Ольшанского пошел читать про Аверинцева". Ухитриться двумя предложениями сказать так много о себе и о других - это не каждый умеет.
Вспоминается передача "Клуб кинопутешественников" в середине 70-х, показывают о Турции--Кападдокия, долина Гореме, дома и храмы в виде конусов--вулканические останцы. Перед фильмом--выступает некий забавный фацет, ведущий у него: "Это первые съёмки о Кападдокии в нашей передаче", фацет: "Возможно, телевидения я не смотрю, и телеаппарата не имею". "Ннничего себе... заявочки"--подумалось тогда. Фацет стал повествовать...да! верно!--у т и н ы м--голосом о такой стране Византии, которой, собственно, никогда не было, то есть она собственно называлась тогда иначе..." Туманно, но заинтересовало, с тех пор Византия и ХРИСТИАНСТВО вошли в мою жизнь, хоть я и не стал воцерковленным. Видел ещё потом, гораздо позже, фацета по телевизору, на корабле, в каюте всё заставлено иконками--плыл в Святую Землю в составе некоей делегации, што говорил--не помню, опять несколько нелепо и так немного жалеешь человека. Я, русскоязычный с детства, стал белорусским националистом и настороженно стал относиться ко всему русскому. Фацет удержал меня от враждебности. Настороженность осталась. Но и память осталась.

Вечную память сотвори ему, Господе.