"Два богатыря"
Я всегда недолюбливал фантастику и на то есть несколько причин. Во-первых, искусственные ограничения, накладываемые фантастическим повествованием, часто выдают неумение автора пользоваться естественными. Жизнь и без того богата и разнообразна, и нет нужды переносить ее перипетии на другой конец Земли, галактики, в будущее или в несуществующее прошлое. Во-вторых, это очень коварный жанр, в котором можно спрятаться за декорациями и условностями дабы продавить слабый сюжет. Это похоже на то, как голливудские сценаристы пользуются спецэффектами и насилием в кино. Читать про это искушенному зрителю еще менее интересно, чем смотреть. И наконец фантастика это "детский" жанр. К ней хорошо прибегать в нравоучительных или пропагандистских целях для того, чтобы "обработать" читателя. На этом строятся все классические утопии/антиутопии, начиная с "Республики" и заканчивая "Войной миров". Качество материала может быть разное, но свое дело фантастика делает.
Последний из перечисленных (идеологический) недостаток фантастики является и ее огромным достоинством -- по направлению мысли автора всегда можно восстановить политические и/или социальные изменения в период написания книги. Причем сделать это гораздо полнее, чем при помощи классической литературы. Кроме того, в закрытых обществах "сказочные", иносказательные сюжеты с космическими кораблями и подводными царствами, полными безмолвных рабов, не могут быть так легко подвергнуты цензуре , как скажем описание Байконура или Беломорканала. Поэтому советская или, например, польская фантастика очень занимательны. На фоне громкого и бессмысленного официоза они выглядят не просто похожими на действительность, а в какой-то мере сверхреалистичными.
Вне всякого сомнения это относится к нашим персонажам -- братьям Стругацким. Они являются одновременно и фундаментом и вершиной советской фантастики, и, вероятно, советской литературы в целом. Они практически не вербализовали и не адаптировали официальную идеологию. Декорации их произведений носят заведомо обезличенный, безисторичный характер. Несмотря на это, практически все в книгах Стругацких было узнаваемо и осязаемо советским интеллигентом. Их мироощущение выражалось через едкую сатиру, сведенную к удивительно тонко прорисованным социальным схемам. Учитывая в какие годы писалась большая часть их нетленок, можно предположить, что Стругацкие были не просто талантливыми, но и очень информированными авторами. Тем более, что восхищаться мастерством художественного исполнения можно долго, однако куда интересней проследить чем удобрялась благодатная почва таланта.
Начнем издалека, но к началу еще вернемся.
"Астробиолог"
Был такой известный астроном Гавриил Тихов. Тихов получил классическое для своей специальности образование в Московском Университете, стажировался зарубежом. После университета он перешел заниматься научной деятельностью в Пулковскую обсерваторию. Одним из кураторов обсерватории был небезызвестный академик А.Н.Крылов, впоследствии активно сотрудничающий с советской властью.
Вот, что об этом вспоминает Тихов:
"Раз в год приезжал академик Алексей Николаевич Крылов. Он был членом комитета, принимавшего отчеты директора Пулковской обсерватории. Иногда Крылов выступал, на заседаниях с очень интересными сообщениями по вопросам небесной механики."
Во время Первой Мировой Войны Тихов служит в армии, но в 1919 году оказывается в Петрограде, где читает лекции о небесных телах. Где и как он встретил революцию не говорится, однако у него нет и явной политической ангажированности.
Тут он встречает не менее интересного персонажа -- Николая Александровича Морозова.
Сам Тихов об этом пишет следующее:
"В 1919 году я стал снова читать лекции, но теперь в Петроградском университете по своей специальности - астрофизике.
Среди моих слушателей были В. А. Амбарцумян, В. П. Цесевич, В. Б. Никонов, Н. И. Кучеров, Н. А. Козырев и другие, ставшие впоследствии известными астрофизиками. Все они одновременно работали в лаборатории Научного института имени Лесгафта, которой я заведовал.
На пост заведующего лабораторией меня представил знаменитый революционер шлиссельбуржец Николай Александрович Морозов. Он провел в заключении 29 лет.
С юных лет Морозов увлекался наукой. В заточении он усиленно занимался физикой, математикой и особенно астрономией.
Мое знакомство с Морозовым произошло в 1905 году, вскоре после его освобождения из Шлиссельбургской крепости.
Николай Александрович приехал в Пулково как-то утром, одетый в принятый в то время парадный костюм - черный суконный сюртук. После официального визита директору обсерватории Морозов пришел в астрофизическую лабораторию. Он представился всем пулковским астрофизикам.
Зашел Николай Александрович и в мою комнату. Завязался разговор. Я был удивлен его полной осведомленностью в тогдашних злободневных вопросах астрофизики. На это Морозов ответил, что в последние несколько месяцев заключенным в крепости выдавалась научная литература, даже зарубежная.
Впоследствии нас очень сблизила работа в Институте Лесгафта, где он с 1918 года был директором, и работа в Русском обществе любителей мироведения. Николай Александрович был его председателем. Общество сыграло большую роль в распространении астрофизических и геофизических знаний в нашем отечестве.
Атмосфера дружбы царила в доме Морозовых. У Николая Александровича был мягкий, доброжелательный характер. Его жена, Ксения Алексеевна, тоже отличалась большой добротой и сердечностью.
Я довольно часто проводил вечера в приятном, гостеприимном доме, где встречался с интересными учеными, писателями, художниками и общественными деятелями.
В Институте Лесгафта астрофизическая лаборатория занималась в основном обработкой негативов небесных светил, полученных мной на бредихинском астрографе.
Читать курс астрофизики я перестал в 1931 году по недостатку времени, а расстаться с лабораторией в институте пришлось по необходимости: в 1941 году, в связи с эвакуацией в Алма-Ату."
Морозов был примечательной личностью не только потому, что просидел 29 лет в заключении, а еще и потому, что был выдающимся писателем. Именно он предложил концепцию новой хронологии, которую через 50 лет после его смерти подхватили Фоменко и Носовский, в свою очередь получившие ее через профессора Постникова. Именно во время активнейшего взаимодействия и самой плотной переписки между Тиховым и Морозовым, последний печатает своего "Христа", в котором кратко излагает астрономическую критику официальной хронологии.
Николай Морозов
После 41 года Тихов работает в Алма-Ате, где становится зачинателем новой науки -- астробиологии. Книгу с одноименным названием он опубликует в 1953 году. Наука, собственно, о растительном и животном мире звезд. Основным объектом исследования Тихова был Марс. Очень характерно об этом было написано в БСЭ:
"Главным подтверждением наличия растительности на Марсе считались наблюдаемые на нём сезонные изменения, в том числе таяние полярных шапок и потемнение некоторых областей его поверхности, что объяснялось развитием растительности. Отличие оптических свойств тёмных областей этой планеты от оптических свойств земной растительности (отсутствие в спектре полосы поглощения хлорофилла, малая отражательная способность в красной области спектра) рассматривалось как результат приспособления растительности к крайне суровым марсианским условиям. Частично это наблюдается на Земле — на Памире, в Сев. Сибири и др. Однако прямого доказательства существования растительности на других планетах методы А. дать не могут."
Уже потянуло фантастикой и не напрасно. Дело в том, что в 1951 году Б.Н. Стругацкий проходил практику в Алма-Ате у Тихова и даже вспомнил несколько моментов из этого периода в своих импровизированных мемуарах.
К идее астробиологии он относился примерно так же как и авторы статьи в БСЭ: "На раскопках не было обнаружено следов проволоки, а, значит, у скифов был беспроволочный телеграф".
Однако нельзя не заметить, к каким интересным источникам информации был подключен младший Стругацкий.
