Кто как проводит время в ожидании третьей мировой, а я вот сходил посмотрел ("как люди") кинокартину "Планета Обезьян: Революция" в 3D. За последние пару дней сравнение с Майданом лесного городка обезьян превратилось в штамп, как и дальнейшие события фильма в заросшем лианами Сан-Франциско стали гениальной иллюстрацией к вторжению на ЮВУ. Посему сам фильм деконструировать нет смысла -- сие уже азбука, а вот о некоторых завитушках 2,5-часового полотна и информподачи поговорить следует.
В кино все заканчивается открытым концом и ожиданием сиквела, что красиво и понятно. Главные герои с обеих сторон понимают неизбежность конфликта, вызванную разностью историй, и, самое главное, недостаточной культурностью обезьян. Что бы не предпринимали дипломаты, но сама потеря единого языка или, как в фильме, несовершенное владение им одной стороной делает мир между лагерями невозможным. Языка конкретного, например, русского и абстрактно -- переговорного. Для не владеющего языком сама культура сжимается до листка бумаги с написанными на нем заветами. Культурность обезьян проявляется в "ни убий", культура людей -- в некотором очеловечивании и принятии обезьян. Это совершенно разные ступени цивилизации, несмотря на весь первичный гуманизм "лесной сотни". Обезьяны не имеют возможности посмотреть на себя со стороны, и на них и на себя в зеркало могут посмотреть только люди. Поэтому ключевая сцена картины -- просмотр Цезарем старой записи, на которой его учат языку. Это уникальный взгляд со стороны и взгляд человеческий. Без него все обезьяны одномерны. У них есть чувства, но нет целей. Хорошего вожака (Цезаря-Януковича) от плохого (Кобо-Яйценюха) отличает только житейская мудрость и забота о близких.
"Лесная сотня"
Голливудский блокбастер в очередной раз убедительнейшим образом доказывает всем известную истину: худой мир лучше доброй войны. Что же происходит дальше? Именно -- нам демонстрируют неизбежность войны. Что в аналогичной ситуации происходит в 2014 в центре мира? Не ввязываясь в обсуждение бесконечной темы с малазийским самолетом, ибо он за неделю превратился чуть ли не в сакральные "башни-близнецы", отмечу пару моментов.
На следующее же утро после катастрофы ВСЕ печатные издания Западной Европы и США вышли с заголовками, достойными лозунгов лесного лагеря обезьян. РОССИЯ и ПУТИН ВИНОВНЫ ВО ВСЕМ! Ни один печатный источник с заметным тиражом не высказался за разбирательство, беспристрастность, фиксацию доказательств. Всем все ясно. Это называется демократические ценности, либерализм, "сад тысячи цветов"? По-моему, это абсолютно управляемый аппарат Министерства Правды, включенный на полную мощь в период информационной войны. Нет смысла говорить о расследовании, уликах и т.д.. Ясно, что тот кто нужно держал камень за пазухой все время и потом начал отыгрывать назад, но сам ФАКТ. Дело не в Путине, кремлевской клике или какой-то там политике, а именно в механизме. Получается любой общественно-значимый ФАКТ это переговорная позиция и более ничего. Тогда, что именно можно предъявить хоть Саддаму Хуссейну, а хоть лидеру "Бока Харрам"? Т.е. информационная сфера адаптирована для ведения боевых действий. Переговоры не нужны и дипломатия тоже не нужна, нужна ВОЙНА. Она и воспоследует.
В американских изданиях началась не истерика, нет. Это сложно назвать даже истеричной журналистикой. В New-York Times выходят путевые заметки "Путешествия из Петербурга в Москву" made in 2013, с шальными уркаганами, осетинскими свадьбами (где молодоженам по 14 лет), грязными дорогами, тупыми деревенскими бабками в церквях и всей-всей оставшейся в узелке у Де Кюстина клюквой.
Прогрессивные в спокойном состоянии New Republic, в эрудированном виде становятся чрезвычайно озабоченными миром во всем мире. Они открыли огромную ветку, которую читать-не перечитать, где Юлия Йоффе и прочие специалисты транслируют расхожие истины в режиме ни дня без строчки. Вот пример слога.
"Western media has been vacillating for days between calling Putin a murderer and peppering their coverage with allegedlys, telling the heart-rending tales of the victims, scrounging for anonymous leaks to link the Russians to the downed jet, and punditizing about exit ramps.
But in Russia, television—most of it owned or controlled by the Kremlin—is trying to muddy the water with various experts who insist that there is no way that an SA-11 missile system could possibly have downed a plane flying that high. And, mind you, this is not part of a larger debate of could they, or couldn’t they; this is all of Russian television and state-friendly papers pushing one line: The pro-Russian separatists we’ve been supporting all these months couldn’t have done this. Watching some of these Russian newscasts, one comes away with the impression of a desperate defense attorney scrounging for experts and angles, or a bad kid caught red-handed by the principal, trying to twist his way out of a situation in which he has no chance."
Таким образом, РФ потерял право голоса оправдания.
"The result of all this Russian coverage is that Russians’ understanding of what happened is as follows. At best, the crash is an unfortunate accident on the part of the Ukrainian military that the West is trying to pin on Russia, which had nothing to do with it; at worst, it is all part of a nefarious conspiracy to drag Russia into an apocalyptic war with the West. So whereas the West sees the crash as a game-changer, the Russians do not see why a black swan event has to change anything or they want to resist what they see is a provocation. To them, after a few days of watching Russian television, it’s not at all clear what happened nor that their government is somehow responsible for this tragedy. And the more we insist on it, the less likely the Russians are to agree.
Floriana Fossato, a longtime scholar of Russian media, says that this, coupled with the media’s conscious use of the Soviet language of crisis—“traitors,” “fascists,” “fifth columns”—quickly brings to the surface the psychological demons of a society massively traumatized by the twentieth century, traumas that society has never adequately addressed. The result, she says, is a kind of collective PTSD-meets-Stockholm Syndrome."
Самой интересной версии и тут не рассказали. То есть, если я вдруг не понимаю, зачем это Путину или кому-либо из ополченцев сбивать самолет, у меня развивается стокгольмский синдром. Ловко. А если ситуацию перевернуть?
И так во всем. Дальше они уносятся в темные дали цитируя Павловского и говоря о коллективных грехах. Убейте меня, но я не понимаю, где именно в этом тексте полемическая нотка, так характерная именно для New Republic.
Таких изданий десятки и ситуация в них такая же, как в свое время с раскруткой бренда Pussy Riot (кстати, а где они?)
"Великий Восток народов Краины"
Все это лирика, реал-политик безусловно иной, но почва явно унавоживается. Слава Богу, коли не дойдет до вторжения в Сан-Франциско со стороны старших обезьян.
В фильме Цезаря не до конца убивают и он доходит в
July 24 2014, 07:14:27 UTC 5 years ago