В разгар очередной драки по поводу вручения нобелевского динамита, за окном Овертона ударила молния: некоему канадскому философу волею судеб в руки упал $1 миллион.
Подробности не замедлили явиться на сцену: 84-летний Чарльз Тейлор выиграл первую премию Берггрюена, которая присуждается «мыслителю, чьи идеи имеют широкое значение для самоопределения человека и развития человечества».
Чемодан с кэшем придавит пожилого мужчину 1 декабря на специальном балу в Нью-Йорке.
Премия учреждена в 2016 году Институтом Берггрюена и отныне будет настигать одного счастливчика в год.
РФ по привычке события такого масштаба обходят стороной, не без оснований опасаясь возникновения черной дыры зависти, в которую скифы утащат мировую гуманитарную мысль.
Автопортрет Пауля Клее. Собрание Berggruen Museum
Не в моих правилах разочаровывать международное сообщество людей доброй воли. Попробуем прояснить ситуацию.
Пропустим явный оксюморон про «канадского мыслителя» и первым делом уясним, кто же у нас такой щедрый нарисовался на горизонте.
Благотворителя зовут Николас Берггрюен и «Институт Берггрюена» его частная лавочка. Он заслуживает того, чтобы о нем написали. Тем более, что по-русски о нем, кажется, ничего и нет.
Начать следует не с него, а с его батюшки.
Наш герой – сын известного коллекционера предметов искусства Хайнца Берггрюена, который, спасаясь от Гитлера, убежал из Берлина в 1936 году. После войны он обосновался в Париже. Там круг общения представлял собой crème de la crème художественного мира: Пикассо, Миро, Матисс и Кандинский буквально водили хороводы вокруг знатока живописи. Он их окормлял и через 30 лет упорных трудов наконец-то смог сколотить свой бизнес.
В Париже Хайнц женился на известной немецкой актрисе Беттине Моисси. Вскоре у пары родился мальчик Николас.
Семья много путешествовала по делам отца, так что будущий филантроп стал человеком мира.
Такое вот детство.
Все семейство без отца
Своим родным языком Николас до сих по считает французский, хотя дома на нем было некому разговаривать.
Дома говорили по-английски.
Углубимся в детали. Отец семейства Хайнц в середине 30-х годов прошлого века иммигрировал в США и обосновался в Сан-Франциско. Закончил там свое образование по направлению «немецкая литература», т. е. по реалиям того времени просто хорошо и без ошибок мог писать по-немецки. Дальше он пошел работать секретарем к директору только-только открывающегося Музея Современного Искусства Сан-Франциско. В первые пару лет делать было особенно нечего: он готовил выставки локальных звезд, знакомился с пародистами на европейский авангард и накапливал связи.
Не сказать, чтобы такой образ жизни ему сильно нравился. Перед самой войной поток мигрантов в Штаты невероятно усилился. Еще большее движение началось после 1941 года.
Стали попадаться заметные кадры. Хайнц стал присматриваться и под предлогом помощи успешного мигранта неуспешным (собратьям по несчастью) пополнял запасники родного музея и, что гораздо важнее, свою собственную коллекцию. В соотношении 9:1, а то и 8:2 в пользу госсобственности.
В частности еще до войны он заприметил Пауля Клее. Поныне частный музей Берггрюена считается держателем самой большой его коллекции.
Хайнц Берггрюен
На самом деле в период 1939-1945 о великом коллекционере мало, что известно. Даже в его знаменитой биографии «Жизнь и Легенда» (вероятно, он сам выбирал название) сложно опереться на какой-то конкретный набор фактов.
Можно сказать наверняка, что он начал работать со всеми крупными государственными и частными музеями США. Его никогда не смущало отсутствие у него формального образования, чутье значило гораздо больше. Например, за 10 лет он провел для частных коллекционеров европейского искусства (т. е. просто богатых буржуа a la протагонист из фильма “Нефть”) художественную экспертизу более чем 500 работ.
Его слава его обогнала и в 1945-м он направился вместе с американскими войсками в родной Берлин, чтобы… тут обычно возникает заминка… работать корреспондентом в немецкой газете.
На самом деле, и фрагмент свидетельствующий об этом есть в его биографии, он попросту помогал «сохранять» немецкие предметы искусства в американской зоне оккупации.
Занимался примерно тем же, чем и на новой родине, только поток стал толще примерно раз в 100. Хайнц пропускал через свои руки кучу предметов искусства для американских собраний, время от времени цепляя для себя наиболее интересные образцы. Как и кому их продать он уже знал. Оставалось просто набраться терпения и ждать окончательного разрешения на вывоз либо коммерциализацию официально «утерянных» работ. Как только это случилось он переместился в Париж, где стал работать под крылом своего учителя (или учительницы) Грейс Морли не где-нибудь, а в ЮНЕСКО. Помогать легализовать передачу полотен известных мастеров обратно своим законным владельцам по всей победившей Европе.
Д-р Грейс Морли
Ограбление немецких музеев носило тотальный характер и представлялось значительной частью контрибуции.
В Париже Хайнц познакомился с Пикассо и стал на вырученные деньги от продажи «ненужного» покупать «нужное». Попросту говоря окормлять автора своими заказами со стороны наивных американских коллекционеров. В итоге к началу 60-х у него сконцентрировалась значительная коллекция работ современных художников.
Если для классической живописи и скульптуры выход на рынок мог бы быть для него неподъемным, то с точки зрения модерна и авангарда история только начиналась.
Он стал одним из тех, кто принял активное участие в становлении и утверждении доселе неизвестных художников, не только, как самого модного, но и как самого дорогого искусства.
С 1968 года Хайнц Берггрюен работал над собственным легендированием, не пропуская ни одного удобного случая зафиксировать новую восходящую звезду.
В 1980-м он отошел от управления Berggruen Museum и сосредоточился на арт-трейдинге.
В 2007 года, – на момент смерти – коллекция музея оценивалась в скромные $600 млн..
Большую часть минорных работ ему удалось продать в 80-е и 90-е годы за суммы, показавшиеся бы Пикассо или Клее фантастическими. Так небольшую часть увезенных из Германии картин он вернул на историческую родину за 1/3 стоимости (250 млн. Евро), продав Обществу Культурного наследия Пруссии.
За свою щедрость меценат был удостоен государственной награды Германии, ордена и почетного гражданства Берлина.
Второй сын Хайнца, Оливер (или Оливье, смотря на каком языке он разговаривает дома :-)), продолжил дело отца и на сегодняшний день считается одним из самых авторитетным художественных экспертов в мире. Одно его слово добавляет к любому куску бумаги с размазанными на нем красками 3-4 нуля. Так, именно он поднял на пьедестал Чжана Дацаня и Сюйя Бэйхуна, до сих пор рвущих в клочья Sotheby's.
Возвращаясь к старшему ребенку Николасу, не менее известному филантропу.
По семейной легенде первенец вышел смышленым, но без эстетического чувства. Сразу же после окончания им высшего учебного заведения отец выдал ему некоторую сумму денег, то ли 200 тыс., то ли 250 тыс. долларов в качестве подъемных. И отправил учиться уму разуму в финансовую сферу.
Проработав в общей сложности около 13 лет в инвестиционном бизнесе и реинвестируя свои собственные копеечки Берггрюен-средний заработал свой первый миллиард.
Интересным обстоятельством тут является тот факт, что в списке фондов, где полежали дензнаки филантропа значатся сплошь контрагенты его отца и бизнесы на подобие Safra Bank, т. е. универсальные оффшоры.
На сегодняшний день Николасу Берггрюену 55 и ему принадлежит собственный фонд, медицинский центр, школа для одаренных детей, два музейных комплекса и примерно $3 млрд.
В 2010 году никогда нигде не останавливающийся и все время путешествующий Берггрюен решил-таки обосноваться в Лос-Анжелесе. Мол, приглянулся городок, когда был там в последний раз в 1970-м году с папой.
Здесь он купил несколько гектар земли и вложил примерно $500 млн. в то, что он назвал Berggruen Institute. Солидно, с учетом того, что весь состав регулярных служащих представлен 4 людьми и попечительским советом, который летает по миру.
Для сравнения, бюджет Duke University что-то около $5 млрд. и там работает 9000 человек.
Чем призвано заниматься это заведение?
Сам он характеризует свое детище, как мини-Давос. Строим красивое здание на три этажа со стеклянными стенами, завозим туда на стратегические сессии персонажей, не сходящих с передовиц газет, начиная от Эрика Шмидта и заканчивая звездным экономистом Джозефом Штиглицем. Где-то на заднем плане присутствуют Николя Саркози, бывшие президенты Бразилии, Мексики, Боливии, Кондолиза Райс и прочие представители международных организаций доброй воли.
Они по задумке автора должны придумать повестку для встреч G-20 и предложить ее участникам ритуальных посиделок. Так сказать, обработать руду и вынести все самое нужное из происходящего в мире.
Институт держит несколько советов: по XXI веку, будущему Европейского континента и будущей Калифорнии. Последний, вероятно, самый важный. По крайней мере на него за 15 год было израсходовано больше всего денег.
Сам Берггрюен купил себе жилье напротив строящегося (до сих пор) здания института и чуть ли не каждый день отмечает прогресс гуманистических идей в Facebook.
В 2015 стало немного скучно. Клуб знакомств знаменитых чиновников генерирует достаточно много бумаги, но пока среди всего этого нет чего-то, что можно было бы предъявить широкой публике в качестве результата. Не хватает publicity абсолютных ценностей.
Тут на сцену явилась идея сотрудничества с одним из грандов академического образования – Penn State University. Несмотря на значительные вложения, картину это сильно не оживило. Появились несколько программ обучения. Вообще, бросается в глаза такая тенденция: момент, когда начинают говорить о частном обучении, можно считать первой ласточкой системного кризиса организации. Идеи закончились – расскажите, куда идти дальше.
Пришлось основывать премию. З»а заслуги перед человечеством». Лауреатов выбирают закрытым голосованием, а потом публично пару месяцев рассуждают за кулисами – кого бы выбрать.
Объявили об этом еще весной, а в сентябре огорошили первого обладателя.
Про него поговорим как-нибудь в следующий раз.
