При этом он замечает: «В настоящее время никто (из большевиков) не пытается доказать, что весь социалистический опыт пошёл на пользу крестьянства. Перемена общего курса политики вызвана по преимуществу сознанием вреда, нанесённого «старой» политикой сельскохозяйственному производству. Тем не менее и теперь находится достаточное количество людей, искренне убеждённых, что кроме вреда эта политика принесла крестьянству и немаловажные выгоды и что во всяком случае, хотя бы и вопреки желаниям коммунизма, именно мелкий индивидуальный земледелец оказался главным «пользователем» русской «социальной» революции».
Поэтому Главу 2 своего исследования он посвятил выявлению причин случившейся катастрофы. А это была именно катастрофа, что можно увидеть уже по данным об урожае зерновых.
Как пишет Литошенко: «Защитники советского режима выставляют обычно следующие четыре заслуг революции перед русским крестьянином. Во-первых, она дала ему наконец, «дополнительное наделение» за счёт конфискованных земель нетрудового пользования. Во-вторых, хотя бы и невольно, революция пришла на помощь крестьянину высокими ценами на сельскохозяйственные продукты, обогнавшими по темпу своего нарастания увеличение цен других предметов потребления. В-третьих, революция освободила крестьянина от прямых и косвенных налогов, уплачивавшихся им при царском правительстве. В-четвёртых, умалчивая о всех остальных заслугах пролетарской революции и не придавая, по-видимому, им большого значения Ленин сводит в последнее время смысл октябрьского переворота к – «свержению остатков средневековья» и к освобождения России от этого «варварства», «позора» и «величайшего тормоза всякой культуры».
И он рассматривает каждый из этих пунктов:
1. «..к 1916 г. большей частью государственные и частные земли были либо проданы, либо сданы в аренду крестьянам. В 1916 г. посевная площадь частных владельцев достигала 7 млн. десятин из общего засева в 71.4 млн. десятин. Поэтому, если мы исключим на время из наших рассуждений выигрыш, происходящий из отмены арендной платы, максимальное увеличение обрабатываемых площадей во владении крестьян не будет превышать 1/9 от их первоначального объёма. Фактически же крестьяне не получат и этого, поскольку определённая часть частных и государственных земель была сохранена в руках государства с целью организации на них коллективных хозяйств. В 71 губернии Европейской России согласно данным переписи 1920 г. некрестьянские хозяйства занимали площадь в 600 тыс. десятин. Огромное большинство было организовано на землях, прежде принадлежавших частным владельцам или государству. Мы можем вычесть эту площадь из 7 млн. десятин посевной площади, находившейся в некрестьянской собственности. Так, с вычетом этой цифры, конфискованные дворянские земли увеличили собственные посевные площади крестьян всего на 6.4 млн. десятин, или на 9%. Для отдельного индивидуального хозяйства это увеличение равнялось 0.4 десятины, а на душу сельского населения – 0.08 десятины. Кроме того, должна быть принята во внимание крайняя неравномерность территориального размещения этих «земельных фондов». Только в крайней северной Архангельской губернии, т.е. как раз там, где имеется и без того наибольший земельный простор, «дополнительное наделение» дало заметные величины свыше 1 десятины на душу. В Центральной России и к югу эта цифра понижается до ½, ¼ и 1/10 десятины на душу и ещё меньше. Есть губернии, в которых захват помещичьей земли дал сотые доли десятины на душу.
Однако и этим ничтожным приращением хозяйственной площади крестьянам воспользоваться не удалось. Уже к концу второго года господства Советской власти площадь крестьянских посевов понизилась на 29% первоначальных размеров, а захват земель нетрудового пользования переводил в руки «трудящихся» только 11% от той же величины. Факт остаётся фактом. Те земли, из-за которых столько лет велась ожесточённая политическая и экономическая борьба и которые были одной из ближайших причин Октябрьской революции, лежат теперь невозделанными и присоединяют к себе из года в год возрастающую часть искони возделывавшихся коренных крестьянских земель».
К тому же передел земли и начавшаяся разруха привели к переселению части городского населения в деревню, с получением соответствующей земли, что дополнительно снижало земельную прирезку. Литошенко приводит пример по 5 губерниям (Курская, Орловская, Тульская, Рязанская и Тамбовская), где к 1920 г. появилось 250 тыс. новых крестьянских хозяйств, что привело к тому, что «старые хозяйства от «дополнительного наделения» ровно ничего не получили». Впрочем, о бессмысленности грабежа крупных имений все вменяемые люди говорили и до революции, ведь постоянный большой прирост населения съедал бы любую возможную прирезку земли за их счёт.
Резюме Литошенко: «Общий вывод может быть только один. Земли нетрудового пользования казались заманчивым призывом революции только издалека. Осуществление «заветной мечты» русского крестьянства принесло горькое разочарование. Если даже не считать ущерба от исчезновения крупного хозяйства, дававшего крестьянину заработок, семена, племенной скот и культурные приёмы земледелия, валовая выручка от захвата нетрудовых земель была слишком ничтожна и распределялась она между слишком большим числом участников. А если принять во внимание те разрушения, которые в конце концов произошли в крестьянском хозяйстве, то надо признать, что революция оказалась слишком дорогим и невыгодным способом передачи в руки крестьян нескольких миллионов десятин помещичьей земли».
Ущерб от погрома крупных хозяйств, кстати, был приличный, как для самих крестьян, так и для народного хозяйства в целом. Зато политически большевики сильно выиграли, сыграв на глупости и жадности крестьян. Им же куда важнее была выгодная социальная демагогия, чем экономические бедствия, которые опять-таки они удачно использовали для удержания власти.
2. Следующая тема – экономическая конъюнктура. Литошенко анализирует разные её элементы. Есть разница территориальная: ««Прежде всего легко заметить, что общее движение цен и соотношение цен отдельных товаров между собой носит совершенно различный характер в потребляющей и производящей полосах России.»
Есть и временная, цены были разные в разные годы. Причём «во-первых, что пропорции городских цен не характерны для деревни. Только пригородные крестьяне могли воспользоваться благоприятной конъюнктурой городского рынка и то при условии, если им удастся благополучно избежать всех заградительных отрядов, особенно густо расставленных и жестоких как раз в потребляющей полосе. В более отдалённых местах крестьянин терял свои преимущества. Учитывая риск и накладные расходы, «спекулянт» выменивал хлеб на соль, ситец, керосин, спички и мыло в менее выгодной для крестьянина пропорции, чем в нормальное (дореволюционное – Е.М.) время.
Во-вторых, и это главное, цены городских рынков потребляющей полосы вовсе не пригодны для характеристики положения крестьянства вообще.
Площадь посевов – ок. 11 млн. десятин, производящей полосы – ок. 70 млн. А в производящей ситуация «складывалась .. явным образом во вред крестьянину».
Далее: «В 1921 г. ситуация вроде бы меняется, сельские продукты резко подскочили в цене. Но «параллельно с повышением цен на сельскохозяйственные продукты шло сокращение посевной площади и уменьшение свободны излишком хлеба». В течение почти всей революции, включая 1920 г., покупательная сила хлеба была ниже нормальной. Когда, наконец, она поднялась на небывалую высоту, крестьянину уже нечего было продавать».
Для подавляющей массы крестьянского населения экономическая конъюнктура эпохи революции была, таким образом, не выгодна. Покупательная сила земледельцев, вследствие недостатка товаров и уничтожения торговли, оставалась как бы висящей в воздухе и не находящей объекта для своей реализации».
Его вывод: «В сущности, одних этих условий, т.е. резкого сокращения промышленного производства и запрещения свободной торговли, было бы достаточно, чтобы вызвать в крестьянском хозяйстве тенденцию к сокращению посевов».
3. Следующая тема налоги. Они разбиваются на две части – продразверстка и трудовая повинность.
«Социалистическое государство не ограничилось авторитарным распределением продуктов промышленности и запрещением торгового оборота. Покупательная сила крестьянского хозяйства в образе «излишков» продовольственных товаров сделалась, как мы знаем, предметом горячих вожделений пролетарского государства. Оно не только мешало или запрещало крестьянину реализовывать доходы своего хозяйства, но и прямо накладывало на них руку, объявляло их государственным достоянием».
Советы отменили все налоги, прямые и косвенные, помещичьи земли были переданы крестьянам бесплатно и без уплаты аренды. По началу Советы опирались в финансах на грабеж «буржуазных классов» и на печатный станок. Но «неудержимый рост цен на практике познакомил новых государственных деятелей с последствиями неограниченного выпуска бумажных денег. Оказалось, также, что содержание красного войска и советского аппарата управления обходится относительно гораздо дороже, чем расходы на соответствующие статьи в бюджете буржуазного государства».
Сначала Советы говорили о продуктообмене, но это были только слова и в «1920 г., в период наибольшего приближения к натурально-хозяйственному социалистическому строю, даже оплата по твердым ценам за взятый хлеб была уничтожена».
«Государство даром забирало хлеб у крестьянства, чтобы также бесплатно раздавать ему изделия своей промышленности». Но «на долю сельского населения от «бесплатного» распределения национального продукта, не доставалось ровно ничего.»
Важно, что «практически государство черпало из крестьянского хозяйства без меры и веса» и «основным принципом советской продовольственной политики всегда было брать столько сколько физически возможно».
Но это ещё не всё. «Продовольственная политика была главным, но не единственным фактором разрушения крестьянского хозяйства. Многое в этом направлении сделано ещё системой обязательных трудовых повинностей.»
«Крестьянин вывозил на станции и на ссыпные пункты отобранный у него же самого хлеб, сводил лес, пилил и возил в город дрова, перевозил с места на место бесчисленную советскую администрацию, расчищал от заносов железнодорожные пути, разгружал и нагружал вагоны, чинил проселочные дороги, обрабатывал поля и убирал хлеб для красноармейцев, прудил мельничьи плотины, подметал городские вокзалы и улицы, собирал для топлива еловые шишки».
«Весь этот тяжелый труд, требовавший участия не только самого «трудообязанного», но и его рабочего скота вместе со скудным транспортным инвентарем, почти не оплачивался».
По одному подсчёту по 6 губерниям трудовая повинность была оплачена на 8%.
В целом, «по абсолютным размерам податное бремя по расчёту на одно хозяйство 1920/1921 г. превышает довоенную норму в среднем в 9 раз. По расчёту на душу населения тяжесть обложения возросла ещё больше. Каждый сельский житель отдавал в 1920/1921 г. государству трудом и продуктами ровно в 10 раз больше, чем при старом режиме».
Тяжесть обложения усиливалась разрухой: «увеличенные во много раз налоги падали на сократившуюся к 1921 г. примерно вдвое продукцию и потому должны были ощущаться населением как более тяжкое и все возрастающее бремя.»
Ну и методы у Советов были самые дикие: «вместо налогового равенства мы имеем исключительно неравномерное, несправедливое и несогласованное с хозяйственными силами плательщиков обложение. Вместо определённости налогов – судорожное изъятие на глаз установленных «излишков», совсем по А.Смиту «поощряющее нахальство и содействующее развращению сборщиков податей». Вместо наибольшего удобства уплаты налога – наиболее тяжелая натуральная форма налогов, связанная для плательщика с рядом добавочных обременений в виде подвоза, ссыпки и хранения продуктов. Вместо дешевизны взимания, наконец, - громаднейший аппарат людей, складов, транспорта и упаковочных средств, поглощающих иногда до 50% собранных продуктов.»
Литошенко подводит итог плюсам и минусам революции: «Конфискация земель нетрудового пользования и дополнительное наделение обманули ожидания крестьянства. Выгодная для сельского хозяйства конъюнктура войны и первого года революции быстро уступила место сокращению покупательной силы крестьянства и понижению её по сравнению с продуктами промышленности. Освобождение от прямых и косвенных денежных налогов сменилось бестоварьем и неизмеримо более тяжким натуральным обложением» (ссылка, с.371-418).
January 7 2018, 19:11:13 UTC 1 year ago
January 7 2018, 19:53:23 UTC 1 year ago
Интересные материалы.
January 8 2018, 10:12:08 UTC 1 year ago
Так было в годы военного коммунизма, так было и в 90-е.
January 8 2018, 17:19:51 UTC 1 year ago
January 8 2018, 12:27:33 UTC 1 year ago
Большинство нижних чинов Русской Армии в списках числились, как пропавшие без вести . Но на самом деле, подавляющее большинство из них находилось в плену.
Общее количество русских пленных в 1914 - 1918 г.г. колебалось от 3 409 433 до 5 млн. человек...
На каждую сотню русских, павших в боях, приходилось 300 сдавшихся в плен.
В английской на 100 убитых приходилось 20 пленных,
во Франции - 24,
в немецкой – 26 солдат и офицеров.
Другими словами, русские солдаты сдавались в плен в 12-15 раз чаще, чем западные.
Бывший военнопленный А.Порейко писал:
« … не видя никакого смысла в войне, солдаты вообще никаким патриотическим газетам не верили и при первой возможности «пачками» переходили в плен к противнику».
Бесчеловечное отношение к русским военнопленным легло навсегда несмываемым позором на память австро-германских армий...
Но еще более бесчеловечным, вдвойне преступным, было отношение к своим попавшим в несчастье солдатам со стороны императорского правительства.
Оно ничего не захотело сделать для облегчения их ужасной участи. Русские пленники были брошены на произвол судьбы. Солдаты русского Царя рылись в отбросах своих союзных товарищей по несчастью...
Единственная помощь продуктами, получавшаяся нашими пленниками, шла от французских жертвователей, тронутых их участью из писем французских пленных.
В то время как французы, англичане, итальянцы все время чувствовали за собой поддержку своих правительств, снабжавших их продуктами и грозивших немцам репрессиями, русские были брошены на произвол тюремщиков и палачей своим Отечеством, за которое они проливали кровь.
Призывы французского комитета помощи русским пленным оставляли одинаково равнодушными как императорское правительство, так и демократическую общественность.
Немцы после этого могли себе позволить с русскими все, что вздумается»
January 8 2018, 12:51:50 UTC 1 year ago
January 8 2018, 13:08:39 UTC 1 year ago
January 8 2018, 14:52:42 UTC 1 year ago
January 8 2018, 15:03:06 UTC 1 year ago
January 8 2018, 15:02:53 UTC 1 year ago
January 18 2018, 08:58:40 UTC 1 year ago
Скажите спасибо своим прогрессивным царям, проявлявшим нежную заботу о народе, его просвещении и внедрении передовых технологий.
Губер Е. Михайлов, верный традициям РИ также за 8 лет своего вредительского господства отбросил ввереную ему область и народ в дикость и озверение 16 века.