Максим Солохин (palaman) wrote,
Максим Солохин
palaman

Хуаныч и Петька. Развязка

Оглавление

[Spoiler (click to open)]Назад возвращались уже не одной машиной, а с целым бронеэкскортом. Всю дорогу до дома Петька упорно молчал. Он вспоминал своего папу, но не плакал.

Отец сейчас сидит в конуре на полу, света дневного не видит, а мы гуляем. Разъезжаем на машинах, философствуем. Распоряжаемся судьбами.

Как только мы остались одни в своей комнате, Петька предъявил ультиматум:

- Либо сейчас же спасаем папу, либо я разревусь.

Я немедленно согласился.

- Ладно. Сейчас. Только дай ему с Хуанычем договорить.

- А они сейчас разговаривают?

- Нет. Но скоро начнут. Пусть они поговорят как положено, а то придется наше прошлое переделывать.

Петька удивился.

- М-м? А куда денется то, что было?

- А никуда. В печку. Значит, и не было.

Мы долго молчали. Этот день склонялся к вечеру, уходил навсегда.

Небо все не рассасывалось, скрывая от спутников перемещения бужанских войск. Хотя те уже почуяли что-то.

Да и вообще чувствовалось, что что-то тронулось. Нам велели неотлучно быть дома до особых распоряжений. Обещали, что скоро организуют нормальные школьные занятия.

У меня было чемоданное настроение.

- А можно еще посмотреть? - спросил Петька. Он имел в виду сегодняшнюю сцену с Хуанычем, которую я показывал ему вчера.

Я молча кивнул.

Стена исчезла.

Отец Петр сидел, закрыв глаза Хуаныч прохаживался по каморке.

- А почему он "Хуаныч"?

- У него Папа - мексиканский кактус, - пошутил я.

- Как это?!

- Шучу. На самом деле Хуан - значит Иван.

- А почему?

- Ну,как... Иван - Иоанн - Йоан или Ян - Джоан или Джон - Жуан - Хуан. Дон Хуан значит дон Жуан. Или просто Иван.

Петька вглядывался в лицо Хуаныча. Пожал плечами:

- А почему не Иваныч?

- Надо.

- А почему?

- Папа говорит: нет пророка в своем отечестве.

- Хуаныч - пророк, что ли? - удивился Петька.

Я засмеялся.

- Где как!

- Был бы очень признателен, если бы меня оставили пока одного, - попросил отец Петр.

Хуаныч уселся рядом с ним.

- А они нас не услышат?

- Нет. У нас односторонняя связь.

Мы молча следили за повторной сценой.

- Ты мне не ответил, - вспомнил Петька. - Ты дашь ему шанс?

- Трудно это. Легкомысленно для него. Ему лучше с достоинством удалиться. Чтобы не оскорблять чувства тех, кто таким всерьез покланяется. Пусть их Бог судит. Не наше это дело. Это я опять. - Добавил я. Он уже замечал, когда я говорю не от себя, а то, что положено. Длинно получается. Умно. Читать, наверное, трудно. Детям. Младше тридцати. Говорить легче - особенно не врубаясь.

- А ты заморочь его знаками, - все гнул свое Петька. Ой, трудно не уступить.

Я пожал плечами. Все мы долго молчали.

- Может быть... Может быть, вы и неправы... - мягко сказал отец Петр.

И мне стало жалко мага, попавшего в безвыходную безболезненную мышеловку собственного гордого одиночества-всемогущества. Ведь нет выхода, понимаете? В принципе нет - изнутри его мира. Это ж ЕГО мир. Так-то вот.

Страшно впасть в руки Бога Живаго.

- Мажу ведь, - пожаловался Хуаныч.

- Ладно, - сказал я. - Дам шанс. Ради одного человека, который его очень любит. Даже не хочет стать всемогущим, если один.

Петька засопел. Я глянул на него. Его глаза блестели. Надо же! Как пожалел наше создание...

- Кто это? - спросил Петька, улыбнувшись мне.

- Виктором зовут. Талантливый писатель.

Петька кивнул.

- Но имей в виду: если он и в этот раз не захочет понять, что он - выдумка... Если выберет волю, а не истину. То ему останется одно - плюнуть на все и впасть в нирвану.

Петькино лицо затуманилось:

- Почему?..

- Слишком сильное потрясение. Коан называется. Или дзен. Или там чань. Я не помню. Да это и неважно, они там наугад называют. Хотя не все.

- А ты не давай ему впасть в нирвану. Он же в твоих руках. Твой же герой.

Я помотал головой.

- Пусть впадает, если не хочет. Мы никого не заставляем, иначе замысел узкий.

- И что с ним тогда?

- Совсем ничего. Пустота. Будто ничего и не было.

- А потом?

- И никакого "потом". Будто и нас с папой не было.

Петька глядел на Василия Хуаныча.

- А совсем потом?

- А совсем потом - Суд. Страшный.

Мы замолчали. Я вздохнул. И Петька вздохнул.

Мы стали ждать. Время шло. Я думал про Петьку, а Петька думал о Боге. Потом он устал думать.

Время все тянулось. Когда взрослые надолго замолкали, Петька ерзал от нетерпения. Только сцену с раздавливанием камней смотрел с живым интересом. Я даже сострил:

- Хочешь еще раз посмотреть?

Петька помотал головой. Когда Василий Хуаныч удалился, отец Петр повернулся к востоку и, по-видимому, молился.

- Ну?! - Петька даже подпрыгнул.

- Давай, - сказал я.

- Что "давай"? - не понял Петька.

- Давай освобождать.

- Давай! А как?

Я замялся.

- Не знаю, - сказал я виновато.

- Как - не знаешь?! - возмутился Петька.

- Как герой - не знаю, - сказал и под взглядом Петьки Петровича начал оправдываться. - Ну, я там вначале хотел устроить целое побоище, а папа не хочет. Говорит, выйдет либо неправдоподобно, либо жестоко. Недостойно. Мы же авторы, а не...

- А ты тайком! Ведь папу же надо спасать, - сказал Петька возбужденно.

Я сделал гримасу.

- Тайком не буду.

- Давай как-нибудь.

Все. Дело шло к развязке.

- Скажи, как, и сделаю, - предложил я решительно.

Ни мгновения не сомневаясь, Петька предложил:

- Пусть он просто окажется там, - он показал рукой. - В соседней комнате.

Стенка возникла.

- Пошли.

Мы вышли в коридор и постучали в соседнюю дверь. Я сказал:

- Молитвами святых отец наших, Господи Иисусе Христе, Боже наш, помилуй нас.

Ответом было пока что молчание.

- Он там? - спросил Петька.

Я кивнул. Петька сам постучал и повторил молитву.

Подождали. Я вновь постучал и произнес...

Молчание.

- А он там? - усомнился Петька.

- Аминь, - ответил наконец отец Петр.

Я перевел дух и отворил двери. Петька влетел в комнату и облапил отца Петра.

Я чинно вошел, прикрыв двери и попросил благословения.

- А это мой друг! Он автор! - завопил Петька, не отрываясь от папы.

- Как - автор? - спросил отец Петр несколько растерянно.

- А вот так, автор! - вопил Петька. - Он решил тебя спасти!

Я несколько съежился.

- Тогда пусти-ка меня, - сказал отец Петр сыну.

Петька наконец освободил ему руки. Я поклонился и принял благословение.

- Пойдемте, - пригласил я вежливо.

Мы вышли из этой комнаты прямо в домик священника в Липках. Когда-то здесь была церковная и кладбищенская сторожка. Отец Петр, кажется, уже не удивлялся.

Петька радостно уселся на свою кровать.

- Пойдемте, сходим к тете Вале, а то она беспокоится о вас, - предложил я.

- Пойдемте! - Петька с готовностью вскочил.

- Минуточку, - попросил отец Петр, обращаясь ко мне.

Я кивнул. Отец Петр шагнул в красный угол и стал класть земные поклоны перед иконами. Мы переглянулись и стали делать то же самое.

Скоро мы запарились и остановились, священник продолжал, не обращая внимания на нас. Может, благодарил Господа за спасение, а может, просил вразумить, не сон ли это?.. Не хотим выдумывать. Это - его дело.

Мы на цыпочках вышли из комнаты.

- Давай, покажу наш дом.

- Давай.

Мы старательно облазили весь дом. Потоптались перед закрытой дверью, где молился отец Петр. Петька тихонечко вздохнул и сел на корточки у двери.

Наконец отец Петр вышел. Петька вскочил, хотел опять заключить его в свои объятия, но постеснялся. Отец Петр взъерошил ему волосы и спросил у меня:

- Так Вы действительно автор?

Я развел руками.

- Да, - выдохнул Петька.

- Тогда я к Вашим услугам, - заявил отец Петр. - Идем к Валентине?..

- Может быть, Вы хотели вначале зайти в храм? - вежливо предложил я.

Отец Петр поразмыслил и ответил:

- Нет, не хочу суетиться. Там ведь все в порядке? - Я кивнул. - Надо успокоить Валю, Вы правы...

Он помедлил секунду, и добавил:

- Излишне говорить, как я благодарен Вам, и...

Он приложил руку к сердцу и низко поклонился.

Я растерялся, тоже поклонился и, кажется, покраснел. Сияющий Петька взял меня за руку с таким видом, будто это он меня придумал.

- Ну, пошли!

Мы вышли с кладбища за церковную ограду и двинулись вниз по узкой улочке, по которой не так давно подымался к храму профессор Макс Зальцор, которого Петька прозвал дядей Мишей.

Невидимое солнышко клонилось к закату.

Мужики на улице остолбеневали, редкие подходили за благословением:

- Здравствуйте, батюшка. Давно ли из плена?

- Да вот... - отвечал отец Петр, кланяясь и благословляя.

Женщины хлопали глазами и начинали шептаться:

- Батюшка, и меня благослови.

Так что наше шествие к тети Валиному дому продолжалось довольно долго. Уже недалеко от цели нас догнал сельничий - мастное начальство.

- Отец Петр! Какими судьбами? Давно ли?

- Только что, - улыбнулся отец Петр, подавая благословение.

- Здравствуй, Петька. А это твой друг из свиты?

Я торопливо кивнул. Петька открыл рот, но я на минуту лишил его дара речи.

- Ну, что там? - спросил у отца Петра любопытный сельничий.

- Где?

- В ставке. Вы же оттуда?

- Вовсе нет.

- Вот как? А ты, Петька?

Петька раскрыл рот и пожал плечами.

- Вот так да! - почему-то обрадовался сельничий. - А наверху знают о Вашем освобождении?

Отец Петр пожал плечами.

- Сам Царь-Батюшка о Вас беспокоился. Вы сообщали в район?

- Только что вернулся. Еще не успел.

- А-а... Так я побегу звонить. И в благочиние дам сигнал, - крикнул он уже на бегу.

- Не беспокойтесь, - запоздало сказал отец Петр.

- Петенька! - потряс воздух Тети Валин возглас, и вот уже она сама спешила к отцу Петру, на бегу вытирая слезы. Глядя, как она неотвратимо надвигается на сравнительно маленького священника, Петька втянул в голову плечи, а у меня засосало под ложечкой.

Но все кончилось благополучно. Через пять минут мы уже сидели за столом вместе с Танькой и Степкой и пили чай.

Тетя Валя ворчала:

- Подождите надуваться-то. У меня счас супчик поспеет.

- А мы уже сытые, - храбро возразил Петька.

- Ничего. От моего супа никто еще не умирал.

Тощий Петька покорился неизбежности. Стол был накрыт, мы стали ужинать. Отец Петр ел с удовольствием - видать, шпрехеры экономили - а мы с Петькой кое-как, хотя готовила она отлично.

После еды помолились. Тетя Валя отправил малышей на улицу и стала мыть посуду, прислушиваясь к нашему разговору.

- Алексей, - начал отец Петр. - Разрешите мне называть Вас так.

- А может, лучше Алешей, - предложил я.

- Хорошо. Алеша, у нас с Вами настолько большая разница в положении, что я затрудняюсь, чем вас отблагодарить.

- Зато Вы - священник. Вы можете за меня молиться Богу.

- Это мой долг.

Нас поминали, как авторов, и на каждой Великой ектенье в нашем мире.

- Но вы можете молиться за нас келейно.

- Непременно. Что еще я могу для вас сделать?

- Пожалуйста, не отказывайтесь от повышений.

Отец Петр призадумался. Отступать было неудобно.

- Н-да, - сказал он. - Сам напросился.

Мы помолчали.

- Алеша, - сказал отец Петр. - Меня беспокоит судьба того молодого человека. Макса Зальцора.

- А его Царь отправил в тыл, - радостно сообщил Петька.

- Так он у нас в плену?

Я кивнул.

- Но не в тюрьме. Он Царю понравился. И папе тоже.

- Очень хорошо, - сказал отец Петр. - И мне он тоже понравился. Такой живой.

- А что ж нам - мертвого придумывать? - возмутился я.

Отец Петр сдержал улыбку.

- Позвольте узнать об этом мужчине, который приходил ко мне сегодня. Кто это?

- Это маг.

Отец Петр задрал брови.

- Да, мне почудилось что-то странное. Тяжелое. Умный человек, а вел себя бесцеремонно.

Он побарабанил пальцами.

- Жаль, что я говорил с ним так бестолково.

- Вовсе нет. Как раз так и надо было. Толково с ним бестолково.

- Да?

- Конечно. Да тут главное, что Вы - священник, и держали себя в руках. Мы же за вас.

Отец Петр вздохнул.

- А можно узнать подоплеку войны? Какой смысл? Не разумнее ли им было и дальше играть в друзей? Зачем так рисковать? Мы же сами разваливались?

- Папа говорит: они рассчитывают использовать Бужландию как щит против Пузани. Они полагают, что пузаньцы не удовольствуются Сибирью и попытаются шагнуть за Урал. Это уже опасно для Запада. Поэтому бужанский развал надо было пресечь.

- Вот как?.. Но тогда с появлением Царя война теряет смысл?

- Почти. Остается другой мотив: в случае победы в войне роль мирового лидера переходила к Шпрехляндии.

- То есть, в их стане разногласия?

- Ага. А главное, радетелям Запада неважно, кто играет роль лидера. В общем, война подходит к концу. Так говорит папа.

Отец Петр встал и перекрестился. Мы тоже встали.

Мы сели.

- Еще хотел вас попросить об одном человеке...

- Его судьба в руке Божией.

Отец Петр задумался.

- А можно тогда узнать...

- Извините, - сказал я жалобно. - Мы про него ничего не придумывали и не знаем.

- Откуда же Вы знаете, о ком я хотел спросить?

- Я не знаю. Но о вас-то мы написали и знаем, что вы хотите меня спросить что-то, чего мы не придумывали.

Отец Петр помолчал, внимательно глядя на меня. Петька удивленно моргал. Границы моих полномочий оставались для него загадкой.

- Зато я знаю, что еще Вы хотите спросить, - наконец сказал я.

- Вот как?.. Так ответьте.

- А Вы спросите.

- Зачем?

- Чтобы и читателю было понятно.

Отец Петр вздохнул и наморщил лоб.

- Меня беспокоит... один помысел.

- О чем?

- О некоторых... переживаниях, связанных с молитвой и таинствами в Церкви. Это от вас или от Бога?

- Конечно, от Бога. Мы не дерзаем придумывать такие вещи. Папа говорит: выдавать себя за Бога - это дело бесовское.

- Но в художественной литературе встречаются такие вещи... Автор вкладывает в уста героев откровения, пророчества... Даже у Достоевского... Старец Зосима.

- Но не у нас. Это - принципиальная позиция. Это папа говорит. Прежде всего, чаще всего герои не знают, что они - герои. Здесь уже неизбежна путаница. Папа считает, что это недопустимо, если задеваются религиозные вопросы. Что это за "святой", если он не отличает тварного действия автора от... Кроме того, бывает и просто недобросовестность.

Отец Петр откинулся на спинку стула.

- Слава Богу, - сказал он серьезно. - Я так и думал. Это тот... посетитель меня смутил. И очень удачно, что Вы тут и появились.

- Это уж в нашей власти, - довольно сказал я.

Тетя Валя давно перестала греметь посудой и подошла ко мне сзади.

- Значит, ты - автор? - вкрадчиво уточнила она.

Я обернулся и скромно кивнул, потупив глаза.

- Так-так...

Ее интонация была какой-то особенной. Я поднял взор.

Тетя Валя смотрела на меня странно. Подбоченившись, словно я залез в чужой огород.

Я вскочил.

- Валентина, - осторожно позвал отец Петр.

- Так-так, - повторила тетя Валя.

Мне захотелось спрятаться за священника.

- Стой-ка. У меня тоже есть вопросик.

Я ждал. Молчание было томительным, как духота перед бурей.

- Какой? - выдавил я.

- Ты почто войну устроил?!



(окончание)