Человек двадцать первого века, века всяких нанизмов и технологий, не вполне понимает, что после изобретения колеса приручение силы пара и массовое строительство железных дорог были крупнейшими технологическими достижениями человечества. Не изобретение самолетов и пассажирское авиасообщение, а именно железные дороги произвели революцию, создали мир, в котором мы нынче живем. И даже изобретение колеса было не столь революционным.
Ведь когда изобрели колесо, человек только и смог, что освоить более удобные способы перемещения тягостей, нежели путем волочения или вьюком поверх лошади, а потом и с помощью верблюда. Да и то ни от волочения, ни от вьючных животных так повсеместно еще в начале 20 века не отказались. И сейчас во многих местах России используют зимой сани. Они эффективней на заснеженной проселочной дороге - автомобиль завязнет в снегу, а лошадь с санями пройдет.
И дальше колесо в принципе оставалось неизменным. Совершенствовались только пути, по которым оно катилось. Но катила колесо в основном лошадь. А тут вдруг трах-бабах! Колесо катит машина, извергающая из своей утробы дым с паром. Свистит и местами ревет. Иногда взрывается. Страшно!
Вот берем первую в России железную дорогу, Царскосельскую. Вроде и коротенькая. Но что такое 27 километров тогда? Это минимум два часа пути в коляске или карете на конной тяге. А в осеннюю или весеннюю распутицу так и все шесть часов. А тут тебя за полчаса довозят с ветерком, и гуляй себе по парку. Вдыхай воздуси в тени широколиственных дерев. А хочешь, езжай до Павловска, где загармоничный увесилитель Штраус закружит тебя в вальсе. Прямо в вокальном зале, то есть вокзале.
В 1780 году у кареты Екатерины Великой по дороге в Царское сломало ось
А ведь еще в 1780 году великая императрица Екатерина Алексеевна, едучи из Петербурга в Царское, попала в некий катастроф: у ее кареты ось посреди дороги сломалась. Осенью, в слякоть. И как государыня прямо в лужу не выпала, не совсем понятно. Но зато сказала, что гофмаршалу по приезде в Царское взмылит голову. Так гофмаршал вскочил на лошадь из эскорта и, доскакавши до Царского, встал у шлагбаума с кадушкой мыльного раствору и завидя, поезд императрицы, вылил мыльну воду на себя. А когда царская карета подъехала, с улыбкой промолвил:
- Не надо мне, матушка, голову мылить, я уже сам себе ее намылил.
А тут любой мелкий столичный аферист или взяточник может себе позволить съездить в Царское, да еще с комфортом, великой императрице неведомом. А ведь и семидесяти лет не прошло.
Вдумайтесь! Условия поездки во времена Михаила Федоровича и во времена Екатерины Алексеевны, да даже и во времена Александра Павловича, мало отличались, а тут вдруг прыг-скок и комфорт там обнаружился, где его никогда не чаяли и не видывали. И это при том, что знаменитое выражение про дороги и дураков император Николай Павлович выдал уже после постройки Царскосельской железной дороги, когда в очередной инспекционной поездке по России, его возок опрокинулся, в результате чего была сломана августейшая ключица.
Пушкин, мчася, доезжал до Москвы за пять дней
И во времена Екатерины Великой и во времена Пушкина доехать из Петербурга в Москву в пять дней считалось "домчаться". Обычно ехали неделю, а то и полторы. Это если зимой или летом. Летом так удовольствие еще то от езды было - над Петербургскою дорогою весь день стояли плотные клубы пыли. Так что любой путешественник мог легко получить что-то легочное. А весной и осенью дорога раскисала и становилась малопроезжей. И тут вдруг в 1851 году открывают Николаевскую железную дорогу. Еще прошлой зимой пять дней мчались, загоняя иногда лошадей, и вдруг за ночь из Питера в Москву стало можно ездить! За одну ночь вместо пяти дней. Вечером в центре Петербурга в поезд сел, а утром в центре Москвы из него вышел. И никаких тебе ночевок на изобильных клопами почтовых станциях, никакой ругани со станционным смотрителем по поводу неапетитного аромату в его станции и без драки за уже оплаченных по подорожной лошадей. Это же гигантский шаг в совершенно иной мир.
Из Петербурга в Варшаву мчались на лошадях неделю, а в почтовом дилижансе так и все десять дней, если не больше. И вдруг в 1862 году стало можно доехать до Варшавы из Питера за десять часов. Десять дней и десять часов - тут есть, о чем задуматься.
При том и народу стало перемещаться куда больше. Из Питера в Варшаву отходило в сутки шесть-восемь дилижансов где-то с 15 пассажирами, а тут вдруг цельный поезд в восемь вагонов. Ну, ладно, два-три вагона для приличной публики. Но остальные-то набитые народом попроще, а то и народом важным, даже сановным, но билет просто не смогшим купить, а ехать-то надо. И вот сиятельный еднорал с лампасами и красною подкладкою шинели, прихвативши трех адъютантов для обережности, кряхтя садится в общий вагон, в тот вагон, где ездит подлая публика (вспомните генерала у Некрасова, ведь он тоже едет в общем вагоне). А что поделаешь? Ехать-то надо!!! Вот и залезает генерал-адъютант и генерал-лейтенант в общий вагон с бабами, возвращающимися с Питерского рынку, куда они возили соленые гурки из-под Варшавы (вполне реальная история 1870 года).
Нетипичный пассажир вагона третьего класса поезда Петербург-Варшава 1870 года. "Ехать-то надо!"
Тут страдательным лицом был не столько еднорал с адъютантами, сколько проводник вагона, а равно и по теперешнему начальник поезда. Еднорал с эполетами и аксельбантами и в общем вагоне! Вдруг усмотрит что? Это таперича такой указ вышел - едноралам в общих вагонах ездить?! А еднорал, выкушав стопку водки и съев колбасы, прямо сидючи, и заснул союзно со своими аксельбанистыми адъютантами. Так и спал до Варшавы. А вот проводник всю дороженьку трясся - вдруг у еднорала один из чумаданов уведут. Потому, прогнавши весь народишко из "купе", сидел всю ночь напротив их сиятельства, блюдя их сиятельства сон и чумаданы.
По прибытии в Варшаву усердный проводник получил словесный выговор от их сиятельства за то, что выгнал попутчиков, а равно за то, что не спал. Но был награжден десятью рублями серебром "за усердие в службе" - деньга тогда большая, около тридцати рублей ассигнациями - месячное жалование армейского подпоручика первого года службы.
И едет в таком поезде, забитым ровно бочка селедками, за раз человек пятьсот-шестьсот. Сравните: в лучшем случае 120 человек в сутки в дилижансах, да еще человек сорок на почтовых, и шестьсот. Рост в четыре раза минимум! А уже через пару лет стало ходить два поезда Питер-Варшава, да еще в прибавок Питер-Вена, через Варшаву (соединили Петербурго-Варшавскую и Варшавско-Венскую железные дороги в Петербурго-Варшавско-Венскую дорогу). То есть между Петербургом и Варшавою ежесуточно в обоих направлениях перемещалось около трех тысяч человек. Внезапно! Еще три года назад о таком и помыслить тяжко было, а тут вдруг такой поток людей. Тоже самое и между Питером и Москвой творилось, а потом, со введением дороги с Москвы на Нижний, так и между Питером и Нижним. Каждый день в Питер прибывало и убывало куча народу. И это вовсе не люди, что ехали по служебной надобности, или помещики, что ехали провести зиму до начала Великого поста.
Костел на углу Фарфоровской ул. и ул. Бабушкина в СПб - один из крупнейших костелов Российской империи
Тут поехал простой люд. Тверячи поехали работАть на Путиловском заводе и заводах на Обводном, поляки ломанулись працовать на фарфоровый завод (в Рыбацком огромный костел памятником этому стоит), в Обухово и на Арсенал, вот новгородцы, коих дорога обошла, продолжали заниматься грузовым извозом - большая часть ломовых извозчиков (аналог теперешних внутригородских грузовых перевозок) были новгородцами. Хочу сказать, что в Берлине ломовые извозчики исчезли только в 1936 году, а в в Нюрнберге были и после войны.
Тут и поговорка появилась: "Батюшка Питер бока повытер, а матушка Москва до реки довела (т.е. топись, мужик)"
Дом графа Хвостова на Крюковом канале, где умер Суворов. Дом прямо напротив Никольского собора
Питер стал пухнуть, ровно на дрожжах. Коломна, бывшая еще недавно окраиной, вдруг стала захолустным, но центром. И там даже стали селиться люди из общества. В Николо-Богоявленском соборе еще недавно прихожанами были в основном моряки и вовсе не военные, а тут вдруг поперла знать. Правда, она там и до этого жила - Суворов жил аккурат напротив этого собора в доме своего зятя графа Хвостова (И Хвостова жесткой одой, хоть и морщуся, а тру... А.С. Пушкин). Но уже в 70-е годы место у Крюкова канала вдруг стало фешенебельным. "Домики в Коломне" повсеместно исчезли, а их жители переместились ближе к Обводному, где в короткий срок была понастроена куча заводов и фабрик. И работали на этих заводах "понаехавшие" со всей империи по железной дороге люди.
Т.е. мы чаще всего не понимаем, какая конвергенция населения началась в Российской империи, да и в Европе, с середины 60 годов девятнадцатого века. То сидели в лесу, молились колесу, а то вдруг все разом сорвались и помчались куда-то.
