Какъ извѣстно, римская поэзiя не можетъ похвалиться генiальными представителями: есть представители довольно крупные, есть со значительнымъ дарованiемъ, какъ, напримѣръ, Овидiй, которого ingenium въ самомъ дѣлѣ поразителенъ, но это именно ingenium въ томъ смыслѣ, какъ его понимали римляне, это — своего рода изобрѣтательность, которая проявляется въ нахожденiи (inventio) извѣстныхъ мыслей и ихъ выраженiя; это, конечно, необходимо для оратора, важно и для поэта, хотя, впрочемъ, inventiones оратора и поэта совершенно различны или, по крайней мѣрѣ, далеко не совпадаютъ другъ съ другомъ. Такая ораторская способность нахожденiя мыслей у римлянъ была сильно развита. Но что касается того, что мы называемъ поэзiей въ строгомъ смыслѣ слова <...> тотъ элементъ, который производитъ на насъ особенное впечатлѣнiе, такъ сказать, подымающее насъ надъ впечатлѣнiями обыденной жизни... Этой способностью римскiе поэты были надѣлены вообще не обильно <...> Овидiй, напримѣръ, не употребляетъ неприличныхъ словъ, но часто бываетъ рѣшительно безнравствененъ.
М. М. Покровскiй. Матерiалы для характеристики Овидiя. СПб., 1901.
При этомъ, несмотря на очень большую оригинальность своего гибкаго, софистическаго ума, несмотря на удивительную способность предлагать читателю давно знакомые сюжеты въ новыхъ, неожиданныхъ комбинацiяхъ, со своеобразными нюансами въ ихъ освѣщенiи, — Овидiй — можетъ быть, незамѣтно для самого себя — рабски подчинился усвоенному имъ александрiйскому направленiю. Шаблонность въ выборѣ мотивовъ весьма часто доходитъ у него до абсурда или, во всякомъ случаѣ, способна разсмѣшить внимательнаго читателя.
Ulrich von Wilamowitz-Moellendorff. Hellenistische Dichtung… I, 241—243.
Лишь одно безсмертное эпическое произведенiе возникло еще въ эпоху Августа, сопоставимое съ Энеидой по своей эстетической цѣнности и не слишкомъ сильно уступающее ей по влiянiю на позднѣйшiй міръ, — Метаморфозы Овидiя. Меня всегда раздражаетъ, когда это произведенiе порицаютъ за риторичность. Не остался безплоднымъ тотъ фактъ, что Овидiй декламировалъ у Порцiя Латрона, и Героиды можно воспринимать какъ суазорiи. Онъ придавалъ divisiones sententiae colores больше значенiя, чѣмъ намъ угодно, однако риторика не владѣетъ полновластно его элегическими стихотворенiями. Чтобы замѣтить отличiе, стоитъ прочитать Epicedion Drusi или Nux, который не принадлежитъ Овидiю именно въ силу своей риторики. И Метаморфозы не болѣе риторичны, чѣмъ это допустимо для насъ, поскольку это принадлежность латинскаго эпоса, не чуждая и Вергилiю. Заслуживаетъ восхищенiя, какъ онъ здѣсь выстраиваетъ гекзаметръ по-иному; то, какъ онъ ведетъ повѣствованiе, способомъ, непохожимъ на Фасты… у Овидiя было вполнѣ достаточно усердiя, и въ знанiи этой поэзiи у него нѣтъ равныхъ. То, что онъ использовалъ ученые компендiумы и иногда блещетъ столь изысканной ученостью, то, что мы многого не понимаемъ, чрезвычайно затрудняетъ изслѣдованiе источникоъв. Но основное заключается въ томъ, что оно не имѣетъ рѣшающаго значенiя для оцѣнки его искусства. Вѣдь ему принадлежитъ мысль связать интригующiя сказанiя хронологической нитью, имѣющей громадныя преимущества по сравненiю со старымъ, генеалогическимъ порядкомъ, тѣмъ болѣе что Овидiй достаточно разуменъ, чтобы не бояться анахронизмовъ. Ему принадлежитъ выборъ, композицiя и сочетанiе, и Каллимахъ въ Причинахъ не могъ сдѣлать это лучше.
…Но и веселое, и плутовское не отсутствуетъ: Мидасъ, ликiйскiя лягушки, Местра. Однако онъ можетъ вызвать и высокiй паѳосъ — Нiоба, Мелеагръ, Цезарь — и сотворенiе міра во вступленiи есть нѣчто, недоступное даже и для конгенiальнаго поэта, котораго надо читать рядомъ съ нимъ, — Арiосто и, какъ доказываютъ и сейчасъ иллюстрацiи къ его стихамъ въ палаццо Фарнезе, Овидiй — не просто подражатель грековъ, но полнокровный итальянецъ, который точно такъ же могъ принадлежать эпохѣ высокого Ренессанса и зарождающагося барокко.
Эваристъ Парни. Речь, произнесенная на публичномъ засѣданiи класса языка и литературы Института Францiи, 6 нивоза 12 года.
До насъ не дошло отъ греческихъ элегиковъ ничего, кроме именъ, и мы не знаемъ, стояли ли латинскiе поэты, ихъ подражатели, наравнѣ съ ними; было бы трудно повѣрить въ то, что Проперцiй или въ особенности Тибуллъ проигрывали имъ; относительно Овидiя это более вѣроятно. Именно съ него начался упадокъ въ латинской поэзiи. Въ его элегiяхъ можно восхищаться крайней легкостью, цѣлымъ каскадомъ находокъ и остроумныхъ мѣстъ, картинами грацiозными и полными блистательной свѣжести, большимъ разнообразiемъ выраженiй; но они даютъ слишкомъ много частыхъ повторенiй, холодную игру словъ, ложныя мысли; изыскъ и вкусъ къ украшенiямъ. Если онъ слабо описываетъ чувство, которое испытываетъ лишь наполовину, по крайней мѣрѣ у него не менѣе ума, чѣмъ грацiи, въ признанiи непостоянства своего вкуса. Самые его недостатки привлекательны, и у него всегда будутъ подражатели среди французовъ.
П. А. Катенин. Размышленiя и разборы. Статья III. О поэзiи латинской.
Эпопея же, но совсемъ въ особомъ родѣ, славная поэма Овидiева «Превращенiя». Единства въ ней нѣтъ, и повѣсти следуютъ одна за другой съ такою же связью, какъ въ «Тысячѣ и одной ночи», картинъ же и описанiй такое богатство, что отъ него глаза разбѣгаются; многiя изъ нихъ безподобны, и не разъ, а сто на всѣхъ языкахъ повторялись. Фоссъ отдалъ ей равное съ Гомеромъ и Вергилiемъ почтенiе, съ такимъ же тщанiемъ переведя. Но я, признаюсь, не могу вполнѣ быть доволенъ Овидiемъ: въ его рукахъ священная мѵѳфологiя утратила свое таинственное значенiе, важность и правду, обратилась она въ какую-то оперную декорацiю; и, отдавая всю справедливость блеску творенiя, жалѣемъ о недостатке основательности и глубины.
Эротическiя стихотворенiя Овидiя, также и славныхъ его соперниковъ современныхъ, Проперцiя и Тибулла, могутъ быть прекрасны въ своемъ родѣ, но сей родъ не безъ однообразiя и скуки. Нравы давно перемѣнились, съ ними отчасти и чувства; а чтобъ совершенно наслаждаться сими поэтами, надо чувствовать точно какъ они: не всѣ въ состоянiи, и я въ томъ числѣ, взять на себя такую тяжкую обязанность.
А. А. Фет. Предисловiе къ переводу Превращенiй. М., 1887.
Изъ немногаго сказаннаго нами уже вытекаетъ мягкiй, уклончивый, чтобы не сказать слабый личный характеръ Овидiя. На его впечатлительной природѣ одинаково отразилась и игривость тогдашняго Рима, не брезговавшаего ни остротами, ни каламбурами, и утонченная его испорченность. Образованность Овидiя, его историческая и мѵѳологическая память поистинѣ изумительны. Читатели изъ повѣствованiя о міротворенiи въ началѣ и о Пиѳагорѣ въ 15-й книгѣ Превращенiй могутъ сами убѣдиться въ способности поэта не только къ цѣлостному міросозерцанiю, но и къ отвлеченнымъ тонкостямъ, изумительнымъ въ римлянинѣ. Никому, быть можетъ, изъ римскихъ поэтовъ обязательная тогда для всѣхъ образованныхъ людей риторическая школа не оказала такихъ услугъ, какъ Овидiю. Внѣшняя отдѣлка его стиха и рѣчи, мастерство переходовъ отъ одного предмета къ другому навсегда сохранятъ ему мѣсто перваго поэтического латинского стилиста.
Мы и не думаемъ укорять его въ риторическомъ искусствѣ; лучше что-нибудь знать и умѣть, чѣмъ ничего не знать и не умѣть. Мы даже не можемъ не считать Овидiя истиннымъ художникомъ-поэтомъ, такъ какъ каждый его стихъ, даже о самыхъ будничныхъ предметахъ, указываетъ на прирожденную способность видѣть красоту тамъ, гдѣ глазъ самаго опытнаго ритора ее не замѣтитъ. Не даромъ же въ теченiе 2-хъ тысячъ лѣтъ его сочиненiя читаются и перечитываются всѣмъ образованнымъ міромъ.
Ж. Ф. Лагарпъ. Лицей, или курсъ древней и современной литературы (J. F. Laharpe. Lycée ou cours de littérature ancienne et moderne. I.)
Овидiй былъ однимъ изъ генiевъ, съ наибольшимъ счастiемъ рожденныхъ для поэзiи, и его поэма Метаморфозы — одинъ изъ лучшихъ даровъ, какiе оставила намъ древность. Въ этомъ единственномъ творенiи — и это правда — онъ высоко поднялся надъ прочими своими произведенiями; но есть ли такой родъ заслуги, которого нельзя было бы обнаружить въ Метаморфозахъ? Прежде всего — какое чудесное искусство въ ткани его поэмы! Какъ Овидiй смогъ, изъ такого множества различныхъ исторiй, часто совершенно чуждыхъ одна другой, создать цѣлое столь послѣдовательное, столь хорошо связанное? держать постоянно въ своей рукѣ незамѣтную нить, которая, никогда не прерываясь, ведетъ насъ по этому лабиринту чудесныхъ приключенiй? привести въ такой превосходный порядокъ эту толпу событiй, что они постоянно рождаются одно изъ другого? ввести столько персонажей, однихъ для дѣйствiя, другихъ для разсказа, такимъ образомъ, что цѣлое движется и развивается безъ перерывовъ, безъ препятствiй, безъ сбоевъ, отъ раздѣленiя элементовъ, приходящаго на смѣну хаосу, до апоѳеоза Августа? Затѣмъ, какая гибкость воображенiя и стиля, чтобы успѣешно овладѣть всѣми тонами, слѣдуя природѣе предмета, и чтобы разнообразить въ выраженiяхъ столько развязокъ, чья основа всегда одна и та же, а именно измѣненiе формы! Именно въ этомъ заключается наибольшее обаянiе такого рода чтенiя; это удивительное разнообразiе цвѣтовъ, всегда приспособленныхъ къ самымъ непохожимъ картинамъ, подчасъ благороднымъ и внушительнымъ вплоть до возвышеннаго, подчасъ простымъ вплоть до вольности, иногда ужасныхъ, иногда нѣжныхъ, то отталкивающихъ, то веселыхъ, забавныхъ и милыхъ.
А. А. Блок. «Героини» Овидiя. Переводъ съ латинского Д. Шестакова. Казань, 1902 (рецензiя).
У насъ еще нѣтъ хорошаго перевода Овидiя... Совершенно непозволительно понимать подъ выраженiемъ
А. А. Блок. Катилина.
Когда-то въ древности явленiе превращенiя, «метаморфозы», было извѣстно людямъ; оно входило въ жизнь, которая была еще свѣжа, не была осквернена государственностью и прочими наростами, порожденными ею; но въ тѣ времена, о которыхъ у насъ идетъ рѣчь, метаморфоза давно уже «вышла изъ жизни»; о ней стало «трудно думать»; она стала метафорой, достоянiемъ литературы; поэтъ Овидiй, напримѣръ, жившiй немного позже Катилины, зналъ, очевидно, состоянiе превращенiя; иначе едва ли ему удалось бы написать свои пятнадцать книгъ Метаморфозъ; но окружающiе Овидiя люди уже опустились на дно жизни: произведенiя Овидiя были для нихъ въ лучшемъ случаѣ предметомъ эстетической забавы, рядомъ красивыхъ картинокъ, гдѣ ихъ занимали сюжетъ, стиль и прочiя постылыя достоинства, но гдѣ самихъ себя они уже не узнавали.
Ѳ. Ф. Зѣлинскiй. Овидiй. Баллады — Посланiя. М. 1913. Стр. XXVII.
Солнце все еще свѣтило и заставляло его пѣть; ко всему другому онъ былъ глухъ и слѣпъ.
June 7 2019, 13:17:48 UTC 1 month ago
June 7 2019, 13:34:49 UTC 1 month ago
June 22 2019, 10:03:32 UTC 1 month ago