alexandrov_g (alexandrov_g) wrote,
alexandrov_g
alexandrov_g

Categories:

Ворона и Смерть

Если выйти из ворот жилого комплекса, где пребывает во дни и ночи смертная моя оболочка, то слева и справа лежат кусочки нетронутой природы - участок дикого леса, рассечённый узким извивом асфальтовой подъездной дороги, которая метров через двести упирается в идущую в гору пятиполосную улицу с жёлто-белой разметкой, по которой с шипом проносятся разноцветные болиды. Зелёная стена отсекает шум и утро встречает нас не только прохладой, но и разноголосым птичьим пением. Лес совершенно не тронут страшными человеческими руками, неухожен, тёмен и временами насуплен. В той его части, что слева от ворот, за кустами и буреломом - болотце, на котором пару лет назад гнездилась цапля, а в прошлом году - выпь. Когда мы в первый раз услышали в сумерках её крик, то испугались. Нам показалось, что это зовёт на помощь какое-то сказочное существо, попавшее в беду. При каждом крике сердце сжималось и виделся какой-нибудь марсианин, провалившийся в яму прямо за решёткой ограды, что виднеется из окна нашей спальни, и теперь бросающий в чужое небо с россыпью неведомых созвездий отчаянный крик о помощи. Когда совсем стемнело, мы не выдержали, взяли фонарик и пошли к ограде. Темнота по ту сторону пахла и звучала лесом. В узком луче света шевелились косматые тени. Ни мистера Огилви, ни марсианского корабля мы не увидели. На следующий день сосед сказал нам, что это была выпь. Он вытаращил глаза, закричал: "Бу-у-у..." и замахал руками, изображая птицу. Болото, чавкнув, утянуло на дно захлебнувшегося неземным криком марсианина, а вместо него за оградой у нас поселилась выпь.

На решётчатой и разлапистой башне линии элекропередач, что высится над елями и клёнами, иногда можно увидеть сарыча, чей сгорбившийся силуэт похож на сидящую на верхушке столба кошку. Подстерегая добычу или устраиваясь на ночлег, он спускается ниже, в кроны деревьев и затаивается там. Временами его находит зоркий вороний глаз и тогда вороны, рассевшись вокруг, устраивают беснование, травя несчастного хищника. Я как-то наблюдал забавную сценку опасных вороньих забав. Самая смелая ворона осторожно подбиралась к сидящему чуть выше сарычу, примерившись, дёргала его за хвост и тут же, опасливо отскочив, вновь принималась истошно выкрикивать свои вороньи оскорбления. Остальные вороны при виде этого подвига издавали завистливый вопль.

Мне всегда казалось, что в воронах что-то есть. Что-то близкое и понятное нам, человекам. Какая-то ниточка протянута между нами. Наш и их мир разделены полупрозрачной стеной, прижавшись к которой глазом, можно различить, как там что-то шевелится, что там тоже идёт своя, пусть отличная от нашей, но тоже - жизнь.

Много зим назад, в Москве, студёным январским вечером я шёл от метро по безлюдному Олимпийскому проспекту вниз, к Сущёвскому валу. Проходя мимо спортивного комплекса, я уловил боковым зрением какое-то движение, поднял голову и застыл. По дугообразному фронтону над входом в Олимпийский дворец цепочкой молча шли вороны. Перебирая ногами почти в такт, они шли друг за дружкой вверх по скату крыши. Когда очередная ворона добиралась до высшей точки дуги, она прыгала вниз, на меня. Восходящий поток воздуха катапультой выстреливал комком вороньего тела вверх. Плотно прижавшая крылья ворона взлетала метров на тридцать, на мгновение неподвижно повисала в воздухе, а потом, расправив крылья, планировала вниз, пристраивалась в конец очереди и начинала очередное пешее восхождение к краю крыши. Рисунок, образованный движущимся пунктиром вороньих тел, поражал своим совершенством и смыслом. Трудное восхождение, прыжок в неизвестность, невообразимая лёгкость бытия, радостное ощущение собственной невесомости и мощи стихии, взлёт, парение вниз, и всё начинается сначала. Страшное малиновое солнце, отбрасывая резкие тени, валилось в морозную мглу за Проспектом Мира. Было неправдоподобно тихо. Вокруг не было ни души. Слышался только свист ветра. И в этой мёртвой тишине вороны танцевали передо мною танец жизни.

Ныне же, не в Москве, а в леске, что от входа направо, осёдло живёт воронье семейство из пяти-шести птиц. В прошлом году им пришлось потесниться, так как в урочище появилась пара ястребов. Их вороны дразнить не осмеливались. В округе сперва разом пропала всякая мелкота, а потом куда-то делись и вороны. У ястребов появился отпрыск, который сперва просто неподвижно сидел на ветке, а позже, обнаружив, что он умеет летать, с криками восторга перепархивал от дерева к дереву. Ещё чуть позже родители начали давать ему уроки высшего пилотажа. Когда пара ястребов, старый и молодой, срывалась с проводов и, синхронно взмахивая крыльями, набирала скорость, а потом по дуге, как пара истребителей, вонзалась в гущу леса, у меня перехватывало дыхание. Я как будто летел вместе с ними. Осенью они исчезли. А уже зимой в лесок вернулись вороны. Любимым местом у них стал один из деревянных столбов, особо обильно опутанный проводами.

Несколько дней назад я увидел у подножия столба безжизненное воронье тельце. Ворона, взлетая или садясь, кончиками крыльев замкнула провода и была мгновенно убита. Когда я позже возвращался назад рядом с мёртвой вороной сидела её товарка. Она, наклоняясь к погибшей вороне, топорщила перья на вытянутой шее и что-то кричала. В карканье её мне послышалось недоумение.

Сегодня утром, проходя мимо, я обнаружил, что одна из ворон сидит там же, в том же переплетении проводов. Я остановился. Ворона, поворачивая голову, смотрела на меня то одной, то другой поблёскивающей бусинкой глаза. Мы помолчали. Наконец я не выдержал. "Жопа, - сказал я ей. - Вот ведь умная вроде птица, а дура дурой. Убьёт ведь током. Неужели не понятно?". Ворона продолжала молча смотреть на меня сверху вниз. Я пожал плечами и пошёл прочь. Неожиданно ворона сзади меня громко закаркала. Я уходил всё дальше, а она, надсаживаясь, продолжала орать мне в спину, явно отвечая мне на мой вопрос. Кто сможет перевести то, что она сказала? Ведь в мире, который с таким тщанием устроил Бог, мне видна опасность, грозящая вороне, опасность, которую она сама не видит. Но ведь так же и вороне должна быть очевидна опасность, грозящая мне. Опасность, которую я не вижу так же, как её не видит ворона в смешных проводах, на которых так удобно сидеть. В проводах, по которым бежит смерть. Краем какой бездны прошёл я этим утром? Куда, в какую пропасть сорвались и беззвучно полетели вниз комья земли? Что кричала мне ворона? Вы думаете, что это всего лишь глупая птица? Что мир вокруг нас - это наш, человечий мир, что другого быть не может, и говорит этот мир нашими, человеческими словами? Может быть вы и правы. Может быть так оно и есть. Ведь умер уже Шуберт и некому написать на смерть вороны струнный квартет. Но лезут и лезут в голову мысли. Каркает, каркает ворона.

"И когда я играю со своей кошкой, то кто убедит меня, что это не она играет со мною..." Мой товарищ Монтень.

Г.А.
Не тот разглядит истину, кто вперился пристальным взором в течение жизни, держа наготове инструменты и справочники с чужими мыслями. Нет ничего объективного, все только игра теней, причудливая мозаика мимолетных бликов на поверхности океана жизни. Все так и не так, и ты жив и весел до тех пор, пока твои глаза способны видеть то, о чем никто никогда не расскажет. Понимание - протез для рассудка, достаточно чувствования. Это и есть чистое знание. А натужная цепь умозаключений имеющих в основе три закона или даже десять заповедей, - это для уставших или последователей. Впрочем, никто не мешает тебе снова окунуться в призрачный мир блуждающих огней, который только и есть настоящая жизнь.

Anonymous

June 19 2005, 19:18:31 UTC 14 years ago

Москве, студёным январским вечером я шёл о
Страшное малиновое солнце, отбрасывая резкие тени, валилось в морозную мглу за Проспектом Мира
----
какое солнце в москве январским вечером.

врать надо уметь, и чему только Вас учили, тов. Александров.
н.з.
Ну что ж, я буду лишь благодарен, если вы подскажете мне как одним словом обозначить то время суток в январской Москве когда минул уже четвёртый час дня, когда солнце уже касается крыш, когда уже через полчаса будет темно.

Как мы назовём этот предсумеречный час?

Г.А.
Я как-то наблюдал забавную сценку опасных вороньих забав. Самая смелая ворона осторожно подбиралась к сидящему чуть выше сарычу, примерившись, дёргала его за хвост и тут же, опасливо отскочив, вновь принималась истошно выкрикивать свои вороньи оскорбления. Остальные вороны при виде этого подвига издавали завистливый вопль.

Мне всегда казалось, что в воронах что-то есть. Что-то близкое и понятное нам, человекам.


Я наблюдал подобную картину в фильме о диких животных, кажется, в Animal Planet. Там обезьяна, размером с шимпанзе, прыгая по веткам деревьев, периодически свешивалась и хватала за хвост молодого тигра, ловко успевая затем уклониться от его когтей. Другие обезьяны наблюдали за этой рискованной игрой. Ещё ближе нам, человекам :)

Сегодня открыл Ваш журнал и читаю с огромным удовольствием.
Спаси Вас Бог