Против данной схемы легко выдвинуть возражения. Во-первых, изъятие понятия о вещах, каковы они есть из сферы «объективного», устраняет возможность применения в их отношении каких-либо доказательств. Поэтому можно утверждать с равным успехом, что вещь в себе свободна, и что она несвободна, и что она вообще не существует. Вера в принципе плоха тем, что верить, по определению отвергая всю сферу доказательного, можно во всё, что угодно (и этим же, заметим, она хороша). Во-вторых, само понятие вещи, как она есть, есть вещь для нас, то есть отрыв «сущностного» представления о вещах от их «объективного» созерцания представляется довольно сложным делом. Тем не менее, эти возражения нисколько не умаляют красоту и значимость для метафизического сознания самой идеи разделения представления о свободе и «объективной» реальности.
Главным, неустранимым недостатком подобной схемы является то, что есть её главное достоинство. Она лишает представления о вещах права на существование в цельном сознании, то есть не примиряет, а нарочито разграничивает реально существующую способность разума мыслить свободу со столь же реальным (реальным, в обоих случаях, для разума, естественно) представлением разума о причинно-следственной взаимосвязи вещей. Представляется, что более плодотворной может быть декларация возможности совмещения права разума мыслить свободу с его правом мыслить необходимость в рамках одной системы.
Такая возможность существует. Представление о пространстве-времени предполагает, что между объектами, расположенными в пространстве, осуществляется взаимодействие во времени. Пространство и время неразрывно связаны между собой, и для самого существования объекта необходимо время. Однако, понятие времени выступает в двух ипостасях – как момент, когда говорится о существовании объекта, и как отрезок, когда говорится об условии взаимодействия объектов. Момент времени не имеет протяжённости, поэтому существование объекта не рассматривается как процесс, если, конечно, под объектом изначально не понимается система. Но система, в свою очередь, дробится на конечные объекты, поскольку разум не способен мыслить бесконечно сложную систему. Мы довольно легко представляем себе отдельный объект, существующий в некий момент времени. Для взаимодействия объектов необходим уже отрезок времени. Поскольку понятие пространства предполагает, что два объекта не могут находиться в одной его точке одновременно, то между объектами всегда существует расстояние, которое может быть пройдено лишь за некоторый промежуток времени. Время является условием как существования, так и взаимодействия. В этом нет противоречия.
Поскольку для осуществления взаимодействия необходим отрезок времени, то в каждый данный момент, не имеющий протяжённости, никакого взаимодействия не осуществляется. В каждый данный момент каждый объект независим и предоставлен самому себе. Следовательно, из нашего представления о причинно-следственной взаимосвязи вещей естественным образом вытекает парадоксальное представление об отсутствии в каждый данный момент какой-либо взаимосвязи между вещами. То есть, именно из условий всеобщей взаимозависимости следует, что каждая вещь сама по себе независима. (Разум вообще нередко склонен приписывать вещам особенности собственного метода их познания, подчиняя представление о мире требованиям собственного комфорта; в этом замечена, например, опирающаяся на математику физика). Таким образом, представление разума о вещах, какими они ему представляются, естественным образом сочетает в себе понятия абсолютной несвободы в рамках пространства-времени, и абсолютной независимости в них же. В этом нет противоречия.
Не выходя за пределы знания о вещах, полученного, по всей очевидности, на основе опыта, человек способен мыслить эти вещи одновременно как свободные и несвободные. Представление об абсолютной свободе имеет полное право на существование в той сфере разумного, которая нимало не загрязнена чистым априорным знанием. Можно предположить, что для развития любых разумных идей, проистекающих из представления о принципиальной возможности свободы, таковое знание вообще не является сколько-нибудь необходимым. Это не означает, что его следует непременно отрицать. Во-первых, потому, что отрицание само по себе является бессмысленной акцией, поскольку если объект отрицания существует, то отрицать его неразумно, а если не существует, то отрицание невозможно ввиду отсутствия объекта для отрицания. Во-вторых, чистое априорное знание по определению не является плодом деятельности разума и, следовательно, выходит за рамки разумного, поэтому любые рассуждения о нём неразумны.
Итак, мы доказали парадоксальную возможность существования представления о свободе в рамках разума, деятельность которого основана на опыте. Возможность не является ещё необходимостью, однако, было бы странно, если бы активно функционирующий разум не открыл для себя это направление работы. Результатом её в конечном итоге может быть широкий спектр известных понятий и убеждений, в основе которых лежит представление о свободе воли. Наиболее распространенным плодом подобной умственной деятельности должна являться вера как совокупность выводов, сделанных не из опыта, а из метода его осмысления. Поскольку вера в основе своей базируется на представлении об абсолютной свободе, то и сама она не подчиняется никаким законам, в том числе принципам логики (или подчиняется, но по своему произволу), то есть верить можно во всё, во что угодно. Вера не нуждается в доказательствах, поскольку доказательство как принцип работы разума аналогично идее причинно-следственной взаимосвязи, то есть противоречит понятию свободы, лежащему в основе веры. При этом вера не отторгается от разума, осмысляющего опыт, не превращается в самостоятельную область, но сливается с разумом, породившим её, паразитируя на оборотной стороне его конструкции, подпитываясь способностью обладающего некоторым избытком мощности разума мыслить, помимо «объективной», виртуальную реальность и, в тяжёлых случаях, угнетая своего родителя.
Однако путь от свободы к свободе воли, если его прохождение не является плодом произвольного допущения, может оказаться неблизким, поскольку, если мы можем мыслить объект как свободный, это ещё не означает, что мы автоматически наделяем его волей для того, чтобы пользоваться своей свободой.