Человек, каким мы его знаем, не может не принадлежать к общности. Но выбор общности он осуществляет сам. Это единственная доступная людям форма свободы.
В России трагизм развивается практически непрерывно с начала XVI века, или даже с более раннего времени. Наш трагизм это конфликт между мышлением, которое можно условно назвать феодальным, и мышлением, которое можно условно назвать национальным. Не позднее, чем при Иване III Московская Русь начинает дрейфовать от парадигмы феодальной общности с его принципом личного вассалитета к общности протонациональной с его принципом принадлежности всех индивидуумов нации. Этот довольно естественный для многих, в том числе, вероятно, для всех европейских, стран процесс мы знаем, как развитие абсолютизма и зачатков капитализма. Старт национального развития на Руси идёт приблизительно параллельно аналогичному процессу в Англии. Англия XVI века постепенно отказывается от феодальной парадигмы, которая в этой стране носит характер оккупации. Англичане начинают сознавать себя англичанами, а не подданными нордманнов, формируется единый английский язык, происходит отказ от французского языка в юридической практике. Возникает патриотическое искусство, известное нам, преимущественно, по елизаветинскому периоду творчества Шекспира. Растёт значимость демократических институтов. Улучшаются производственные технологии. Нацию скрепляет иностранное нашествие, угрожающее сменой парадигмы и основного на то время маркера идентичности - религии. На Московской Руси в то же время происходит примерно то же самое, только без Шекспира. Освобождение от вассальной зависимости от Улуса Джучи становится равнозначным национальному освобождению, символизируя постепенно нарастающий кризис феодальной парадигмы вообще. Развиваются демократические институты - земства. Растёт качество производимого вооружения (осуществляется массовое внедрение огнестрельного оружия, включая казнозарядные системы). Такой технологический рост невозможен без применения наёмного труда, то есть без начал капитализма. Происходит постепенное ослабление аристократии в пользу централизованного государства с единым законодательством. При ведении войны снижается значение феодального ополчения и растёт роль регулярной армии. Нацию постоянно держат в тонусе набеги со стороны осколков Золотой Орды и скрепляет концептуальная угроза смены идентичности на исламскую в случае общей победы крымцев, поддержанных Портой.
До какого-то времени Русь и Англия развиваются примерно параллельно. Довольно тёплые отношения между Москвой и Лондоном при Иване IV имеют корнями не только общую неприязнь к Папскому престолу и его политике, не только сходство торговых интересов. Ощущается и некая концептуальная общность двух стран. Но англичанам не без большого труда и не без большой крови в конце концов удаётся оттеснить феодализм, поставив его в рамки, в которых национальное развитие, опирающееся на развитие капитализма, не страдает, по крайней мере существенно. Общий либерализм капиталистической системы и высокий уровень производительных сил могут позволить стране нести бремя пережитков феодализма, не слишком замечая его. В России же Романовы и, позднее, Голштейн-Готторпы в рамках противоречивой политики осуществляют реванш феодализма: углубляют сословное разделение нации, развитием крепостничества ограничивают применение наёмного труда и, тем самым, развитие капитализма и повышение эффективности производства. Так консервируется система самоидентификации, основанная на личной преданности, на верности сюзерену, а не на преданности общности.
В условиях объективной необходимости выбора национального пути развития, диктуемой как внешними условиями, так и уровнем развития производительных сил, феодальная система самоидентификации представляет собой ту трещину в общей конструкции, которая способна всё погубить. Февраль 1917. Возьмём в качестве примера всем известного финского маршала. Покуда самоидентификация Карла Маннергейма находилась в рамках личной преданности Императору, он был вполне рыцарем без страха и упрёка. Но стоило предмету личной преданности исчезнуть, как вчерашний рыцарь моментально, не колеблясь сделал выбор в пользу финского национализма, быстро дозрев до борьбы с русскими как таковыми - просто потому, что они русские. Скорость и радикальность перемены заставляют предположить, что к моменту перелома новая самоидентификация полностью созрела под маской старой. Маннергейм знал, чего он хочет. Февраль можно рассматривать, как разрушение формы, на тот момент уже абсолютно не соответствовавшей внутреннему содержанию. Поэтому он прошёл так легко, почти не вызвав протеста высокопоставленных военных (а равно гражданских чиновников и церковных иерархов).
Однако неверно думать, что путь от феодальной самоидентификации к национальным убеждениям это дорога с односторонним движением. Практика показывает, что многим людям более комфортно было бы в вассальной зависимости. Их фантазия не приемлет воображаемого сообщества; диктат самодовлеющей нации, яляющейся собственником всех своих членов, такие люди рассматривают, как покушение на свои свободы. Нацию они мыслят, как тоталитарный субъект, как абсолютного насильника, который достоин только жестокой и мучительной гибели. В противовес они, осуществляя своё технически неотъемлемое право на свободный выбор принадлежности к общности, заявляют о готовности служить сюзерену (в обмен на некоторое покровительство). Поскольку с сюзеренами как отдельными людьми в наше время туговато, в качестве такового выбирается коллективный сюзерен, коим мыслится Запад. "Мы будем служить твоим принципам и интересам и ждать твоего белого "Абрамса", - говорят такие люди. Для нас сейчас интересно, что таких людей много и что их воспроизводство в России не прекращается уже долгое время.
Князя Курбского совершенно не зря называют первым русским диссидентом. В ситуации выбора между двумя способами самоидентификации этот князь выбрал принадлежность к обществу феодалов, а не к нации. С точки зрения национальной общности Курбский совершил предательство. С точки зрения феодального сознания он просто перешёл на службу к другому сюзерену. (То, что при этом были нарушены клятвы, в частности крёстное целование, имеет значение для сознания мистического, но не для вполне рационально устроенного феодального). Курбский сделал то же самое, что сделали миллионы других людей - "выбрал свободу". Быть собственностью нации, что в то время формулировалось, как "быть государевым холопом", он не захотел. Диалог Иоанна Грозного и Курбского это диалог Креонта и Антигоны. В нём нет чьей-либо правоты, но есть трагический разрыв между двумя способами мышления.
Русский либерализм является концептуальной противоположностью либерализму европейскому - хотя и постоянно присягает ему на верность. Русский либерализм это плод элитарного сознания, осознающего народ, претендующий на роль суверенной общности, на роль собственника данного субъекта, как помеху, как нечто абсолютно неправомочное и не имеющее права на существование. Для русского либерала желание сбросить на русских атомную бомбу это форма самообороны. "Все эти люди не имеют на меня никаких прав; пусть они поскорее сдохнут вместе со своими претензиями на верность и преданность им!" Русский либерал ощущает себя жертвой огромного, бездушного монстра и защищается, моля Запад о новых санкциях против России. Запад же рассматривается, как либеральный сюзерен (причём здесь русские либералы не ошибаются - сюзерен, действительно, либеральный, а не как они сами). "Либеральный" применительно к Западу означает в данном случае "нетребовательный, допускающий многия вольности". Добрый барин, в общем. Барин, которому вполне можно присягнуть - для феодального сознания добровольный выбор господина естественен.
В противоположность, либерализм Запада есть плод борьбы с аристократическим обществом и победы над ним. Западный либерал эгалитарен и национален. Он может терпеть остатки аристократии - но именно снисходительно терпеть, как необременительную причуду, формирующую, к тому же, своеобразный культурный ландшафт. Капитализм настолько богат, что может позволить себе немного истеблишмента. Тем более, если истеблишмент в добровольно-принудительном порядке национально ориентировался (вспомним судьбу некоронованного короля Англии Эдварда VIII). Вопрос о праве нации на своих членов, на распоряжение их жизнями и имуществом для западного либерала не стоит (хотя злоупотреблений он не любит, как и все люди). В последние десятилетия капитализм решительно перерос национальные границы и начал формировать новую парадигму, часто обозначаемую, как глобализацию. Но это уже совсем иная история. Нам до этого уровня пока ещё очень далеко.
Русские националисты оценивают мнение и поведение русских либералов, как низость, лизоблюдство, идолопоклонничество, тупость и подлость. (Всем известны соответствующие оценки, сделанные Достоевским, например). Сами русские либералы считают себя самоотверженными, альтруистичными сторонниками Высших Ценностей, храбро противостоящих ордам низших существ и монстров в самой середине Царства Зла. Обе оценки носят моральный характер, то есть уместны лишь в рамках своей парадигмы каждая. Универсальный же взгляд должен быть вне парадигмы, то есть вне морали.
Нужен ли здесь универсальный взгляд? Нужен; ведь русский либерализм и русский национализм это устойчиво воспроизводящиеся явления. Нам с этим всем жить. Но может ли в принципе имморальный взгляд быть полезным обществу? Может - как элемент развития, а не как элемент баланса. Научный взгляд, например. Развитие же может обеспечить синтез противоположностей.
Здесь всё непросто. К примеру, известную большевистскую попытку синтеза следует, по-видимому, признать неудачной. Собственно, это уже сделала история. Полагаю, причина неудачи в том, что большевики рассматривали синтез не как появление нового организма, воплощающего в себе достоинства предыдущих и лучше приспособленного к жизненной борьбе, а как механическое смешение кажущихся верными и полезными элементов (хотя сами они, думаю, не согласились бы с этим утверждением). В результате созданная ими сущность отличалась крайней противоречивостью. Большевики использовали материальное вознаграждение как стимул - и третировали тягу к материальному в пропаганде, при этом провозглашая материальный достаток целью своей политики. То есть: "Мы будем давать вам за хорошую работу плюшки. Жаждущий плюшек это моральный урод. Наша цель - больше плюшек!" Всё это сразу. Большевики считали национализм врагом и источником абсолютного зла - и сознательно выращивали нации. Они разрушили до основания руины феодальных взаимоотношений и построили систему, в которой власть формировалась в процессе делегирования прав сверху вниз и демонстрации преданности снизу вверх. Они одновременно считали, что Отечество превыше всего, что пролетариат должен быть диктатором, что все должны подчиняться бюрократии и что у пролетариата нет отечества. Они одновременно строили империю, в которой каждый человек был собственностью государства, то есть действовали в национальной парадигме, и ставили перед империей полностью вненациональную цель. Под "майонезом" того, что они считали передовым марксистско-ленинским учением, такой винегрет казался им съедобным. Но корова от него, как известно, в конце концов сдохла.
Нам необходим иной путь. Методологически иной. На этом пути все должны иметь возможность обрести себя. Древние греки осознали себя, как народ трагического мироощущения, неизбывного конфликта. Неизбежным следствием (или, может быть, причиной) такого самоосознания является уважение к носителю каждого типа общественной принадлежности. Если одна из сторон конфликта не уважаема, то трагедии нет, есть проблема недодератизированного подвала. Осознав себя сообществом людей, взгляды которых взаимно уважаемы, древние греки стали теми, кем они стали. Изучая тех, кто кажется нам оппонентами, пытаясь понять их чувства, их мотивы, мы, как мне кажется, можем приблизиться к осознанию нашей взаимной ценности. И уже с этим осознанием постараться построить разнообразное, но при этом единое общество.
October 17 2016, 14:17:25 UTC 2 years ago
October 23 2016, 14:12:54 UTC 2 years ago Edited: October 23 2016, 14:22:40 UTC
Получается, чтобы построить единое общество нашим либералам, как носителям феодального самосознания, надо выбирать сюзерена внутри страны, а не за лужей. Скорее всего они на это не пойдут потому что сами или живут за границей, или оттуда финансируются. Придеться ждать появления в России либералов в западном смысле этого слова, а не вассалов западного господина. А западных вассалов неплохо бы дератизировать.
January 27 2017, 14:36:51 UTC 2 years ago