(с) В. Лорченков
все ложь
нет никакой матери-кукурузы
есть только один, вездесущий и единый
бог
трехединый то есть, простите, я все время путаюсь в показаниях
показываю то то, то это
только один бог, который очень любит древнегреческую трагедию
больше ничего из искусства и литературы ему не близко
и я очень понимаю этого Бога
- трагедия, о, да, остальное дерьмо!
так или иначе, воспользуюсь оборотом-паразитом, - а Бог этот
обожающий трагедию Афин, постоянно играет на сцене
не то, чтобы он усиленно гримировался, так
минимальный набор, присущий театру времен Аристофана
несколько масок с простейшими эмоциями на глиняном лице, ну,
рот раскрыт – удивление, уголки губ подняты – радость, темное
жемчужное пятно в углу глаза – печаль плачет
ну, не самое длинное одеяние, и все,
никаких тебе декораций, никаких занавесов, никаких костюмов, никакой игры
лицом –
додумывайте сами, уважаемые зрители, какого хрена вы ленитесь вообразить себе, какое лицо было у Ромео, когда он почувствовал, что от яда его неудержимо тянет блевать, и он таки блеванул, и какое лицо было
у Джульетты, когда ее кишки совсем неэстетично стали выпадать из разрезанного живота прямо
на бледного покойного Ромео, белого, как червячок, и тут
ах, какая неожиданная неприятность…
в общем, древние греки понимали в театре, поэтому у них там никто не играл
театр это вам не игрушки
в задницу перевоплощение и вхождение в образ
главное – текст, текст и еще раз текст,
это я вам говорю, творец текстов, текстуальный воспроизводитель себя
мой Бог презирает всю эту мишуру, он сторонник строгого, лаконичного
театра древнегреческой трагедии
и правильно, нечего тут!
этот Бог, который на самом деле один
на полукруглой сцене, где топот ног стих еще шесть тысяч
лет тому назад
похож на городского сумасшедшего: вертится себе, то одну маску на палочке
к лицу приставит, то отбросит и примерит другую
то он мать кукуруза, то Кецеотлакаль, то Ясон, а то и Иисус
ну, а глупые люди, которые думают, что у них есть свобода выбора молиться
разным, - главное, своим, - богам, - все молятся одному и
тому же,
глупцы, -
уже
их сознания бывает только прорезь в классической маске
театра древнейших Афин
туда и стрелой не попадешь, этого не сможет сделать даже
русский из Пскова, наловчившийся снимать пса-рыцаря
в шлема прорезь одним
выстрелом
и вот он кривляется там, а я сижу на еле живой от старости
скамье
и говорю ему: господи, господи, вот он я, господи
съешь немножечко моей плоти, отпей крови, пригуби хотя бы
да, да, я именно об этом
вот кровь моя, пей, вот плоть моя, ешь
что же ты молчишь, господи, что бормочешь там, на сцене, с маской
вот он я - посмотри на меня
