Заходит священник, он в майке и семейных трусах. Зевает, крестит рот. Мы видим, что у него хорошая
фигура, мускулистые руки, ноги, и набитые костяшки пальцев. На груди надпись.
«Афган, Баграм, 1985-1987»
То есть, батюшка — как и многие священники РПЦ, - отдал дань увлечению боевыми искусствами и службе в
ограниченном контингенте миротворческих сил СССР (а еще, что не показано, но молчаливо подразумевается
— рэкету и участию в криминальных войнах 90-хх, куда «афганцы» передислоцировались прямиком из
Демократической Республики Афганистан). Он почесывает грудь. Женщина — пышная, кустодиевская (может,
удастся найти кого-то из потомков тех, что позировали самому Кустодиеву?) - смотрит на него с восхищением.
Говорит:
- Побалуемся, Коленька? - говорит она.
- А то, молодая, - говорит батюшка.
- Вот ужо отдеру тебя, коза блядь, - говорит он.
- И отдери, Коленька, - говорит молодая матушка.
- Как басмача! - говорит она.
- Эх ты, молодая, - говорит батюшка.
- Ни хуя вы уже не знаете, - говорит он тоном героя к/ф «О чем говорят мужчины» («я хожу на кислотные дискотеки,
а там телки не знают, кто такая Роза Рымбаева, куда катится мир!»).
- Не басмача, а душмана! - говорит он.
- Истории не знаете, - говорит он.
- Высоцкого не слушаете, - говорит он.
- Кто такой Галич, не слыхали, - говорит он.
- «Дети Арбата» не читали, - говорит он.
- Ну Коля, - говорит молодая жена.
- Не заводись, - говорит она.
- А то всю ночь про операцию в Пянджском ущелье болтать будешь, - говорит она.
- Ты мне лучше задвинь, - говорит она томно.
- Давно пора маленького Коленьку-то сбацать, - говорит она.
- А то папенька засиделся на приходе-то, - говорит она.
- А залечу, и церковь нам оставит, и икону, - говорит она.
- Будет с чего маленькому Колюнечке дом справить, - говорит она.
- Николай Николаичу, - говорит она.
- И то правда, - говорит ворчливо батюшка Николай.
Включает магнитофон. Это кассетник. Мы слышим громкую песню. Это Окуджава. Подпевая ему, батюшка снимает с
себя майку и семейки, игриво поглядывая на супругу. Та краснеет.
- Антон Палыч Чехов однажды заметил, - поет Окуджава.
- Что умный любит учиться, а дурак учить, - поет он.
- Скольких дураков в своей жизни я встретил,
- Мне давно пора уже орден получить, - поет он.
Голый, батюшка Николай игриво покачивается, и тянет руки к супруге. Та взвизгивает, хихикает, прикрывается подушкой
(а ведь только что звала!.. впрочем все они, сучки, одинаковы — прим. сценариста). Продолжает петь с кассетника
Окуджава, - мы видим на стенке его портрет, бард прищурился, будто не верит своим глазам, - а еще фото отца
Николая в форме и с «калашниковым» на фоне пустыни. Молодой воин-интернационалист и Окуджава ласково
смотрят друг на друга, как два советских дебила.
- Дураки обожают собираться в стаю, - подпевает Окуджаве батюшка.
- Впереди главный -- во всей красе, - подпевает он.
- В детстве я думал, что однажды встану, - поет он.
- …. а дураков нету, улетели все! - поет он.
Матушка снимает с себя сорочку и у зрителей захватывает дух. Единственный, кому не хватает мозгов заткнуться и
просто полюбоваться этим совершенством — бард Окуджава. Его голос, хриплый, чудаковатый и хитрый одновременно
— будто лицо В. Ленина или молдавского торговца чилийским виноградом на Центральном рынке Кишинева, -
("бля буду, конечно молдавский ну и что что январь!" продолжает гнусавить с ленты кассеты.
- Ах, детские сны мои, какая ошибка, - поет он.
- В каких облаках я по глупости витал! - поет он.
- У природы на устах коварная улыбка, - поет он.
- Видимо, чего-то я не рассчитал, - поет он.
После того, как раздраженный зритель думает, наконец «да заткнись ты, придурок», бард умолкает. Мы слышим
скрип постели. Никакой эротики, мы все-таки во владениях РПЦ. Только детали. Рука, нога, прядь волос на лбу.
Крупно — подушки, одеяло.
… белое свечение. Отъезд камеры.
Мы видим церковь и нищенку, вставшую на колени. Если бы у нее были глаза, она бы жмурилась.
- Маааушка? - мычит она.
Тишина. Потом — шум. Вернее, легкий гул.
Икона издает шум такой же, как атмосфера земли.
Все звуки мира слились в один.
И он очень напоминает гул перед землетрясением.
Нищенка встает и прислоняет ухо к иконе. Из-за ровного свечения, которое издает лик, вокруг головы
Матренушки появляется нимб.
Нищенка кивает, становится на колени и прижимается лбом к земле.
Внезапно все начинает страшно трястись. Несколько секунд камера как будто пляшет, падают со стен иконы,
сыпется штукатурка. Потом — тишина, раскачивающиеся люстры. И второй удар, как обычно бывает при
землетрясениях в Молдавии. Звук лопнувшей струны.
Мы видим, как на полу церкви появляется трещина.
Она светится.
----------------------------------------
1 сентября. Новая книга В. Лорченкова. Здесь.
May 21 2012, 08:10:33 UTC 7 years ago
Чудотворная икона ?
May 21 2012, 19:00:57 UTC 7 years ago
May 23 2012, 13:08:14 UTC 7 years ago
а почему в верхнем посте о женском боксе нет комментариев?
нельзя Вас ни утешить ни полотенцем обмахать ни водички поднести испить
ай-яй-яй - нельзя светочи русской словесности быть таким ранимым и вспыльчивым -
у истории масса примеров, что ничего из этого хорошего не получалось
May 24 2012, 06:32:24 UTC 7 years ago
May 24 2012, 12:26:14 UTC 7 years ago