Владимир Лорченков (blackabbat) wrote,
Владимир Лорченков
blackabbat

Matushka z’imushka (новый рассказ)

1

Друг мой, в своем последнем письме ты спрашиваешь меня о новостях и погоде в Молдавии. Прости за несвоевременный ответ, но, уверен, после прочтения его, твое любопытство будет удовлетворено. Ведь задержка моего письма напрямую связана с интересовавшей тебя темой. В Молдавии три недели идут снегопады. Небо прошивает землю косыми стежками мокрого снега, словно прилежная швея. Сугробы достигают окон верхних этажей.

… третьего же дня после выходных я отправился в детский сад за дочерью.

Добирался долго, мучительно, на перекладных, кружа по забитым дорогам. Потому возвращаться решили на санях через парк между Рышкановкой Верхней и Рышкановкой Нижней, населенными некогда, по остроумному замечанию модный поэт-ohranitel Karaulov, «сплошь жиденятами», которые, впрочем, все уехали в США, чтобы и оттуда бесить поэт Karaulov, но уже в качестве «proklyatih pindossov».

…первые десять верст шли мы легко. Затем появились волки. Уходили от них, отстреливаясь,- двух серых разбойников я лично отправил кубарем во тьму точными выстрелами, - а когда патронов не осталось, пришлось пожертвовать возницей, сбросив того с саней. Вопли несчастного до сих пор у меня в ушах, крики его звучали жалобнее даже передовиц вышедшего из моды публициста Olshansky в журнале Russkaia Jizn - относительно неумения русских жить.

Вопли, впрочем, заглушил вой поднявшейся метели, вследствие которой мы и заплутали, сбившись с дороги. На второй день пути, - чудом, - прибились к жилью. Светили окна, из подъезда спешила, с рюмкой водки для возницы и карамелью для седока, гостеприимная хозяйка. Наверху меня ждала переписка Набокова и Уилсона, Глафиру же – забавные комиксы про говорящую луковицу-пролетария от итальянского le communist Ивана Радари. Снег, между тем, идти не перестал, температура - минус 22 по Цельсию. Мне прооперировали левое колено. В детстве я просил судьбы поэта Байрона. Что же. Помимо таланта, склонности к вину и женщинам, я получил еще и хромоту. Et c’est tout… c’est tout.

Cordialement
Ton Vladimir

2

… дорогой дядя Саша. Это Глафира. Я решила разрисовать рожицами папино письмо тебе. Папа спит, он устал. Мама тоже. Сидит, в любимом кресле папы, - но сегодня он на диване, поэтому они не устроили шутливого спора, который нас с братишкой так радует, - клюет носом. Изредка резко поднимает голову, фаркает, в волосах бьется рыба. Это горбуша, у нее сегодня нерест. Жемчужные капельки воды скользят по гладкой, жирной коже рыбины. Падают наземь, рвется нитка, жемчуга закатываются под диван. Жемчуга стоят кучу денег. То-то папа будет рад. Он говорит, что всегда думает о деньгах. Мы все знаем, что это неправда, но о чем он на самом деле думает, никто не знает.

Может быть, он думает о Рембрандте? Но не о настоящем Рембрандте, а о том, которого придумал Хеллер, заставив своего Рембрандта нарисовать Аристотеля. Никто не понимал, что это Аристотель. Представляешь, как он скучал, бедняжечка! А потом решили, что он Аристотель, и Аристотель повеселел. Стал смотреть бодрее. А до тех пор выглядел унылым. Говорят, все спрашивали Рембрандта, отчего его Аристотель такой грустный. Он вечно думает о деньгах, отвечал постоянно Рембрандт. Послушать Хеллера, так все вокруг Рембрандта только о деньгах и думали, включая Рембрандта.

Сдается мне, это Хеллер о деньгах думал.

Это ведь он отвечал за Рембрандта, когда того спрашивали, правда ведь? И смотрел за Аристотеля, и спрашивал за знакомых Рембрандта, и рисовал за его кисть.

Знаешь, я, когда подрасту, тоже буду писать книги. Papa говорит, что я и так уже это делаю - когда ставлю всех кукол, его, маму, и братишку в круг, и говорю им, кто, как и что будет играть. Я снисходительно прощаю батюшке этот его возрастной экстремизм. Сомневаюсь, что человек с его излишне колоссальным жизненным опытом способен оторваться от печального детерминизма, постигающего всякого, чья печень поражена алкоголем, спина - атмосферным давлением. а мозги - мыслями о деньгах. Так или иначе, я уже подумываю о поприще.

Как ты думаешь, о чем задумается мой Рембрандт?

Касаемо нашей с papa поездки… Не забывай, что твой брат склонен рассматривать происходящее - так называемую объективную реальность, если, конечно, il est possible en generale, памятуя о знаменитой фразе Набокова про ее, объективной реальности, отсутствие, - сквозь призму своей то ли гениальности, то ли близорукости (подчас я не понимаю разницы между ними двумя). Все было не так. На самом деле, шли мы не десять, а пятнадцать верст, и сани виляли - наст стал чересчур скользким, - отчего никак не могли взять кратчайшее направление. Волки, появившиеся за нами, были добрые, сказочные. На спине самый большой из них нес красивого юношу в богатого шитья кафтане, с золотыми бляхами, и перстнями на пальцах - на всех десяти! - и шапке из соболиного меха. Будь папА хоть чуточку повнимательнее к происходящему вокруг… оглянись он не на секунду, а на минуту хотя бы… может, все бы случилось и по -другому. Но ты же знаешь несносный характер своего братца! Пара острых, колючих взглядов, за спину, хлыст, крик несчастного возницы, сброшенного зачем-то в санный след… Затем он принялся стрелять. Ну, теперь уж не договоримся, поняла я. Укуталась поуютнее в шубу, и принялась смотреть в небо. Снежинки и звезды, звезды и снежинки. Поверишь ли, дядя Саша, одной из них оказалась я.

Итак, небеса крутились надо мной, сзади тяжело дышали волки, кричал царевич, - это был он, - и насвистывала военный марш русская metellе.

… конечно, папа промазал. Волки отставали, недоуменно глядя на чудака, который отказался от помощи проводников. Лишь самый большой оказался выносливее других, - хоть и с ношей - и даже поровнялся с санями. Клацнул зубами, заговорил.

- Если увидишь Луну, - сказал он.
- Да, - сказала я, вся внимание, потому что mes chers parents настаивают на исполнении обрядов формальной вежливости.
- Передай, пожалуйста… - сказал он.

Тут-то папА и выстрелил назад не глядя. Прямо в пасть бедняжке! Он пропал, царевич, упав на снег, поднялся, недоуменный, будто проснулся, но что было дальше, я уже не видала - мы уносились к горящим огням дома. Белые медведи колотились о кромку льда на озере, что напротив дома - вытаскивали из воды тюленей, мочили лапы. Расцветало над домом полярное сияние. И навстречу нам - тут уж папа не соврал - спешила мама с чаркой и конфетами. О чем ты думала, любовь моя, что видела, пережила, спросил отец, глядя в меня отсутствующими, как всегда, глазами. Я улыбнулась и сказала:

- О моем розовом пони.

3

… для начала я бы хотел прочитать Вам свои стихи.

сирин, сирин, что ты вьешься
над моею головой
со своим несносным даром
со своею хромотой
что клюешь мне печень греком
со своею слепотой
сирин, сирин, птица смерти
не гляди в мои глаза
лучше сядь в бронемашину
и забудь про тормоза
поезжай в Дамаск в Фалуджу
поезжай спасти детей
не забудь с собой Ивана.
всех сирийских матерей
ты спаси, спаси Наджобу
Гамарчкори и Насыр,
продырявят тебе ногу
будет вся она как сыр
ты гашетку жми покрепче
брось гранату посильней
сирин, сирин, видишь, легче
стало родине твоей
разве мы с тобой пиндосам
на погибель не росли
в царстве равенства и братства...
нынче волны занесли
нашу родину с тобою
Atlantida sovetique
что ж ты лыбишься, сволота
что кривляешься, как фрик
издеваться ль перестанешь?
нож из печени мне вынь
и музейным экспонатом
под стеклом скорей застынь
сирин, сирин, гОмер, гОмер,
где же в русской полосе
ты тайком от мира помер
чтобы сгнить уже, как все
Вла-ди-мИр Вла-ди-ми
- рО-ви-ч
умирай-мирай скорей
оставляй в покое нас
ты ведь, сука, уже mem-ом
стал, как в брюте ананас...

... Разве не хорошо?!

Теперь о менее важном. Я не знаю, кто вы, что вам от меня нужно, и почему я здесь и почему в очередной раз подвергаюсь оскорблениям со стороны этого неистового молдаванина, невыносимого ecrivain Lorchenkov. Начнем с того, что я, поэт Караулов, никогда не говорил ничего подобного - я о жиденятах, конечно. Перечитайте мой профайл в “Фейсбуке” за 2010-2013 годы. Колонки в газете “Известия” от 2009-2012 гг. Ни слова! Ни слова! Возможно, речь идет о вырванной из контекста фразе. Но, помилуйте, какие в таком случае претензии? Мне хотелось бы, наконец, напомнить, о существовании таких понятий, как “суд” и “защита собственных чести и достоинства”. Наконец, элементарный bun!

P. S. Читали ли Вы новый роман Б. Д. Лыкова? Рекомендую, рекомендую!

Ваш И. К.

4

… Добрый вечер. C’est moi c’est la Lune

Да, я видела их, несущихся по снегу, оставляющих за собой сдвоенный след - словно безумная улитка разделилась на припорошенной метелью равнине на два связанных окровавленными жилами существа… мать и ребенок… пуповина.. - и любовалась извилистым путем саней.

Отец плутал по равнине, словно дыхание генерала-Мороза по окнам кареты Наполеона, покидавшего пределы странной la Russie.

Отцу казалось, что он спасает дочь, а малышка уснула в санях, замерзая.

Как и все, кого забирает к себе Белая Смерть, она видела чудесные сны.

Мы прислали ей Царевича, который замерз во время наступления во время Финской войны, не был найден, и до сих пор глядит остекляневшими глазами на карликовые березы за Полярным Кругом. Он лежит в пещере в скалах, на сопках. Это сто километров от Мурманска. В наступление он одел парадный мундир, - малышка приняла его за кафтан из детской книжки, которую читает на ночь - легонький. Ведь царевич знал, что идет умирать - друг-особист предупредил Ивана об аресте. Светила 38-я! Вот он и пошел погибать героем в атаке, чтобы спасти семью. На что только не способны мужчины ради семьи. Почему я так много о нем говорю? Ну, у нас роман.

Он спит, а я прихожу к нему в пещеру, снимаю с заледеневшей груди мундир, лижу грудь бесстрастным, холодным, как мороженная треска, языком. Я красива, но не горяча, увы. И никогда не буду. На то я и Луна, mon cher.

Знаешь, иногда с меня звонила своему любимому Мэрилин Монро. Голос у нее прохладный, поэтому любимый обижался и бросал трубку. Глупенький не понимал, что это я говорю голосом Мэрилин. И я говорила голосом ласковой американской мечты с Мейлером, который- как все мужчины - думал, что сам с собой говорит голосом любимой певички.

Они думают, это им все снится, а на самом деле, мне снятся их сны.

Я как-то видала во сне Рембрандта, который склонился ко мне, поднять с пола, а потом понял, что я нарисованная, и выругался.

Вот и Ивану снится, что он плывет на глубине вод Баренцева моря, и сверху - сквозь глыбы льда - мельтешат тени белых медведей, а я свечу ему пятном тусклого света.

Потому он и удивился, когда отец выстрелил в пасть Волку, и тот исчез, испарился спиртом из пролитой в пламя водки. Встал, отряхнулся и побрел к себе на Кольский полуостров. Я смотрела ему вслед, и поняла, что это наша последняя встреча.

Ну и что.

Выше нос, малышок.

Твоя Селена

5

… я блядь выгуливаю собак в этом парке уже тридцать лет. Тридцать в рот вас лет, тридцать лет блядь ясно на хер? Мой песик никому не мешает, никому вреда не приносит. Да, похож на волка. И хули? Как говорится - кто там, кто там, сто грамм и пончик. Барбос у меня воспитанный, я подобрала его на мусорке. Видел бы ты - мы ж на ты уже да? - в каком состоянии! Кожа да кости, хвост да грива, в рот и гриву этого блядь мэра. Это что на хуй город? Это что блядь страна? Все в говне блядь. Собаки беспризорные, люди хуй сосут. В смысле образно, сама-то я даже покойному мужу, Петровичу, да никогда! Но Петрович умер, оставил меня, алкоголик ебаный. А сердце просило тепла. Я пошла на мусорку. Я подобрала Барбосика, стала его выхаживать. И как расцвел! Шерсть, когти, зубы! Ветеринар, сука, ему больше 10 не дет, а Барбосу-то ведь уже за двадцать. Что удивительно, до сук до сих пор охотник. Ебет все, что шевелится! Ну да, гуляем без намордника. Так он же не кусается! Он не бойцовской породы какой, это же дворняга, мил человек, двор-ня-га! Ебать колотить, заебали уже со своими щенками человеческими - как ни встретишь, доебывают просьбами своими блядь - оденьте поводок, намордник, поводок намордник. В рот вас, парк - для животных, не для детей ебучих! Что блядь на хуй непонятно? Ну, побегает собачонок немножко за припиздком, поиграет, так это ж на радость всем. Без животных не люди вырастают, звери! Сука блядь, гавно, гавн, гав, гав, гав-гав, гав-гав-гав! гав-гагагагавгав-гав-гав-гав-гав! Ау-у-у-у-у-у-уууу, уууууу, у-у-у-у-у-у-у-у, ааа---уууууууу, гау-гау-гаугау-гау-гау, гау-гау-гау, гау-гау-гау, гау-гау-гау

Мария Петровна, пенсионер.

6

… мы, коллектив жильцов многоэтажных домов номер 176, 1987, 456, 187, 23, 46, 90, 211 и прилегающих к ним частных строений района Рышкановка города Кишинева. республика Молдова, обращаемся в Генеральную Прокуратуру РФ, РМ, Европейский суд по правам человека, а также к послу Российской Федерации в Республике Молдова Рафику Неуиноватовичу Мухаметжитдинову.

Доколе?!

С горечью и недоумением мы, - жильцы бывшие и нынешние, образовавшие комитет для защиты наших прав и достоинства (свидетельство о регистрации в Минюсте РМ, номер 161645454-а) - узнали о том, что некий молодчик, представляющий псевдо-интелектуальные круги Российской Федерации, якобы “поэт” И. Караулов, называет нас “жиденятами”. Конечно, это можно было бы предоставить лечащему врачу молодчика, не являйся тот… колумнистом популярного издания “Известия”, призванного, по идее, информировать население Земли о позитивных сдвигах в роли РФ на международной арене и укреплять межнациональные связи между жителями республик бывшего СССР. Нашего общего дома, который, как справедливо отметил спикер Госдумы РФ В. В. Путин, - которому мы искренне желаем победы на президентских выборах 2024 года! - дарил нам чувство гордости, уверенности в завтрашнем дне и возможность провести отпуск не в душной квартирке в черте города, а у моря, в Пицунде или Затоке, в доме отдыха профсоюзов...

Спрашивается, куда смотрит редакция? Ответственные за выпуск и за контроль СМИ представители государства? Не тревожит ли упомянутый нами факт представителей Кремля, который не раз - и порой справедливо, чего уж, - в том, что в России поднимают головы фашиствующие молодчики.

И это в стране, которая разгромила Гитлера!

Господинчик Караулов, позвольте напомнить Вам, что эти самые “жиденята” гибли на всех фронтах нашей великой и необъятной Родины для того, чтобы такие как Вы могли теперь поливать их могилы своими грязными чернилами.

… Мы меньше всего хотели бы, чтобы из-за случившегося инцидента пострадала репутация газеты “Известия”, славного издания, чья история сопряжена с десятилетиями честного труда всего советского народа и страниц летописи его героической борьбы против врагов всех мастей, посягавших на нашу Родину. Хотим отметить в положительном ключе статьи В. Левенталя “Теперь за Путина - десять “потому что””, Н. Курчатовой “В нашу гавань заходили корабли ВМФ СССР”, К. Григорьев-Ветлицкого “Днепрогэс - как строилась легенда”, В. Айрапетяна “Сражение у озера Севан как ключевой момент в истории 2 мировой войны”.,О. Непогодиной - Кузьминой “Драматургия городского театра г. Витебска как ключевой момент развития искусства БССР”. Могут, могут ведь, когда заходят, черти!

Мы требуем официальных извинений от посольства РФ и газеты “Известия”. В случае невыполнения наших требований мы оставляем за собой право обратиться к академику РФ Р. А. Кадырову с просьбой о лингвистической эксперизе оскорбительных пассажей в наш адрес с последующей передачей дела в арбитражный суд Лондона.

Помните, что жернова мельницы народног гнева мелют медленно, но неотвратимо!

Н. Бергольц
И. Молдаванов
Е. Вежлян
Г. Садулаев
М. Ольшанский, с пометкой от руки следующего содержания - “который вообще-то и правда еврей, но подписался из солидарности” (отмечено и протоколировано нотариусом М. Постолаки)
и еще
12 345 подписей

6

… Я горела им вслед, когда отец заходил в чащу, что начинается сразу за дорогой, и махала рукой в теплой варежке. Сняла ее, коснулась снега. Он был холоден, а я горяча, у нас начался роман. Где любовь, там и вожделение. Я потекла. По руке потекла капля, повисла на пальце, упала, словно со сталактита. В снегу появилась воронка, изверглась Везувием.

Отуда выглянула мышка.

Помахала приветливо хвостиком, махнула, яичко разбилось, так что меня ничего больше не сдерживало. Я стряхнула скорлупу, нырнула за мышкой и побежала по сухим и теплым тоннелям со снежной крышей. Иногда под ногами шуршала трава. Тогда мышка оборачивалась и говорила:

- Т-с-с-с-сс…

Я виновато улыбалась, старалась ступать помягче. Виднелись боковые ответвления туннелей. Иногда мышка отталкивала меня к стене и мы, прижавшись, пропускали вагон метро. На секунду передо мной застывали холодные, холеные лица, безразличные ко всему. В ушах голов чернели проводки, в руках пестрели журналы. Москвичи, пидарасы и хипстеры, объяснила мне мышка. Пропустив вагон, мы вновь неслись вперед.

- Станция Бауманская, - сказала механическая женщина с алым ртом и надписью на теле “секси-долл”.

Где-то мигали фонари. Слетали с потолка летучие мыши. Вдруг потолок обрушился и в нас уткнулась усатая морда с горящими глазами.

Волк-зубами-щелк!

Сестрица-мышь спасла меня, дернула его за усы и пока чудовище расправлялось с бедняжкой, я нырнула в рельс, побежала по нему горячим приказом нерва от мозга к телу. Выплеснулась в лампу ночного фонаря, замигала прямо напротив окна, за которым чернел профиль милой Irene. Плясали в моем свете снежинки. Одна из них, самая забавная - мохнушка с причудливым узором, какие бывают редко-редко, - обернулсь девочкой в шали, валнках и шубе, в санях. Тащил их к дому усталый, разгоряченый мужчина, который даже шапку снял. Валил от него пар. Грустная, красивая женщина вскочила, и бросилась по ступеням вниз. Сжимала в руках горсть конфет, бутылку, бокал.

Я собралась с духом и прыгнула в окно, хотя всегда боялась высоты.

Заплясала, клонясь из стороны в сторону. Дверь распахнулась, они ввалились в дом, смеясь. Женщина остановилась, взглянула на меня задумчиво. Как странно, сказала она.

Я ведь не зажигала свечи, сказала она.

… свеча горела. на столе, в окне
свеча шептала - ей, тебе и мне
свеча молила, намекала, и плясала
словно безвыездная, на дому
указывала путь, кому только, кому
может, тем саням в равнине пыльной мопассана
расстриги-сифилитика без сана
писателя
посаженного в сумасшедший дом
они сидели там вдвоем
он и щепка из которой выросли
чудесные модели мопассана
ах, почему отдали меня мама
сюда вы. ну и что, что воды, personal...
пустой глазницей черепа имама
казненного Паскевичем-паши
глазеет на меня единственный нарвал
давай-ка, попляши
велю свече я,
но свеча потухла
лишь дымок
огонь отправил под замок
гауптвахты вечной
так и я погасну
а пока
гори ясно
свеча…

и я горела

твоя russkaya jizn

КОНЕЦ
Tags: Лорченков, рассказы