ХХХ
... Писать о Чехове после "Бесконечного тупика" Галковского – довольно странная затея. Ведь Галковский все о Чехове сказал. Потому, думаю, я сейчас выступаю в роли шута из книги Рабле. Была там история о молодом человеке, который на рынке Парижа, оголодав, пристроился к очагу в харчевне, и подержал над булькающим на огне рагу краюху хлеба. Жадный трактирщик потребовал денег. История, как у Рабле и полагается, с двойным смыслом. Речь идет об аллегории: очаг - знания, трактирщик - закосневший в цеховом коконе ученый, молодой бродяга - взыскующий истины студент. На рынке разразился скандал. Бродяге нечем платить. Дело отдали на суд шуту – и вовсе не глума ради. Шут фигура в Средние века почти сакральная, обладающая полномочиями подчас если не короля, то придворного (шут и был придворный). Дурак рассудил уплатить жадному трактирщику звоном монеты за то, что у того взяли «немного запаха еды». Если вы хотите послушать звон монеты - серебристый, как она, смеющийся под сводами огромного парижского рынка, как Вийон, – добро пожаловать.
ХХХ
Огромная популярность Чехова при жизни очень хорошо объясняется из нашего времени прекрасной аналогией. Это Шерлок Холмс из модного сериала - в исполнении актера Камбербэртча – и не имеющий ничего общего с Шерлоком Холмсом сэра Конана Дойля, который покорил миллионы зрителей. Природа популярности одна и та же. Речь о недосягаемом идеале, о том, кем всем бы хотелось на минуточку стать. Герой - человек, лишенный возможности чувствовать и сочувствовать и оттого неуязвимый. Аутист, если угодно.
Аутистом Чехов, на самом деле, и был, правда не понимая, чего хотят от него слезливые и чувствительные русские. Об этом красноречиво свидетельствуют не только тексты самого Чехонте, но и забавная и широко известная история, которая, даже если и легенда, все равно очень показательна. Я говорю о пресловутом письме, в котором Бунин жаловался Чехову на депрессии, потерю смысла жизни, творческий кризис, бессонницу, безысходность, мысли о самоубийстве и т.д. И в ответ на которое Чехов послал Бунину телеграмму: "Иван Алексеич, поменьше водки пейте".
Как я уже сказал, история великолепная. Если такой и не было, то ее надо было выдумать, потому что, напиши Бунин Чехову письмо в минуту отчаяния, он бы написал именно такое письмо, и, реши Чехов ответить, ответил бы Антон Павлович именно так. Всем, кто знает этот анекдот, кажется, что дело в каких-то невероятных уме и интеллигентности Чехова, глубокой мудрости. На худой конец - в глубочайшем чувстве юмора. Но все это неправда, хотя Чехов невероятно умен, интеллигентен и мудр.
Эта история – сцена, разыгравшаяся между теплокровным и холоднокровным.
Чехов, который дышит раз на 75 ударов сердца, просто не понимает, какого черта это нелепое существо без нормальной чешуи и мембран на глазах так дергается и трепыхается. Чехов смотрит на Бунина, как крокодил на курицу. Ишь, бегает, кудахчет, мечется, дура. Зевнул, открыл пасть. Заглядывайте, дураки.
Ищите смыслы.
Потому очень символичной я вижу деталь посмертного путешествия Чехова, когда тело писателя везли из Европы домой, в Россию, в вагоне с надписью "Устрицы". Дурака Горького это возмущало и дало ему повод лишний раз пнуть несчастных русских за "пошлость и бескультурность". Хотя любой другой понял бы, что круг замкнулся и реальность, причудливо изогнувшись, приняла подачу писателя (Чехова) и изящно отослала мяч назад. В вагоне именно с таким названием тело Чехова и должны были везти.
Устрицы, как мы знаем, животные холоднокровные.
ХХХ
Из отстраненности Чехова вытекает и необыкновенная молодость письма. Человек молодо писал, и молодо выглядел, что и неудивительно. Злой гимназист-юморист, подросток открывает мир. Как бы. На самом деле открывает он себя, навсегда приняв себя за этот самый мир. Что же касается направления, то Чехов - абсурдист, которого русским (а иногда и русские сами себе) выдают за реалиста. Он свой выдуманный злой мир подавал как настоящий, и все в это поверили. Реальность в России – которая лепила себя по литературным образцам (вспомним десятки тысяч Вертеров, один из которых стал Лермонтовым) - трансформировалась.
В результате русские стали вести себя «по Чехову».
Это такой же бред, как если бы русские стали вести себя по Хармсу.
Но ведь Хармс и есть – логичное и несмешное продолжение несмешного Шиллера Шаекспировича Гёте (Чехова), который постоянно и не всегда удачно шутил. Нечто подобное заметил в другом нашем великом артисте, Маяковском, желчный и завистливый Мариенгоф. В "Романе без вранья", кажется, автор упоминает, как обедал за одним столом в ресторане с Владимиром Владимировичем, и Маяковский острил буквально надо всем, не молвя ни слова в простоте, будто считал себя обязанным так делать. Человек относился к речи, как к производственному процессу, и перерабатывал реальность в остроты, словно фабрика. Но то был хоть и гениальный, но небольшого ума Маяковский. Почему так вел себя гениальный, но умный и желчный Чехов?
И тут перед нами возникает главный парадокс Антона Павловича.
При всей европейскости Чехова он очень русский - если не самый русский – наш писатель. Что такое злой подросток, как не молодая нация, открывающая для себя мир? А это русские и есть. И сейчас - восстав фениксом на СССР-овском пепелище - они снова открывают для себя мир. Больной учится ходить. «Глянь Маша, Колизей. А ну-ка, на зуб его». Например, русские, которых 70 лет держали в наморднике, дорвались до капитализма и дали в этом капитализме такого джазу, что весь мир завистливо побледнел. Каждый раз, когда я говорю об этом в Европе, меня как бы не понимают. А говорю я простую вещь – Россия сейчас свободнее любой страны мира, потому что Россия сейчас это США 19 века. И par conséquent я, - писатель-выходец из бананового карликового псевдо-государства, созданного на обломках России с другими украино-белорусо-казахстанами, чтобы окружить ее этаким астероидным поясом Фаэтона - в 100 раз свободнее любого коллеги француза или американца, выросших в свободных (кроме шуток, свободных) странах. Почему? Потому что я не стеснен самоцензурой и обязанностью быть корректным. Я – как и 300 миллионов людей одной со мной культуры, русской - открываю мир. Моя свобода, как и свобода любого русского, простирается безгранично, вплоть до свободы проповедовать несвободу. Французу же надо 100 раз подумать, прежде чем что-то сказать или написать. Написал бы сейчас Селин свое «Путешествие на край ночи»?
Я очень сомневаюсь.
И вот в этой свободе язвить все, вплоть до самого себя, уподобляясь скорпиону, Чехов являет нам себя русским донельзя.
Есть в Чехонте и второстепенные, казалось бы, детали, неизменно выдающие русского. Например, Балдастов-Чехов обожает псевдонимы: по количеству фальшивых имен это рекордсмен русской, да и, кажется, европейской, литературы. Что, с одной стороны, игра, а с другой, обычная русская патология, имя которой - самозванство.
… Примечание. Есть в истории мира только две страны, которые буквально кишели самозванцами. Это РИ и РИ. Нет, я не опечатался. Римская империя и Российская империя. Лже-цари и лже-императоры. Одних Неронов штук десять, как и лже-дмитриев и петров вторых и третьих. Нигде больше такого нет. Только Рим и Третий Рим. Почему? Ответ я вижу в том, что Российская империя – как и Рим – была огромной территорией, буквально, Вселенной, открытой для любых, самых удивительных, возможностей. Весь остальной мир это место, где каждый знает свое место. В Риме же было возможно все. Как и в России…
Возвращаемся к вагону для перевозки устриц. На самом деле, там лежало не мертвое тело умершего от чахотки мужчины. В гробу там находилась жемчужина. Граф Черномордик (Чехов) бесценен для русского читателя тем, что это самый европейский русский писатель, и самый русский европейский писатель. Человек из двух миров принадлежал к нам, но мог наблюдать за нами чуть отстраненно. Ампутированный орган чувств дал Чехову огромное преимущество. Как человек, у которого не стоит – ни в каком смысле, - Чехов единственный заслуживает доверия в русском мире, как импотент-трезвенник в борделе во время загула, зашедший в номера с друзьями из вежливости: такой и домой отвезет, и от сифилитички-проститутки вовремя оттащит. Каждое слово Чехова - рентгеновский снимок России и русского мира.
Для меня, конечно, важно другое. Возникает естественный вопрос, есть ли у Чехова дар именно писателя. Не наблюдателя - хотя писатель и есть наблюдатель, человек который едет мимо жизни в поезде своего таланта, и чей взгляд скользит по пейзажу бытия – но именно писателя. Иными словами, чем Чехов для нас ценен, кроме того, что выступает важнейшим источником информации о России, которую же и создает, транслируя мир в мир через себя. Задам совсем простые вопросы: есть ли ценность в стиле, что там с сюжетами?
Отвечу: все хорошо со стилем.
И с сюжетами.
Шампанского, человек!
ХХХ
В рассказе «Шампанское» - вернее, эскизе рассказа - писатель показывает свои уровень и мощь в первых строках.
"На полустанке жили скучно, вы можете видеть из того, что на 20 верст вокруг не было ни одного человеческого жилья, ни одной женщины, ни одного порядочного кабака", – говорит герой.
После чего добавляет: "На полустанке жило несколько человек: я с женой, глухой и золотушный телеграфист да три сторожа"
Вот так. Я с женой и – ни одной женщины.
Я считаю эту фразу полноценной заменой всей «Анны Карениной» и трех томов любого романа, в которых мы могли бы узнать о том, что брак потерпел крушение.
... Близко к Чехову здесь подобрался Маяковский с его лодкой любви, потерпевшей крушение о рифы быта, но поскольку речь уже идет о советском периоде, накал страстей снижен до буффонады коммунальным элементом. И получается смешно. Это как если бы во время корриды быку повесили на рога гирлянду с лампочками, а матадора заставили время от времени крутить сальто с криком "Слава Ильичу". Нет, Чехов являет нам одной фразой подлинную тавромахию - древнюю, как пляски с быками на Крите, где все было просто, и потому настоящим. Шкура быка, пена на морде, песок арены, лазурь моря вдали, обнаженное тело танцора. Интересующихся направляю к минойским фрескам, а мы сойдем на полустаночке, где нет ни одной женщины. Ну, кроме жены героя.
Следующий выпад мастера. На станции случайно оказывается пара. Герой встречает взгляд женщины и...
"Я всё понял с первого взгляда, да едва ли в Европе есть еще мужчины, которые не умеют отличить с первого взгляда женщину известного темперамента».
Едва ли в Европе есть еще мужчины… Напоминаю. Речь в рассказе идет о русском мужчине, который работает начальником станции (по-нашему, клерк) на железной дороге где-то в степи, но в России. Одной фразой выброшены в помойку все евразийцы. Они ползают в компосте, а сверху на них смотрит внимательное и умное лицо доктора Чехова, который рассматривает евразийцев, конечно же, в свое легендарное пенсне. Доктора уже 100 лет как нет, а он все смотрит. А евразийцы все ползают. В компосте.
Кстати, все, что умеет делать наш герой, это только читать и писать. Посадило его на станцию правительство – ничего не делать, получать жалование и... да, конечно же, рефлексировать. Европеец бы на полустанке разбил цветочный садик, выгуливал по периметру свою фрау, ездил на велосипеде на другой полустаночек раз в месяц к другой фрау, ждал пенсию, и плакал от счастья. "Привалило". Мятущемуся русскому, который ничего не умеет, и проблему скрытой безработицы которого решило правительство - причем пристойно, с сохранением лица - мало. Он еще и недоволен. Но я снова сбиваюсь на содержание, а надо – о стиле.
Самое главное.
В рассказе нет концовки.
Смотритель станции встретил первую попавшуюся бабу - жена не в счет - заказал шампанского, и все завертелось. Тут перед нами в вихре страстей мелькнет лицо Аверченко – еще одна ипостась Чехова, хотя намного более пристойная, нежели высшая степень разложения, Хармс, - и крутые бедра его знаменитой мухи. Пропащий клерк оказывается в результате приключений, о которых Чехов не говорит нам ни слова, где-то на помойке, откуда и ведет свой рассказ. У нас нет ни истории, ни сюжета, ничего. Есть эскиз, пунктир. Если говорить о литературном мастерстве автора, то оно - совершенно.
Это тот уровень владения мечом, когда фехтовальщику не нужен даже и меч.
Если же говорить о moralité... Рассказ вполне назидателен, что для европейца Чехова вполне естественно, и, в то же время, очень русский и по-русски написан. Мораль, на самом деле, проста, как пять копеек. Не умеешь ничего делать, сиди, не свисти, получай деньги. Летом собирай ягоду, вари варенье, зимой пей чай, ешь варенье, читай Розанова да Чехова. У тебя и так много. Но герою, конечно, кажется, что ему мало и что он заслуживает чего-то большего. Под руку подвернулась баба, и все завертелось. Подвернулся бы револьвер, герой бы пошел в народовольцы. В 18 веке такой бы шепнул на ушко случайному гостю, что он-де, не смотритель санции, а якобы убиенный царь Петр, чудом спасшийся. И все бы, разумеется, завертело… Впрочем в 1905 и 1917 на топливе из таких дураков, глубоко не удовлетворенных счастливой, на самой деле, жизнью, все и завертелось.
ХХХ
Кстати, о «жидах» - я цитирую Чехова – и прочих инородцах.
Широко известно, что Чехова дико раздражали греки. Ну, или евреи. А на самом деле, любая группка людей, которая на надуманном «национальном единстве» гадит на голову воспитанному трезвому большинству. Речь, кстати, не об исключительно русском феномене, хотя именно в России это явление приняло гомерические масштабы. Такие люди есть везде: во Франции, Германии, Анг… Ой, простите. В Англии таких нет. Там каждый май не разгораются споры об англосаксонских шовинистах, которые своими выкриками про «победили Гитлера, победим и ИГИЛ», ущемляют вклад в общую победу валлийцев, шотландцев, ирландцев. Про всяких канадцев, индусов и новозеландцев речи вообще не идет.
Но даже и нелюбовь Аркадия Тарантулова (Чехова) к инородцам – рациональная, европейская. Это не измученное русское «да отвянь, гадюка» русского старика Розанова, обращенное к кошке, которая уселась на грудь ночью, и которую – бесполезную, в общем, скотину - подкармливают. Это брезгливый взгляд европейца, который увидел, как побирушка, вышедший из золотого дворца, мажет лицо дерьмом перед тем, как зайти в поезд, попрошайничать. Непорядок-с.
Поэтому символичен не только путь мертвого Чехова в Россию, но и сама смерть его.
Европеец умер у себя на родине. В Германии.
Я, кстати, говорю, "европеец", но упоминал Рабле и Вийона. Нет ли тут противоречия? Да, это европейцы, но ведь - совсем Другие европейцы. Теплокровные. Что может быть более живым и горячим, чем писатели, чьи тексты жарки, как подлива, над которой держит кусок хлеба подмастерье Рабле, и задницы воспетых которыми оружейниц мясисты, словно куски жаркого в этой подливе? Но я говорю о европейце Нового времени. Чехов это 19 век, викторианство, гигиена, зонты, воды, прогресс, железная дорога, рассудок. Женщина французского лейтенанта непременно читала бы Чехова. Ну и раз уж мы о ней заговорили, вот, кстати, стихотворение о женщине французского лейтенанта.
Женщина французского лейтенанта
Теперь в Сент-Мало
Фигуру песком занесло
По торчащего пальца указке
Прорываются в Океан средневековые баски
Благодаря нехитрой оснастке
Китобойных утлых судов
Надеются проскочить ловушку Столпов
Сколько таких остолопов
Не сумел спасти святой Христофор
А ведь он охраняет Ламанш и Босфор
Эта женщина — маяк для судов
Ловушка для снов
Моряк, будь готов
К встрече чудовища-Левиафана
Его возлюбленный уже повстречал странный
Женщины французского лейтенанта
Женщина французского лейтенанта
Стоит на стене
Капор, зонт, викторианское платье
Сколько раз она ему дарила во сне
Девственницы-королевы объятье
Он уплыл, обещал вернуться, белые паруса.
Вековые леса.
Крики чаек, залив Сен-Лоран
Где вы, лейтенант Донжуан?
Атлантика молчит и хлопает парусов облаком белоснежным
Она стоит, обняв себя нежно
Нет, он не вернется, не переставайте
Носить траур этого старомодного платья
Женщина французского лейтенанта
Стоит на краю мира
Коварная соблазнительница/жертва сатира
У монеты — ну да - две стороны
Женщина французского лейтенанта не покидает страны
Она лишь встала на край
Выбирай
Между Атлантикой и песком
Тектоническое плато
Пока над ветром, полощущим флагом, звенит
Эхо последнего выстрела Гари
Крики чаек, игры тюленей, солнечный диск в воде
Женщина французского лейтенанта в беде
С тех пор, как появилась назло
Всему миру в городке Сент-Мало
Женщина французского лейтенанта
Застыла у памятника Жаку Картье
За спиной - Евразия и пересуды
К этой галиматье
Прислушиваться не будем,
Просто спустимся к пляжу, поглядеть на прилив
Перед атакой океан затих
Столайно, зёвно, обло
Наступает Атлантика на Сент-Мало
Сцилла, Харбида, тайфун Катрина
Поднимаются к ногам ее длинным
Они так прелестны, их видел весь Мальборо двор
Но она только поправляет капор
Глядя на Солнце, на плечах Атланта
Не теряйте времени
Эта женщина ждет только французского лейтенанта
...
В зыбучих песках Сен Мало
Твоим лейтенантом я стал
Счастье меня ждало
Пока я брал правый галс
А потом я пошел на дно
И мне улыбнулось оно
И мы поплыли друг к другу
Я и подруга
Французского лейтенанта
... Хорошо это или плохо?
Автору судить не дано, а я автор. Но это стихотворение полностью и исчерпывающе символизирует для меня 19 век в его расцвете, и потому оно здесь. 19 век - время, когда люди писали, и жили, рассудком. По крайней мере, пытались это делать. Стихотворение на своем месте, потому что автор – не поэт – рассудком воздвигает словесные конструкции, и играет в слова. Это чуть красивая, слегка печальная, и немного механическая поэзия. Такую конструировали (и глагол я выбрал не случайно) великие писатели Набоков и Тургенев – сравнивая, я говорю не об уровне, а о самом принципе - и поэзия такая есть не что иное, как игра в слова, ассоциации, аллюзии и ссылки, хорошего, но все-таки прозаика. Это поэзия рассудка, и потому - викторианская.
За небольшим исключением.
Я говорю о финале после отточия. Здесь автор сорвался. Русский поиграл в европейца, впихнув в десяток строк 10 томов литературы - от Джойса до хроник Средневековья, – а потом сел, схватился за голову, и издал истошный вопль. «Ma Dame, почему ты меня оставила». По-хорошему, концовку следовало бы убрать, потому что она выдает автора. Я оставил ее в назидательных целях. Для себя назидательных. Это моё персональное «Царь, помни о греках».
Я помню, что я русский.
C-est-à-dire я помню, что я trop.
Безусловно, Чехов бы к стихотворению остался равнодушен, а концовка бы его раздражала. Из-за нее Антон Павлович мог бы отправить мне телеграмму - например, посоветовать пить поменьше вина и гулять перед сном. И то, что чужой текст появляется на полях разговора о нем, Чехове, Чехонте бы не понравилось. Это еще ничего. Меня бы появление чужого текста на полях разговора обо мне дико взбесило. Русскому ведь всюду чудятся любовь, внимание и сочувствие и потому он жаждет, чтобы все ваши любовь, внимание и сочувствие достались только ему. Но Чехов никому не сочувствовал и никого не любил. Он издевался – причем даже не тонко, а в открытую – тыкая пальцем в беззащитную русскую мякотку. Русские плакали и считали, что Гудияди Янос (Чехов) видя их малыми и низкими мира сего, жалеет несчастных.
Глупцы.
Продолжение
PS. Если Вы прочитали эссе полностью, оно Вам понравилось и у Вас есть возможность оплатить текст, то Вы можете сделать это системой Paypal, переведя 4 доллара США на vlorch@gmail.com
July 17 2017, 06:40:43 UTC 2 years ago
July 17 2017, 10:16:50 UTC 2 years ago
July 17 2017, 07:54:51 UTC 2 years ago
July 17 2017, 10:19:20 UTC 2 years ago
July 17 2017, 14:31:29 UTC 2 years ago
July 17 2017, 18:09:49 UTC 2 years ago
July 17 2017, 22:51:00 UTC 2 years ago
July 18 2017, 04:03:01 UTC 2 years ago
July 17 2017, 23:41:01 UTC 2 years ago
July 18 2017, 07:27:11 UTC 2 years ago
Удивляюсь, как вам, анализируя творчество Чехова, удалось обойти стороной "Душечку".
С наилучшими пожеланиями,
July 18 2017, 12:36:31 UTC 2 years ago
November 26 2018, 13:50:44 UTC 8 months ago
July 18 2017, 14:07:08 UTC 2 years ago
++
думаю, это время останется в истории на уровне примерно древнегреческой классики
July 18 2017, 14:48:55 UTC 2 years ago Edited: July 18 2017, 14:50:00 UTC
А как эти произведения воспринимаются в других странах? Там же они вроде бы известны.
September 20 2017, 11:41:51 UTC 1 year ago
July 23 2017, 11:59:59 UTC 2 years ago
=======================
кстати и въ наше время бываетъ подобное : помню такимъ мастермъ хихическаго оружiя ... С.А.Курёхина, какъ-то обѣдалъ съ нимъ что-то въ кафэ, это было просто неописуемо, его такъ пробивало на потрясающе смѣшныя вѣщи ... я уржался и еле смогъ ѣсть
July 26 2017, 15:58:34 UTC 2 years ago
====================
Яношъ Хуньяди, если точно
July 27 2017, 05:00:19 UTC 2 years ago
Стали, что жутковато. По Хармсу, по Сорокину, по Лорченкову. Все там оказались.
August 28 2017, 05:15:37 UTC 1 year ago
September 20 2017, 11:40:44 UTC 1 year ago