О западной цивилизации (текст для СиПа от 15 мая 2017 года)

    В 2001 году барон Теренс Джеймс О’Нил Гатлийский, глава глобальных экономических исследований финансовой группы «Голдман Сакс», составил аналитическую записку «Building Better Global Economic BRICs», в которой впервые использовал аббревиатуру БРИК (Бразилия, Россия, Индия, Китай). Барон отметил, что великолепная четвёрка обладает наиболее быстро развивающимися экономиками в мире. В 2003 году аналитики «Голдман Сакс» Доминик Уилсон и Рупа Пурушотоман представили публике доклад «Dreaming With BRICs: The Path to 2050», в котором утверждали, что хотя в данный момент объём экономик стран БРИК достигает 15% от объёма экономик стран G6 (США, Великобритания, Франция, Германия, Италия и Япония), к 2050 году Четвёрка превзойдёт Шестёрку по всем показателям.

   Делать подобные прогнозы не так уж трудно. Противоположные, впрочем, тоже. Например, Джордж Фpидман в 2009 году написал книгу «Следующие сто лет», в которой утверждал, что в 20-х годах XXI века Китай просто развалится, а в 30-х за ним последует Россия. Великими державами будут США, Польша, Турция и Япония, между которыми в 2050 годy разразится Первая космическая война. Она начнётся с того, что японцы со своих баз на Луне уничтожат расположенные на орбите Земли американские «боевые звёзды», а японская союзница Турция, размеры которой к тому времени достигнут размеров Османской империи, практически разрушит своими ракетами американскую союзницу Польшу, очертания которой будут напоминать контуры Речи Посполитой. Впрочем, общее количество жертв мировой войны составит всего 50 тысяч человек, а в 2052 году всё традиционно закончится американской победой. В итоге в мире останутся две сверхдержавы — Соединённые Штаты и Польша.

  В том самом 2009 году, в котором Джордж Фридман писал о превращении Польши в супердержаву, представитель классической геополитической школы академик Сол Бернард Коэн издал работу «Geopolitics: The Geography of International Relations», в которой разделил все ныне существующие государства на пять категорий, от глобальных держав до маргинальных стран. В категорию глобальных держав Коэн включил США, Евросоюз, РФ, Китай и Японию, а в категорию региональных — Бразилию, Турцию, Австралию, Иран, Нигерию, Алжир, Аргентину, Венесуэлу и ЮАР. Из этого списка выпали некоторые страны, включённые в него автором шестью годами раньше — Ирак, Сербия, Польша и Украина. С точки зрения классической геополитики, и польские, и украинские наследники Речи Посполитой перестали быть региональными игроками за пять лет до Майдана. Это обстоятельство многое объясняет в сегодняшней судьбе Украины. А что будет с Польшей, мы увидим завтра.

                                                                                           Карта, на которой показаны страны БРИКС

   Повторю, прогнозировать можно что угодно; главное — не ставить на собственные пророчества деньги. Несмотря на иллюзорность политических и экономических предсказаний на 2050 год, участникам БРИК идея их грядущего величия понравилась не меньше, чем Польше нравится идея восстановления Речи Посполитой, а Турции — идея возрождения Османской империи (в сущности, люди везде одинаковы, я не устану это повторять). С 2009 года страны БРИК проводят регулярные саммиты, а в 2011 году БРИК превратился в БРИКС — в клуб будущих великих вступила Южная Африка. Помнится, Дмитрий Анатольевич Медведев тогда предложил заменить заимствованное из английского сокращение БРИКС исконно русским БРЮКИ. Ничего не могу с собой поделать, с тех пор аббревиатура БРИКС вызывает у меня устойчивую ассоциацию со словосочетанием «медвежьи штанишки». Кстати, в мире существует несколько групп, более-менее аналогичных БРИКС. Вот их состав:

   МИНТ (MINT, аббревиатура введена всё тем же Джимом О’Нилом из Голдман Сакс) — Мексика, Индонезия, Нигерия, Турция;

   КИВЕТС (CIVETS, акроним предложен Робертом Уардом из медиакомпании «Экономист Групп») — Колумбия, Индонезия, Вьетнам, Египет, Турция, ЮАР;

   ППИКС (PPICS, обозначение принадлежит французской страховой компании «Кофас») — Перу, Филиппины, Индонезия, Колумбия, Шри-Ланка;

   ВИСТА (VISTA) — Вьетнам, Индонезия, ЮАР, Турция, Аргентина;

   ТИМБИ (TIMBI) — Tурция, Индонезия, Мексика, Бразилия, Индия;

   КИА (KIA) — Колумбия, Индонезия, Австралия.

    Даже человеку, ровным счётом ничего не понимающему ни в политике, ни в экономике, ни в истории, должно броситься в глаза, что во всех этих группах Россия отсутствует, зато присутствует Индонезия. Понятно, что политическое и экономическое сотрудничество нужно развивать со всеми странами. Но понятно и то, что Россия, включённая в БРИКС по воле одного британского барона-финансиста, выглядит в этой группе настолько же чужеродно, насколько органично там смотрелась бы Индонезия.

   Разумеется, это ясно не только мне. Передо мной лежит книга коллектива авторов из Западночешского университета в Пльзeне (проф. Линда Пикнерова, проф. Давид Шанц и др.), озаглавленная «Новые державы глобального Юга: Китай, Индия, Бразилия, ЮАР и Индонезия в международной системе» («Nové mocnosti globálního Jihu: Čína, Indie, Brazílie, Jihoafrická republika a Indonezie v mezinárodním systému», 2014 г.). В этой работе вещи поставлены на свои места: Россия в ней не рассматривается, зато наряду с прочими членами БРИКС анализируется Индонезия. О причинах такого решения западночешские профессора пишут следующее:

    Ввиду того, что страны группы БРИКС называют развивающимися, мы решили сделать предметом своего исследования всех членов группы, кроме России. Причиной, приведшей нас к исключению России из анализа, является тот факт, что эта страна не принадлежит к глобальному Югу и не входит в число стран, международно-политическая эмансипация которых произошла в результате окончания Холодной войны. <…> Странами «второго набора», как правило, называют государства, обладающие значительным потенциалом экономического роста и одновременно представляющие собой значительных региональных игроков. Самым типичным представителем этой категории мы считаем Индонезию, по количеству населения занимающую четвёртое место в мире и потенциально способную занять место рядом с такими гигантами, как Китай, Индия или Бразилия» (перевод мой — Б.).

     Тут я мог бы пуститься в рассуждения о том, что начиная с 1917 года усилиями нескольких англичан с титулами и без оных вся русская жизнь направляется в индонезийское русло, но об этом уже было столько сказано и до меня и мной самим, что повторяться нет смысла. Поговорим о другом. Объясняя, почему наше богоспасаемое отечество не следует причислять к странам, по-английски обозначаемым термином emerging power, чехи прибегли к несколько кафкианской формулировке: «Россия не участвует в южно-южном сотрудничестве». Прочитав эту сентенцию, я вспомнил американского консерватора Патрика Бьюкенена, писавшего в «Смерти Запада»: «Азия разделена на две примерно равные части русской границей, нa север от которой живyт 30 миллионов человек, а на юг — 3 миллиарда. Половина из этих трёх миллиардов существует на один доллар в день» (цитирую по памяти).

    Дихотомия Север-Юг не менее стара и осмысленна, чем оппозиция Запад-Восток. Один из парадоксов нашего полного условностей мира заключается в том, что при перенесении в сферу геополитики географические понятия меняют свой смысл. При этом Север оказывается сплошь и рядом тождественен Западу, а Юг синонимичен Востоку. Лос-Анджелес и Майами оказываются западными городами, а Мехико и Сан-Паулу — незападными. Казань и Астрахань становятся европейскими городами, а Стамбул перестаёт быть таковым (хотя в качестве Константинополя ему доводилось бывать величайшей метрополией Европы). Джакарта вписывается в один ряд с Дели и Пекином, а Москва в этом перечне неуместна. Россия — слишком северная страна, чтобы жить незападной жизнью.

    И тут мы подходим к вопросам, прозвучавшим в конце предыдущего выпуска «Богемского клуба»: что такое Запад, чем он отличается от остальных существующих на нашей планете культур и каким образом добился доминирования над ними? В прошлый раз речь шла о вещах, которые никого не могут сделать частью западного мира — от латинского алфавита до членства в НАТО. Теперь пришла пора поговорить о том, что сделало Запад Западом.

   Этот вопрос интересовал ещё античных мыслителей (некоторые современные авторы называют классическую античность Западной цивилизацией №I, а современную евро-американскую культуру — Западной цивилизацией №II). Его задавали османские интеллектуалы XVIII века, обеспокоенные тем, что турецкие армии перестали одерживать победы над европейцами и начали терпеть одно фиаско за другим. Японцы времён революции Мейдзи предпочли ни о чём не спрашивать и просто перенять у Западa всё, что можно — от фраков и цилиндров до железных дорог и от системы масонских лож до организации военного дела. Наконец, сами западные мыслители создали необъятную литературу на эту тему. Но мы опустим историю вопроса и обратимся непосредственно к одной из современных концепций западного мира.

   В 2011 году Ниал Фергюсон опубликовал книгу «Civilization: The West and the Rest». В 2014-м вышел её русский перевод — «Цивилизация: чем Запад отличается от остального мира». Мне довелось прочесть и саму работу, и две-три русскоязычные рецензии на неё. Книга показалась мне весьма интересной, рецензии же, напротив, произвели странное впечатление. Меньше всего мне хотелось бы превращать этот блог в площадку для бесконечной полемики с заметными публицистами русского движения, но рецензия Егора Холмогорова, опубликованная на сайте «100 книг», удивила меня до такой степени, что я решил поделиться своим удивлением с вами. Мало того что Егор Станиславович прибег к критике Фергюсона с вненаучных позиций и свёл её по преимуществу к личным нападкам, так ещё и нападки эти имеют косвенное отношение к личности рецензируемого автора.

   Холмогоров начал с того, что обвинил Фергюсона в русофобии, а закончил тем, что назвал его расистом. К сожалению, я не понял, о какой расе идёт речь. Фергюсон — шотландец, а его супруга Айаан Хирси Али, в прошлом депутат нидерландского парламента — уроженка Сомали. Кстати, фильм «Покорность», за который в 2004 году мусульманский фанатик убил голландского режиссёра Тео ван Гога, снят по её сценарию, а за кадром звучит её голос; известно, что на охрану самой Хирси Али от исламских экстремистов голландские власти истратили свыше трёх миллионов евро. Женщины из Северо-Восточной Африки бывают удивительно красивы, но их определённо нельзя назвать белыми. Обвинение в расизме в адрес женатого на чернокожей женщине белого мужчины представляется мне несколько оторванным от реальности.

   Шотландский историк Ниал Фергюсон и его сомалийско-нидерландская супруга Айаан Хирси Али. Ныне пара проживает в США (по разным причинам, включая соображения безопасности)

   «Советник одиозного сенатора Джона Маккейна, последовательный русофоб, начавший навязывать параллель „Россия = Третий рейх“, когда это еще не стало мейнстримом, он признан главным толкователем исторического опыта Запада», — пишет Холмогоров о Фергюсоне. Видимо, Егор Станиславович имеет в виду однy заметкy 2005 года, в которой Фергюсон сравнил РФ с Веймарской республикой и задался вопросом, закончится ли дело установлением диктатуры и в нашем случае (впоследствии подобные параллели не проводил только ленивый). Кстати, начинается эта статья с заявления «Я — русофил». Далее Фергюсон утверждаeт, что решил стать историком, прочитав «Войну и мир», а музыкальной визиткой ХХ века считает фортепианный концерт Шостаковича. Правда, в его статье есть и фраза «Однако можно любить Россию и ненавидеть Советский Союз», но мне кажется, что с ней согласится не менее половины людей, читающих эти строки.

   B 2016 году в статье «Новый мировой порядок Дональда Трампа» Ниал Фергюсон рекомендовал только что избранному президенту США прислушаться к советам Генри Киссинджера и признать за Россией её сферу влияния. Более того, он анализировал перспективы заключения американо-русско-китайского альянса по типу австро-русско-прусского Священного Союза 1815 года и делал вывод, что при подобном развитии событий Большое Северное Полушарие процветало бы за счёт южных членов БРИКС — Бразилии, Индии и Южной Африки, а также ряда малых стран, бывших бенефициариями эпохи глобализации. Для Мексики это было бы плохо, для Украины — ещё хуже, но по крайней мере в мире воцарился бы порядок (буквально: «It would be bad for Mexico, worse for Ukraine. But for the world as a whole, it would at least be an order of sorts. And no world war would be likely to break out under its aegis».)

   Вся статья Фергюсона о мировом порядке Трампа была преисполнена надежд на возвращение к ситуации 1945 года, когда Америка, Россия, Великобритания, Франция и Китай являлись союзниками и, если уж называть вещи своими именами, мировыми жандармами. Особые надежды автор возлагал на американо-российское сотрудничество. В общем, обвинения Фергюсона в русофобии — такой же нонсенс, как и обвинения его в расизме. Другое дело, что он британский империалист и в исторической ретроспективе рассматривает Россию в качестве основной соперницы Великобритании. Но, прошу прощения, с какой же точки зрения должен видеть мир шотландец, если не с британской? Он смотрит на наше отечество примерно так же, как мы смотрим на его собственное, только и всего.

  Однако вернёмся к «Цивилизации». В рецензии на эту книгy Егор Холмогоров предложил своё объяснение превосходства Запада над остальным миром:

    «Наряду с откровением Бога в Ветхом Завете, греческая культурная революция была главным событием, предопределяющим всю историю мира. И с тех пор цивилизации делятся на имеющие греческие корни и не имеющие таковых. Другими словами, успешность Запада была предопределена задолго до открытия Америки, и основами своего успеха Запад обязан просто тем, что был причастен к древнегреческому наследию — его духу инноваций, конкуренции, рационального познания мира и гражданского устроения общества на идеалах свободы. Можно, конечно, гордиться великими предками, но выдавать их достижения за свои собственные — наглость и бесстыдство.

  Вторая составляющая интереснее. На протяжении истории Запад методично убивал всех, кто был так же, как он, или более причастен к античным истокам. Варвары-германцы сокрушили и уничтожили Рим. Крестоносцы огнем и мечом прошлись по Византии, после чего ее остатки пали перед турками. Протестанты-англосаксы сделали все, чтобы вытолкнуть в ничтожество средиземноморскую католическую Европу. Уничтожить Россию, полноправную наследницу греков и Византии, не удалось, но ее удалось сделать периферийной частью Запада, постоянно покрикивая: «Место!». Получите хорошее наследство и убейте всех конкурентов. Таково идеальное условие ведения бизнеса на все времена.»

   В общем, Фергюсон задался вопросом «почему Запад оказался в состоянии всех сокрушить?», а Холмогоров предложил ответ «потому что он всех сокрушил». Вероятно, в данном случае бесполезно спрашивать, почему сокрушившие Рим германцы были причастны к греческому наследию, а захватившие Александрию и Антиохию арабы остались к нему непричастны, или каким образом похищение в 1204 году венецианцами бронзовых коней работы Лисиппа из разорённого крестоносцами Константинополя обеспечило в XVI–XIX веках победы испанцев, англичан, французов и русских над индейцами, индийцами, китайцами и турками. Здесь действует та же нелинейная логика, которая позволяет причислять женатого на африканке поклонника русской классики к расистам и русофобам. Фраза про Россию особенно умиляет, потому что Фергюсон действительно считает её одной из западных стран. Впрочем, предоставим слово ему самому:

  «Некоторые утверждают, будто цивилизации в некотором смысле равны и что Запад не может претендовать на превосходство, скажем, над Восточной Евразией. Но очевидно, что такой релятивизм абсурден. Ни одна цивилизация прошлого не достигала такого уровня, как западная. В 1500 году будущие европейские империи занимали около 10% поверхности земной суши и охватывали около 16% населения планеты. К 1913 году 11 западных империй* контролировали почти 3/5 суши и населения и около 4/5 (79%) мирового производства. Средняя продолжительность жизни в Англии была почти вдвое больше, чем в Индии. Более высокий жизненный уровень на Западе сказывался, кроме прочего, на питании людей (даже сельскохозяйственных рабочих) и их росте (даже у солдат и преступников). <…> При этом западное господство не подошло к концу с упадком и разрушением европейских империй. Возвышение США показало, что разрыв между Западом и Востоком увеличивается. К 1990 году средний американец был в 73 раза богаче среднего китайца.»

   Текст снабжён примечанием, в котором в алфавитном порядке перечисляются 11 империй, контролировавших мир в 1913 году (алфавит — английский): «Австрия, Бельгия, Франция, Германия, Италия, Нидерланды, Португалия, Испания, Россия, Великобритания и США. В 1500 году из них лишь Франция, Португалия и Испания существовали в виде, сколько-нибудь напоминающем их состояние в начале XX века. О притязаниях России на то, чтобы быть частью Запада, см. далее». Ниже о нашем богоспасаемом отечестве у Фергюсона можно прочесть следующее:

    «Является ли Западом Америка, колонизированная европейцами? И действительно ли европейская часть России — это Запад, а азиатская, за Уралом, — в некотором смысле Восток? В период холодной войны СССР с его сателлитами повсеместно называли Восточным блоком. Но, конечно, СССР был продуктом западной цивилизации в той же степени, что и США. Господствующая в СССР идеология имела почти то же викторианское происхождение, что и национализм, аболиционизм и суфражизм: она зародилась и вызрела в круглом Читальном зале Британской библиотеки. Ее распространение стало продуктом европейской экспансии и колонизации не в меньшей степени, чем заселение Америки. В Средней Азии, как и в Южной Америке, европейцы управляли неевропейцами. В этом смысле события 1991 года стали просто гибелью последней европейской империи.»

  На этой карте, показывающей мир в 1914 году, Австро-Венгрия никак не выделена, зато выделена Турция. Если внести соответствующую поправку, это и будет планета, разделённая между 11 западными хищниками, включая Россию. Впрочем, есть авторы, которые, в отличие от Фергюсона, включают в Западную цивилизацию и Латинскую Америку. В таком случае доля впрямую котролируемой Западом суши возрастает с 60 до 84%

   Далее Фергюсон пишет:

   «Более того, во второй половине XX века стало ясно, что единственный для восточных обществ путь преодолеть разрыв в доходах — последовать примеру Японии и заимствовать у Запада некоторые институты и уклад. Западная цивилизация стала своего рода моделью. До 1945 года, конечно, имелось много моделей развития («операционных систем», если использовать компьютерную терминологию), которые могли быть восприняты незападными обществами. Но самые привлекательные имели европейское происхождение: либеральный капитализм, национал-социализм, советский коммунизм. Вторая модель в Европе погибла в ходе Второй мировой войны и уцелела под другими именами во многих развивающихся странах. Крах советской империи в 1989–1991 годах покончил с третьей.

После начала мирового финансового кризиса много говорили об азиатских экономических моделях, однако и самый пылкий поклонник культурного релятивизма не порекомендует реанимировать институты минского Китая или Индии Великих Моголов. Нынешние дебаты между сторонниками свободного рынка и сторонниками вмешательства государства в экономику — это, по сути, спор двух западных школ, школ Адама Смита и Джона М. Кейнса, и еще нескольких несгибаемых приверженцев Карла Маркса. Места рождения всех троих говорят за себя: Керколди, Кембридж, Трир. Большая часть мира теперь интегрирована в западную экономическую систему, в которой (как и рекомендовал Смит) главным образом рынок диктует цены и определяет динамику торговли и разделение труда, а правительство играет роль, близкую к отведенной ему Кейнсом: пытается смягчить экономический цикл и уменьшить неравенство доходов.

   О неэкономических институтах нет смысла спорить. Университеты во всем мире стремятся к западным стандартам. То же верно и в отношении медицины, от научных исследований до здравоохранения. Большинство людей принимает научные истины, открытые Ньютоном, Дарвином и Эйнштейном. И даже если они этого не делают, при первых симптомах гриппа или бронхита они спешат принять какой-нибудь продукт западной фармакологии. Не многие общества сейчас сопротивляются западным моделям сбыта и потребления, да и образу жизни. Все больше людей ест западную пищу, носит западную одежду и живет в жилье западного типа. Более того, даже принятая на Западе организация труда (работа с девяти часов утра до пяти часов вечера, пять — шесть дней в неделю, две — три недели отпуска в год) становится своего рода мировым стандартом. А религию, которую усердно экспортировали западные миссионеры, сейчас принимает треть человечества (в том числе и в стране с самым большим населением — в Китае). Даже атеизм, зародившийся на Западе, делает прогресс.

  С каждым годом все больше людей делают покупки так, как и мы, учатся так, как и мы, оберегают свое здоровье (или болеют) так, как и мы, молятся (либо не молятся) так, как и мы. Куда бы вы ни поехали, вам почти наверняка попадутся бургеры, бунзеновские горелки, лейкопластыри, бейсболки и библии. Лишь в сфере политических институтов сохраняется впечатляющий плюрализм: множество стран, каждая по-своему, сопротивляется идее верховенства права с его защитой прав человека как основания полноценного представительного правления. А воинствующий ислам — как политическая идеология, так и религия — сопротивляется равенству полов и сексуальной свободе — западным стандартам конца XX века.

  Таким образом, не будет проявлением «евроцентризма» или (анти-«ориентализма») заявить, что возвышение западной цивилизации — единственное важное историческое явление второй половины II тысячелетия с Рождества Христова. Это очевидно. Проблема в том, чтобы объяснить, как это случилось. Что такое после XV века произошло с цивилизацией Западной Европы, что позволило ей превзойти казавшиеся недосягаемыми империи Востока? Конечно, это нечто большее, чем красота Сикстинской капеллы.»

   И, наконец, o главном:

    «Я хочу показать, что главными источниками могущества, отличающими Запад от остального мира, стали 6 групп уникальных институтов и связанных с ними идей:

   1. Конкуренция.

    2. Наука.

    3. Имущественные права.

    4. Медицина.

    5. Общество потребления.

    6. Трудовая этика.

   Пользуясь языком современного компьютеризированного, синхронизированного мира, скажу: таковы 6 «приложений-убийц», революционных новинок, позволивших западной оконечности Евразии доминировать над миром почти 500 лет.

   Прежде чем вы с негодованием возразите, что я упускаю некоторые важные аспекты вроде капитализма, свободы, демократии (или те же ружья, микробы и сталь), пожалуйста, прочитайте краткие определения:

   1. Конкуренция. Децентрализация политической и экономической жизни, явившаяся трамплином для национальных государств и для капитализма.

    2. Наука. Способ познания, объяснения и преобразования природы, давший Западу, кроме прочего, подавляющее военное преимущество перед остальным миром.

    3. Имущественные права. Верховенство права как способ защиты собственников и мирного разрешения имущественных споров, легшее в основу наиболее устойчивой формы представительного правления.

    4. Медицина. Область научной и практической деятельности, положительно повлиявшая на качество и продолжительность жизни сначала в западных странах, а затем в их колониальных владениях.

    5. Общество потребления. Образ жизни, при котором производство, продажа и покупка потребительских товаров (одежда и так далее) играют в экономических процессах центральную роль. Без общества потребления Промышленная революция была бы невозможна.

     6. Трудовая этика. Нравственная концепция и образ действия, возникшие отчасти в протестантизме, связывающем динамичное, потенциально нестабильное общество, созданное с помощью «приложений» №№ 1–5.»

  Пытаясь объяснить причины преобладания Запада, различные авторы говорили о климате, расе, религии и т. д. и т. п. Фергюсон относится к тем, кто предпочитает говорить об институтах. Мне этот подход представляется наиболее осмысленным. Впрочем, выделение именно шести групп институтов действительно может быть вызвано сторонними причинами, в том числе коммерческими (это единственный пункт, в котором я согласен с Холмогоровым). Я бы сократил их количество до четырёх. Начну с того, без чего можно обойтись.

  Трудовая этика. Работа Макса Вебера «Протестантская этика и дух капитализма» (1905 г.) вызывает споры с момента своего выхода в свет. Отчасти с ней полемизирует и сам Фергюсон. Например, он отмечает, что иудеи и католики в качестве капиталистов достигли не меньших успехов, нежели протестанты. К этому можно добавить, что как только начался бурный экономический рост в ряде дальневосточных стран, некоторые исследователи объявили о полном соответствии духу капитализма конфуцианской этики. В последнее время некоторые петромонархии Персидского Залива весьма удачно инвестируют, так что в ближайшем будущем кто-нибудь сможет обнаружить дух капитализма и в исламской этике тоже.

  Между тем на самом Западе сегодня дух капитализма прямо противоположен тому, который описан у Вебера. Ведь этот автор подразумевал под протестантской этикой в первую очередь бережливость и потребительскую скромность, выражавшуюся в отказе от роскоши в пользу инвестиций, но сегодня и корпорации, и частные лица предпочитают не делать накопления, а жить в долг. В сущности, Вебер описал лишь oдну, локальную модель поведения при капитализме. Зная всё это, Фергюсон тем не менее пишет о доверии, как о важном факторе банковского дела. Однако мусульманские и иудейские банки пользуются не меньшим доверием клиентов, чем христианские. Поэтому я не стал бы выделять трудовую этику в отдельный фактор западной гегемонии.

  Исключил бы я из этого списка и медицину, но по другим причинам. Фергюсон рассматривает успехи западной медицины как фактор, позволивший европейцам на рубеже XIX–XX веков проникнуть вглубь субсахарской Африки. До этого тропические болезни надёжно защищали чёрный континент от любого вторжения. В принципе, муха цеце в одиночку была сильнее любой существовавшей на нашей планете цивилизации. Но только до тех пор, пока в Африку не пришли французы. Кстати, описание системы здравоохранения во французских колониях и сопоставление британской и французской колониальной практики — одно из самых интересных мест в книге Фергюсона.

  Тем не менее я не стал бы выделять медицину в отдельный пункт. Европейцы не проникли бы в Африку без медицины, но они точно так же не достигли бы Америки без кораблестроения и не одержали бы побед над индийцами и китайцами без превосходства в вооружении и тактике. Современная медицина, при всей её важности — лишь один из результатов научной революции XVII века. Читая Фергюсона, я вспомнил, что задолго до успехов французского здравоохранения в Африке, в 1663 году, Франсуа Бернье стал врачом при двоpе Великих Моголов. Он обнаружил, что индийские лекари не имеют представления о человеческой анатомии — религия запрещала проводить вскрытия трупов как мусульманам, так индуистам. В то время Запад уже начал отрываться от конкурентов в области науки, и отрыв в медицине был частным случаем этого процесса. Поэтому я позволил бы себе включить медицину подпуктом в пункт наука.

   И мы получаем четыре группы институтов, обеспечивших Западу подавляющее преимущество над остальным миром: конкуренция, наука, право собственности и потребление. Под конкуренцией подразумевается свойственное Западу противоборство сословий, партий, корпораций, городов, стран, наций, церквей, идей и т. д. Под наукой — рациональный взгляд на мир. А уточнять, что такое право собственности или общество потребления, я думаю, излишне. Если принять тезис об этих четырёх столпах, на которых держится западное превосходство, то станет понятно не только то, почему Советский Союз потерпел историческое поражение, но и то, почему он не мог выиграть.

     Наука, в том числе фундаментальная, в Советском Союзе существовала, но в области гуманитарного знания она была фактически подменена марксистским шарлатанством (это касалось самых разных дисциплин, от литературоведения до экономики и от истории до философии). Советское потребление было по западным меркам весьма скромным, чтобы не сказать скудным (при этом сама идея потребления всячески осуждалась). Имущественные права жителей СССР были ограничены примерно до уровня прав, которыми обладали средневековые крепостные (на коммунистическом сектантском жаргоне это называлось запретом частной собственности при разрешении владеть личной). Политическая конкуренция была подавлена до степени создания однопартийной системы (позор, до которого не дошла даже Северная Корея). Одни опоры СССР просто отбросил, другие подпилил и в итоге фактически висел в воздухе, пока не рухнул.

   Возрождение исторической России и вхождение в западный мир — понятия если и не синонимичные, то очень близкие по сути. На практике и то и другое означает восстановление институтов, наличие которых делает Запад Западом (и прошлом делало Западом Россию). То, что мы наблюдаем в РФ сегодня — это, безусловно, огромный прогресс по сравнению с советским временем, но до полного восстановления четырёх групп институтов, делающих страну принадлежащей к западному миру, довольно далеко. Политическая конкуренция всё ещё в зародышевом состоянии, право собственности признаётся, но сплошь и рядом нарушается, потребление, увы, не дотягивает до западных стандартов (хотя по сравнению с советским временем разрыв сократился), научное мировоззрение освободилось от марксистских пут, однако тут же подверглось атаке со стороны религиозных обскурантов.

   Говоря хоть о возрождении отечества, хоть о его вхождении в западный мир, нужно всегда говорить об институтах и структурах. Культурологические аспекты имело бы смысл обсуждать лишь в случае, если бы существовали хоть какие-то сомнения в западном характере русской культуры. Однако сомнений не существует: всем понятно, что русские создали одну из несущих конструкций европейской цивилизации. Конечно, Запад мог бы существовать и без русских романов и русской музыки, но тогда у него было бы совсем иное лицо. В конце концов, Ниал Фергюсон не единственный, кто считает произведения Шостаковича музыкальной визитной карточкой ХХ века. Чтобы в этом убедиться, достаточно один раз увидеть, как в Маастрихте исполняют и слушaют Вальс номер 2: