Сергей Сергеевич Каринский (enzel) wrote,
Сергей Сергеевич Каринский
enzel

ПАЛ СЕРГЕИЧ

Раз уж нам предсказывают киснуть ещё около пяти лет в тупике развитого путинизма с ботоксным лицом, ничего иного не остаётся, как уйти в интро- или ретроспекцию. Для тех, кто помоложе – первое, ну а для тех, кому за – второе. Поскольку я из второй категории, продолжим мемуарную серию.

Это эпизод, относящийся приблизительно к 1970 г., времени моей учёбы в третьем классе московской средней школы № 622, что на Пустой/Марксистской ул., в нескольких шагах от Таганской пл. (о моём поступлении в неё см.: http://enzel.livejournal.com/199055.html).

После окончания уроков я оставался в школе, что называлось «продлёнкой». В это время полагалось делать домашнее задание, обедать и ходить на прогулку в находившийся неподалёку, на Таганской ул., Детский парк имени какого-то Прямикова (чекиста, как я случайно узнал совсем недавно). В нём, сразу за воротами, стояла белая гипсовая статуя Ленина, а на ограде была укреплена доска, из которой следовало, что В.И.Ленин выступал в этом сквере перед какими-то рабочими в 1918 году. Она висит там до сих пор. А вот статуи уже нет – из парков их всё-таки сочли возможным убрать. В парке этом мы находились час-полтора, после чего возвращались в школу, откуда нас около пяти вечера забирали домой. Кажется, в третьем классе уже можно было уходить домой самостоятельно.


Статуя большевика Ленина в парке им. чекиста Прямикова перед сносом в конце августа 1991 г. - был всё-таки такой период, короткий, правда, и местно-инициативный.


Помимо "мелового старика" был в детском парке и трамвайчик.

Продлёнка третьего класса была особой – появились художественные занятия. Точнее сказать, появился художник, по имени Пал Сергеич Гудков, который обучал детей начаткам рисования и искусствознания. По-видимому, Пал Сергеич имел какое-то художественное образование, но важнее было то, что он был педагог Божьей милостью. (Вполне возможно, что основным местом его работы был располагавшийся недалеко от школы, в Дурном/Товарищеском пер., Суриковский институт. Кстати говоря, вот этот-то переулок, с его дважды - даже трижды - дурным названием, и можно было бы переименовать в ул. Солженицына, вернув настоящее название Б.Алексеевской.) Он увлекал, заинтересовывал, внушал уважение и чуть ли ни преклонение со стороны своих учеников. Это то, что называется словом «харизма», т.е. дар. Кому-то это даётся от рождения, кому-то нет. В общем, это был Учитель. Во всяком случае, первый за все три года моей школьной учёбы и не исключено, что и последний. Он обучал нас карандашному рисунку, акварели, обязал прочитать какую-то книгу про цвета.

Он принимал в нас участие. Это проявлялось в том, что, единственный из наших учителей – а он не был нашим классным наставником, всего лишь вёл факультатив, – Пал Сергеич посещал дома своих учеников и вёл беседы с родителями. Помню этот его приход и в нашу квартиру, его слова о том, что детям непременно нужно какое-то занятие помимо школьной программы, чтобы ни в коем случае они не болтались во дворах, не лазили на стройки – это ведь так опасно! Надо сказать, что в то время нашу несчастную Пустую/Марксистскую уже сильно порушили, на нашей, левой, стороне только один наш дом, единственное капитальное строение, ещё держался, последним бастионом, под натиском сил разрушения. Но скоро пришёл и его черёд. Так что в его словах о стройках был свой резон. Пал Сергеич похвалил мои акварели и советовал не бросать (чего не случилось).


Наш дом в 1970 г.

Как он выглядел? Очень впечатляюще. Думаю, что ему было лет под шестьдесят. Он был высокого роста, с очень морщинистым, но каким-то благообразным и добрым лицом, с седоватыми, зачёсанными назад волосами, которые не держались и падали на его лоб. Сейчас, задним числом, можно попытаться реконструировать его судьбу. Примерно 1910 г.р., детство, пришедшееся на страшные послереволюционные годы, потом отрочество и юность в нэповские двадцатые, учёба в вузе в сталинские тридцатые, война. Войну он, скорее всего, прошёл от начала и до конца, был контужен (плохо слышал), кажется, носил на пиджаке какие-то ленточки. Никогда с нами о войне не говорил.

Я застал этих настоящих ветеранов, мучеников войны. Помню людей с ампутированными ногами, передвигавшихся по тротуарам на деревянных подставках с колёсиками, толкавшихся от асфальта маленькими дощечками с ручками. Их, как мне сейчас кажется, было ещё немало. Но больше было одноруких (с пустым рукавом, засунутым в карман пиджака) и одноногих на костылях. Много контуженных, людей с явными психическими расстройствами – страшная война кончилась только двадцать пять лет назад, и её жертвы были ещё живы. Два ветерана подрабатывали в Детском парке музыкантами: один играл на аккордеоне, другой разучивал с детьми слова и пел вместе с ними. Немолодые полноватые мужчины с залысинами, в чёрных засаленных пиджаках. Пал Сергеич был одним из тех, кому ещё повезло.

Но вот однажды он не пришёл на свой урок. Нам объявили, что он заболел. И произошло удивительное: дети решили пойти навестить своего учителя! Разумеется, я уже не помню, кому пришла в голову эта мысль – кому-то из нас, третьеклашек. И все тотчас её приняли и отправились в учительскую узнавать его адрес. Выяснилось, что живёт он около Новоспасского монастыря, у Спасской/Крестьянской заставы. Его высокая колокольня и купола были видны из нашей квартиры, это был такой настоящий старомосковский городской пейзаж, как я сейчас понимаю*. Идти было минут десять, но мне тогда казалось, что это уже какой-то другой район, одному туда ходить не полагалось. Но в толпе одноклассников не страшно и интересно.


Колокольня Новоспасского монастыря, 1974

И вот мы пришли в нему в гости. Кажется, большинство осталось стоять во дворе перед дверью в маленький дом, где он жил, а кто-то из нас зашёл внутрь и позвонил. Пал Сергеич вышел к нам в накинутом на плечи пальто – была зима, вид у него был смущённый и какой-то помятый, он что-то сказал глухим простуженным голосом, поблагодарил за внимание, и мы ушли.

Это был мой последний учебный год в той школе. Дом наш всё-таки сломали, мы уехали в новый район, я поступил в другую школу. Никакого Пал Сергеича там уже не было. Но была и ещё одна утрата, точнее, невстреча. На следующий год, как мне потом рассказывал мой школьный приятель, в наш класс пришла новая учительница пения. Её звали Алла Борисовна Пугачёва. В те времена она будто бы жила где-то в наших краях и подрабатывала уроками в близлежащих школах. Увы, стать одним из её учеников мне не довелось.


Ныне не существующий короткий Зонточный пер. у Спасской заставы: в подобном доме прошли детство и юность А.Пугачёвой, где-то неподалёку жил и Пал Сергеич
_________________________________
http://www.youtube.com/watch?v=vZQbIeCHk8g&list=PLLHjKKyQ4OaT4HRvCJ98Umfv9T1iFb0ov&index=62;
http://www.youtube.com/watch?v=kYT_9IyRn0g&list=PLLHjKKyQ4OaT4HRvCJ98Umfv9T1iFb0ov&index=63
Tags: patria minor, лирика, прошлое
У меня тоже в школе был прекрасный художник, учитель рисования. Из старой "ленинградской" интеллигенции. Вовремя я бросила это занятие, сразу после школы, а то зарились на меня педагоги. Совершенно упоительны были рассказы его на уроках о живописи - и о разных непостижимых вещах. Кому он это говорил, ребятишкам? Самому себе, видимо (имел слабость выпить).
Творческие и думающие люди в то время не могли реализовать себя в полном объеме, отсюда и все проблемы
И сейчас не очень-то. Интернет, правда, есть для самовыражения, но законодатели и эту проМблему обещают решить - к огромной радости серых графоманов, борцов с "пиратами"; да и о статье 282-й забывать не приходится.
Я-то понятия не имел, каким Пал Сергеич Гудков - вспомнил сегодня его фамилию - был художником. Впечатление, которое он производил, было иного рода - это была личность, и это была мужская личность, что особенно действовало на фоне женского царства советской школы. На одном этом примере можно понять, что такое была русская гимназия. У меня остались записки моего деда по отцу, где он описывает свои гимназические впечатления времён Великой войны. Они оставляют двойственное впечатление: с одной стороны, малое уважение к преподавателям, низкая дисциплина, а с другой, наличие одного - вокруг которого все группируются, на которого смотрят и внимают каждому его слову. Подозреваю, впрочем, что он был весьма левых убеждений.

Да, женское царство советских школ! Мужское влияние в моём городке можно было найти только в спортивных секциях.